Страница 17 из 131
Наконечник отложенной Танатом стрелы матово поблескивал чем-то черным, жирным…
Варевом, вышедшим из подземных болот.
Геката.
Вот видишь, Ананка, я был прав: я опять в битве. Вернулся воином, и расклад привычный, как в первых сражениях с титанами: горстка против войска, и не хватает только тебя – голоса, верного совета, направляющей руки…
Если бы ты хоть сказала, что мое противостояние с этим миром не заставит дрогнуть Гекатонхейров и раскрыться Великую Пасть – я и тогда бы успокоился.
Танат вдруг отставил – нет, отшвырнул – миску. Вытер пальцы о льняную ткань и прозвенел двумя словами:
– Возьми оружие.
Потом, не проявляя нетерпения, подождал, пока я встану, опояшусь и проверю клинок в ножнах.
Вел он долго. Без колебаний выбирал путь между комнатами и коридорами, не отвечал на подобострастные приветствия прислуги, вилял между колоннами, пролетал насквозь широкие чертоги, чуть обогретые факелами, и мелкие комнатушки, где было слишком душно, где валялись подушки и перья и пахло вином. Потом жилые помещения прошли, начались какие-то не до конца отделанные залы, в которые я ни разу не забредал… да что ж, Убийца, мой дворец лучше меня знает?!
В окованную позеленевшей бронзой дверку (пройдешь – не заметишь!) Танат протиснулся из-за крыльев с трудом. За дверью таилась тьма, не разбавленная светом факелов, пахло закисшим металлом, холодом камня и пустотой. Ступени из престарелой бронзы вели вниз и вниз, я закрыл глаза, привыкая, а нянька-тьма все не желала раскрываться.
Темно, как в Тартаре.
И мурашки по коже. Как в Тартаре.
И крылья Таната перестали шелестеть.
Только откуда-то издалека слабо тянет холодом. Спуск закончился, вот он – грубый, шершавый пол и одна-единственная стена, а куда она тянется и есть ли предел…
– В кольце Флегетона строил не только Крон.
Шагов Убийцы не было слышно. Но говорил он вблизи. Это зря, лучше б издалека говорил. Знаю я его повадки.
– Здесь пытались поставить дворцы Перс и те, остальные… кто был до него. Первым был дворец Эреба. Мы сейчас в его подземельях.
В подземельях подземного мира?
«Глубже только Тартар», – мягко подтвердила Ананка.
– В этих стенах живет память тех эпох. И их тень. Ты сейчас во тьме Эреба.
Удар пришел отдельно от голоса. Будто меч Убийцы не нуждался в руке. Или голос смерти может звучать без рта.
Клинок вспорол брюхо темноте, чудом не задел меня, я нырнул под него, не слушая, не видя… ощущая кожей. Меч в руках дернулся в ответ – мстительным хищником. Нашел противника, скрежетнул бронзой о железо.
Пустота под мечом. Дрожащие нити оттенков силятся – и не могут разорвать предвечную тьму, она что-то сегодня несговорчива и не хочет помогать невидимке. Не подскажет, откуда будет следующий удар: справа? слева?
Сзади!
Рубящий, в бок. Успел уйти, отразить можно даже и не пытаться, Убийца уже на другом месте, на этот раз чуть между лопаток не всадил. Пригнуться! Отскочить! Да где ж эта тварь железнокрылая, опять ушел?!
Он-то в темноте эребской как днем видит…
Лезвие ядовитым хоренышем высунулось из мрака, куснуло за руку, опять скрылось. Нет, на этот раз я достал его по крылу. Хотя что толку, у него ж крылья железные.
И ведь ни пером же не звякнет, когда так надо!
Ни дыхания противника, ни звука шагов, ни шороха одежд – нет противника, бесшумнее смерти – только достающий тебя отовсюду клинок, имя которому – неотвратимость. Мрак отрастил сотню жал: не отбей, не уклонись – вопьется, выпьет кровь и заменит ядом.
Я закрыл глаза, все равно оттенки искать было бесполезно. Эта тьма на стороне учителя, его нянька и колыбель. Смотреть надо глубже. Смотреть – в себя, где густо клубится другая тьма, которую я притащил с поверхности, из Черного Лавагетства, где таится что-то, острее меча, что нужно только разбудить и высвободить…
Расслабить мышцы – отпустить на свободу. Медленно дать перетечь силе в меч: это все равно дерусь я, мне бы только подловить его, чтобы разик… напрямик…
С Танатом всегда было непросто драться. Особенно друзьям. Врагов у него нет, вернее, нет смельчаков, которые бы так себя назвали.
