Страница 9 из 12
Про стычку с Романьковым
Возвращаемся в Раубичи в феврале 1986-го. Жданович уехал на юниорское первенство мира, а за старшего Эрнест Владимирович Асиевский, тренер Романькова. Но я почувствовал уже иное отношение к себе.
Фехтую с Апциаури на тренировке. Вовка останавливается: «Чего-то наконечник откручивается, подержи катушку, Ильгар». Я держу катушку. А Романьков дрался на соседней дорожке, и у него белый фонарь загорелся. Он ко мне: «Ильгар, дай катушку!» «Вовка вернётся, потом бери» «Пока он вернётся, у меня бой закончится». Отдал катушку Саше.
Апциаури вернулся. Саня проиграл. Мы стоим ждём, когда Романьков катушку вернёт. Я спросил: «Сань, катушку отдашь?» В ответ: «Совсем обалдел, тратата!».
Отстёгивает карабин и бросает катушку – она улетает в сторону. «Пошёл на…», – слышу от Романькова. «Иди сам туда же», – обменялись любезностями. Я поворачиваюсь и получаю удар рапирой наотмашь по спине. Не раздумывая, отвечаю тем же. Романьков просквозил мимо к Асиевскому: «Или он, или я?» Не трудно догадаться, кого выбрали.
Собирается тренерский совет вместе со спортсменами. Решение: отчислить Мамедова со сборов за неспортивное поведение. Я попытался вставить, что тебя бьют, оскорбляют – это по-спортивному? Меня не стали слушать: «Всё. Завтра уезжаешь». Все молчат.
Вечером кто-то ко мне подходит: «Мы перерешили: на сборе остаёшься. Но в Венгрию на турнир не летишь».
А на следующий день выходной. И все укатили в Минск. Стою один на остановке, жду автобуса, чтобы отправиться следом. Вдруг останавливаются «Жигули», бордовая «семёрка». Романьков: «Ты куда, в город? Садись, подвезу».
В поездке мы не произнесли ни слова.
Встретился с девушкой, погуляли по Минску, потом пошли в ресторан. И там встретил Вовку Апциаури и Гегама Оганесяна с девчонками из местного института физкультуры, мы давно были знакомы. Зная, что нахожусь под контролем, не пил совсем, в отличие от коллег. С большим трудом вытаскиваю ребят из ресторана – время поджимало.
Приехали в 23.03 – на три минуты опоздали. Асиевский и Балаян стоят внизу. «Ты пил?» – ко мне. «Нет». «Смотри, сейчас будем проверять». «Пожалуйста, проверяйте». Гегама спрашивают, в ответ: «Чуть-чуть». Апциаури: «Одын стаканчик». «Идите спать!» Минут сорок пудрили мне мозги. Я даже фразу бросил: «Да хоть судмедэкспертизу вызывайте, я не пил». «Иди, завтра разберёмся».
На следующий день утром объявляют: Мамедова отчислить со сборов теперь за нарушение спортивного режима. А вечером новая установка: остаёшься, но с турниром в Венгрии не известно. «Так я же туда и так не еду?» «Может быть, поедешь».
Через пару дней возвращается Жданович. Решение старшего: в Венгрию едешь, но деньги не обмениваешь. А до этого, когда в январе были в Париже, Вовка Лапицкий понакупал себе много разных вещей. И его остановили на таможне. Решение было странным – все эти вещи без права ввоза в СССР. А ещё и Анвара прихватили, хотя у него кроме двух пар джинсов и пары костюмов ничего особенного не было. Объяснительные с обоих потребовали. И Анвар стал писать какую-то глупость. Его тоже решили наказать.
Но Лапицкий, хитрый малый, сделал доверенность на Апциаури, а Анвар на меня. Чтобы мы могли забрать вещи со склада временного хранения в Шереметьеве и вывезти их. И Жданович, которому добрые люди тут же обо всём доложили, почему-то подошёл ко мне, а не к Вовке: «Если хоть одна вещь в страну вернётся, ты – не выездной».
Разумеется, всё ввезли. И в автобусе, который нас встречал, объявляют фамилии тех, кого приглашают на сбор перед «Боннским львом». Мамедова не назвали. Спросил, по какой причине. Услышал невразумительное: «По причине неконтактности». И я был невыездным целый год. После турнира Тарлея 1986 года следующим стал турнир Тарлея 1987 года.
Про Бориса Корецкого
Тому же Борису Корецкому свыше было дано стать именно фехтовальщиком. В 1977 году в Баку проходило первенство СССР среди юношей, и там я впервые увидел Борю. Он уже тогда был для нас кумиром и предметом для подражания. И летом на даче по периметру бассейна я ходил в фехтовальной стойке, подражая движениям, которые подглядел у Корецкого.
