Страница 8 из 11
– Он является свидетелем.
После посещения агентства спешу на вокзал.
Оставляю машину в тени переходного моста и легко взбегаю по серпантину лестницы к пригородным кассам.
У автоматов суетятся люди преклонного возраста с ведрами, корзинами, рюкзаками. Они, с беспокойством поглядывая на табло, бросают монеты в щели кассовых аппаратов. Аппараты удовлетворенно гудят и высовывают зеленые язычки билетов. Заполучив желанные прямоугольнички, пассажиры несутся по мосту, напоминая слаломистов.
Не рискуя вклиниваться в толпу дачников, издалека рассматриваю огромную схему зон пригородного сообщения. Зоны обозначены жирными полосами основных цветов радуги. Соответствующие кружочки – станции. Картинка не очень веселая: слишком много синего цвета. Это все третья зона! Здесь и Первомайка, и станция Мочище, и Пашино, и Обь, и Речпорт…
Одна из племянниц Стуковой проживает на улице Красный факел. Это – Первомайка. Другая племянница – на станции Мочище. Получается, любая из них могла обронить тот билет стоимостью двадцать копеек…
Магазин «Топаз» расположен в доме, выстроенном в стиле барокко пятидесятых годов нашего столетия. Сидящий у входа курносый сержант милиции расплывается в радушной улыбке:
– Здравствуйте, Лариса Михайловна!
Пытаясь вспомнить, где видела его, скованно улыбаюсь:
– Здравствуйте…
– Дежурю вот. Начальник говорит, посиди, мол, Борис Окуньков, пока в этом магазине.
Благодаря этой неуклюжей подсказке вспоминаю, при каких обстоятельствах познакомилась с Окуньковым. Правда, тогда он лежал на больничной койке и из-под бинтов были видны лишь веселые глаза, вздернутый нос и несколько веснушек. Борис задержал особо опасного рецидивиста, и это стоило ему двух месяцев госпиталя и многочисленных бесед со мной. Допрашивала его в качестве потерпевшего.
– Здравствуйте, Борис, – говорю я, невольно заражаясь оптимизмом сержанта.
Намереваюсь немного поболтать, но замечаю у прилавка знакомую фигуру, близоруко склонившуюся над разложенным по черному бархату столовым серебром. Подобно гранитному монолиту, над стеклом нависает не кто иной, как Гаргантюа из строительного управления.
Всегда настороженно отношусь к неожиданным встречам. Вообще, случайности раздражают меня. Однако проходить мимо человека, с которым еще вчера состоялась дружеская беседа, просто невежливо.
Пристраиваюсь рядом с Киршиным. Он поглощен лицезрением ложечек, вилочек, ножей и прямо-таки поедает глазами витой подстаканник с замысловатым вензелем и двумя полуобнаженными нимфами. Подстаканник хорош, но цена…
Дотрагиваюсь до круглого локтя Киршина:
– Чудная вещичка…
– Изумительная, – выдыхает он, не отрываясь от созерцания.
– И вот эта соусная ложка, – продолжаю я.
Киршин переводит взгляд с полюбившегося подстаканника на матово поблескивающую ложку, потом оторопело смотрит на меня. Белесые бровки вопросительно изгибаются. Во взоре появляется огонек узнавания. Уголки губ растягиваются, раздвигая свисающие щеки.
– Товарищ следователь?! – пищит Киршин. – Вот не ожидал… Тоже серебром интересуетесь?
– И серебром тоже…
– Стуковские побрякушки ищете?
– А вы?
– Люблю серебряную посуду, – мечтательно закатывает глазки Киршин, но тут же лукаво подмигивает: – Смотреть…
Машинально отвечаю ему тем же. Это сбивает Гаргантюа с толку. Выпятив живот, он медленно произносит:
– И покупаю… Иногда… Вот и сегодня зашел. У жены скоро день рождения, – он снова становится насмешлив: – Чтобы и ей приятно, и в доме польза…
Извинившись, Киршин плывет к выходу. Когда дверь за ним захлопывается, сержант окликает меня:
– Лариса Михайловна, это ваш знакомый?
– Нет, свидетель.
Окуньков кивает с видом человека, чьи самые худшие подозрения начинают оправдываться:
– Так и думал… Часто он тут бывает. Поварешки берет серебряные, ложки какие-то чудные… Зачем?.. Ведь та же поварешка в хозяйственном рубля три стоит.