Не знаю никого, кто был бы так разнообразен в бою: я помню, как дрался с молнией, помню ураган, целую толпу титанов (и все мечники!), помню рой стрел и огненную ярость драконов, неистовство шторма, ледяные воды, наверное, Стикса, помню, как его меч оборачивался жалом скорпиона, или болотной гадюкой, или падающей на землю звездой.
Сегодня это была многоголовая гидра, извивающаяся во тьме, жадно рвущая змеиными пастями с разных сторон, с холодной злобой бросающаяся на чужака: тот посмел влезть в любимое болото.
Змеиный шип. Шуршание черной чешуи по каменным плитам. Раззявленная жадная пасть с шеей из черного железа.
Змеиный шип. Холодок – легкий-легкий, такой бывает только от приближения неминуемого.
Звук столкновения металла с металлом, и вот уже другая голова, головы не перерубишь, их сотни, яд стекает по клыкам, и я уже почти не успеваю поворачиваться, чтобы ударить в ответ, я только скольжу, уходя от ударов.
Скалясь в темноту и заставляя проснуться то, что там, на дне, что острее клинка и тверже адаманта, то, что держит на себе оковы Тартара.
И один удар – всего один удар, с болезненным упоением...
Один удар – как бог.
Грохот. Звук скольжения по полу железных крыльев.
Оттенки вернулись внезапно, будто кому-то вздумалось притащить факел. Вылезли, закривлялись: обрисовали серое одеяние, разметавшиеся в падении волосы, распластавшиеся крылья…
Мой клинок у бледного горла. Разомкнувшиеся губы.
– Бездарно дерешься.
Еще миг – и я бы заржал. Хуже Жеребца.
Но Убийца не шутил. Просто высказал вслух то, что думал.
– Почему?
– Потому что не тем.
Первый учитель лежал на полу, раскинув крылья. Нерадивый ученик стоял над ним, упираясь ему в горло клинком.
– Это мой меч. Который я взял в случае надобности.
Он оттолкнул острие от горла и поднялся, прогремев крыльями.
– Разве я сказал: возьми меч? Я сказал взять оружие.
Возражения встали у меня поперек глотки.
– Где твой двузубец, невидимка?
Валяется, небось, где-нибудь в тронном зале. Или в спальне у стены – как поставлен с утра, так и стоит, и кованные морды псов кисло кривятся. Тяжелый, неудобный, громоздкий, при ходьбе мешает…
Танат вдруг оказался рядом. Бледный, с горящими глазами. Стиснул пальцами плечи – сдавил так, что даже сквозь груз Тартара почувствовалось. Выдохнул в лицо:
– Думаешь – чтобы стать Владыкой нужны дворцы? Суды? Поля Мук? Свита?! Владыке нужно одно – власть. Мощь. Где твоя власть, мечник-невидимка?!
Я вдруг понял: Убийца зол. Не просто зол – в белой ярости. Я-то за три сотни лет знакомства полагал, что его невозможно вывести из себя.
– Думаешь – здесь достаточно хватать то, что под руку попало, и бить как бог?!
– Тебе оказалось достаточно.
Он отпустил меня. Шагнул назад, сменил яростный блеск в глазах прежней холодной пустотой.
– Не я твой противник в этой битве. Сегодня ты видел начало. Тебя испытали. Как я сейчас. И ты…
– Я бездарно дрался.
Мечом, как бог. Как воин. Как жертва. Когда должен был – мановением руки, приказом, истинной властью…
Миром, которого у меня нет.
Можно сказать – развязал руки заговорщикам. Потому что если сегодня было лишь начало и испытание, то потом…
– Что они сделают? – спросил я.
Лицо Таната смутно белело в темноте.
– Ты знаешь, что такое бунты, невидимка.
Карателю Олимпа – еще бы не знать. Столетие подавлений восстаний и расправ над мятежниками. Впрочем, мне редко когда удавалось увидеть все с самого начала, всегда – разгар или конец.
Пепел в воздухе, оторванные конечности, воющая, обезумевшая толпа, прорывающаяся ко дворцу ставленников Зевса, кандалы или обугленные кости, летящие в солому крыш факелы…