А потом мы оба оказались в «Динамо» у одного тренера – Гарика Арменаковича Балояна. В то время счет в фехтовании в «олимпийке» вели до 10 уколов, чуть позже до 10, но с непременной разницей в два балла и с потолком в 12 уколов. И поначалу Боря давал мне фору в 8 уколов, и я не мог у него выиграть. Разумеется, разница в возрасте – без малого пять лет – имела большое значение. Но со временем всё изменилось. Кроме характера Корецкого.
Я – человек слова. И если я кому-то что-то пообещал, то сделаю всё, чтобы сдержать данное слово. И на дух не переваривал людей, которые поступают иначе, не отвечают за обещанное.
Декабрь 1985-го. Кубок СССР в Харькове. Ко мне подходит Корецкий: «Ильгар, я могу вылететь из третьей ступени. И мне надо, чтобы Макс Хотенко, твой друг, мне бой отдал». А перед этим был ещё какой-то турнир, в котором Корецкий и Хотенко оказались в аналогичной ситуации. Только тогда для Корецкого тот бой ничего не решал, а для Хотенко наоборот – мог помочь пройти в следующий круг соревнований. Ну и Макс попросил, чтобы я поговорил с Борей. Но Корецкий тогда заартачился, и выиграл. И в Харькове я Боре говорю: «Ты же месяц назад просьбу Макса проигнорировал. А теперь хочешь, чтобы он пошёл тебе навстречу?» Понятно, что уже москвич не соглашался ни в какую. Но всё-таки удалось его уговорить с «железобетонным» обещанием Корецкого «вернуть должок» при первой же необходимости. В общем, Хотенко тогда согласился, только потому что я попросил. Боря выиграл и прошёл дальше и дальше, и в итоге стал обладателем Кубка страны.
А в январе 1986-го – турнир сильнейших в Стайках. Система соревнований мне нравилась, потому что соперничали каждый с каждым, «накушиваешься» по полной, но и пользу получаешь огромную. Победы суммируются, и у кого их больше попадает в финал А, у кого меньше – в финал Б и так далее.
У меня бой с Корецким. Веду 4:2. А тогда договорённости между нами были такие, что если ты первым набираешь 4 укола, то отдаёшь сопернику уколы до 4-х (для коэффициента) и автоматически выигрываешь. Но это же Корецкий! Он сравнивает счёт, но я спокоен, что последний укол за мной. Не тут-то было! Боря делает быструю атаку на подготовку, и фонарь горит на его стороне. Я не попадаю в финал А.
Естественно стал выговаривать земляку, что так не делают. Раньше он подвёл моего друга, теперь «кинул» меня. В ответ услышал: «Извини, рефлекс сработал». Знаю я эти рефлексы!
Февраль. Ленинград. Гостиница «Октябрьская». Бог наказал Борю – в одном из столкновений он сломал большой палец на правой ноге. И не мог надеть нормальную обувь – из Баку он летел в адидасовских шлёпанцах, разумеется нога в тёплом носке. Там мы готовились к «Ленинградской рапире». Но Боря толком не тренировался – куда с такой-то ногой.
Начался турнир. У меня предстоит непростой бой с Лапицким. Подходит Хотенко: «У меня бой за вход в «шестнадцать» с Корецким. Напомни ему, он же должен долг вернуть». Иду к Боре: «Ты помнишь про своё обещание – отдать бой Хотенко?» Тот юлить начал: «Мы тогда на пять фехтовали». «Причём пять или десять – он пошёл тебе навстречу, ты после этого выиграл Кубок». «Ладно, ладно».
Я выигрываю свою встречу. Не успеваю отключиться от аппарата – на соседней дорожке крики, шум, гам. Иду туда. Макс возмущённый: «Боря у меня выиграл!» Я к Корецкому: «Ты что сделал? У тебя опять рефлекс сработал?»
Я даже представить не мог, что подобное возможно. Во мне всё кипело. И тут за Корецкого вступился Балоян: «Это мы все плохие, а ты один хороший». Я ничего понять не мог: выходит, я один такой ненормальный, ратовал всё время за порядочность и справедливость. А эти два человека, с которыми я многие годы прожил бок о бок, просто использовали меня, когда им это нужно было? «Ладно, – говорю. – Хорошо. Теперь нам с вами не по пути – вы идёте своей дорогой, я – своей». Повернулся и ушёл. Так завершилась моя динамовская эпопея. Но всё происшедшее меня удивило. То есть, для этих людей синица в руках оказалась важнее, чем журавль в небе.