– С серебра кушать полезно, – доброжелательно улыбаюсь я и, надеясь на наблюдательность Окунькова, спрашиваю: – Речники в магазине бывают?.. В скупку не приходил человек в форме речника?
Борис смешно морщит нос, отрицательно крутит головой:
– Не видел. Спрошу у напарника. Если появится, задержать?
– Не надо. Узнай у товароведа, что за человек, и позвони мне. Кстати, товароведа как зовут?
– Вероника. По отчеству не знаю, – разводит руками Борис.
Для меня всякое имя имеет свой образ. Вероника – всегда ассоциируется с чем-то воздушным, утонченным. Когда вхожу в кабинетик товароведа-оценщика, этим ассоциациям приходит конец.
У шкафа перелистывает каталог Ювелирторга рослая красавица, чьи формы могли бы привести в восторг самого Рубенса. Со стены задумчиво улыбается пышная блондинка с гладко причесанными волосами, рекламирующая драгоценности. Двух красавиц на столь небольшое помещение явно многовато.
– Что у вас? – с профессиональной вежливостью в голосе спрашивает Вероника.
У меня есть удостоверение, и я показываю его. Вероника тем же тоном предлагает сесть и интересуется, чем может быть полезна.
– Вам направляли список драгоценностей…
– Да, мы получали, – соглашается товаровед.
– Из того, что указано в списке, что-нибудь поступало?
Это я спрашиваю на всякий случай, так как в сопроводительном письме Валентины была просьба немедленно сообщить, если кто-нибудь принесет ценности, похищенные из квартиры Стуковой.
Вероника неопределенно пожимает плечами и начинает перекладывать на столе бумаги. Затем, виновато улыбнувшись, выдвигает ящик.
Удерживаюсь от реплик. Хотя очень хочется высказать свое мнение по поводу отношения некоторых граждан к письмам правоохранительных органов. Особенно к таким. Оно должно лежать на самом видном месте. Под стеклом.
Гляжу на перетряхивающую содержимое ящиков Веронику и убеждаюсь, что не зря заглянула в «Топаз».
– Вот оно! – победно восклицает Вероника, вытягивая на поверхность лист бумаги со знакомым угловым штампом нашей прокуратуры. – Я же говорила, мы получали!
Хмыкаю с изрядной долей сарказма, и щеки Вероники покрываются румянцем, пробивающимся сквозь плотный слой тон-крема.
– Извините, столько документов… За всем невозможно уследить. А я еще болела полторы недели.
Предлагаю вместе проверить, не сдавались ли в августе драгоценности Стуковой. Вероника облегченно вздыхает и подает большую книгу:
– У вас изделия с камнями, у меня – без…
Работаем в полной тишине. Идиллия.
Натыкаюсь на браслет с гранатами, который сдал в магазин некий Карпов В. Е. Сдал четвертого августа.
– Стоп! – вырывается у меня.
Вероника привстает и заглядывает в книгу:
– Это я принимала…
Смотрю на ее растерянное лицо. Прошу отыскать квитанцию. Вскоре квитанция у меня в руках.
Карпов Виктор Егорович, проживающий по улице Буксирной. Это остановочная площадка «Речпорт»! Опять третья зона! Неужели тот самый капитан?!
– Как он выглядел?
Вероника очень хочет помочь. Она закусывает губу, стискивает пальцы, на лице – сосредоточенность.
– Не помню… – жалобно говорит она. – Обыкновенно выглядел. Невысокий.
Будь у меня рост, как у Вероники, мне бы и мой Толик казался маленьким, несмотря на его сто восемьдесят один сантиметр. Вот и принимай свидетельские показания за чистую монету. На все приходится делать поправки: на образование, возраст, жизненный опыт, профессию и даже на рост.
– А приметы? – уже теряя надежду, спрашиваю я.
Результат тот же – никакого результата. Слишком много людей проходит перед глазами товароведа-оценщика ювелирного магазина.
– Браслет не продан?
Вероника оживляется:
– Нет. Принести?
– Желательно.
Вернувшись, она кладет передо мной небольшую коробочку. Коробочка древняя, вероятно, еще из запасов родителя покойной. Серая тисненая кожа истерлась от прикосновений множества рук, уголки оголились до дерева, медный замочек позеленел и при нажатии издает тоненький писк.