Страница 2 из 8
С Джорджем Макмилланом Владимир Воротынский познакомился в 1865 году, когда дядя первого – Тревор Макмиллан, видный специалист в области садоводства и благоустройства усадеб, приезжал вместе со своим племянником по просьбе князя Александра Фёдоровича Воротынского в усадьбу Краснопольцы, для помощи в обустройстве парка. Тогда Макмилланы пробыли в доме Воротынских два месяца и за это время юноши сдружились. Потом они виделись пару раз в 1866 году – в Бельгии, куда Владимира возили на воды, в 1869 – в усадьбе родственников Воротынских – Ахматбеев в Диканьке и в 1873 – в Праге. В остальное время Воротынский и Макмиллан регулярно переписывались.
Когда же в августе 1875 года Владимир Воротынский получил приглашение Макмиллана приехать к нему в Инвернесс, то по причине своей истинно славянофильской натуры, не переносившей ничего англо-кельтского на дух, думал отказаться, но после нескольких дней тщательных раздумий, всё же решился посетить старого друга. Первого сентября наметив маршрут своего путешествия, и собрав всё необходимое, вместе со своим слугой, старым Пахомом, сел на поезд до Варшавы, оттуда добрался до Праги, через Вену и Париж, в Кале, на пароме до Дувра, а там, через Лондон, на поезде до Инвернесса.
Они с Макмилланом уже ходили на волка, на перепелов и на куропаток, рыбачили в Нессе, ездили к Макинтошам на чай, а сегодня дегустировали бургундское 1790 года. Князь говорил на английском совершенно свободно, был начитан, умён, артистичен, но самолюбив. Он был высокого роста, на две головы выше среднестатистического мужчины, худощав, но без вредных привычек. Одет с иголочки – дорогой фрак, жилет, широкий галстук с алмазной булавкой, серые брюки в полоску, серебряные карманные часы на цепочке от «Breguet», с дарственной надписью: «Свѣт. кн. Владиміру Воротынскому въ благодарность за усердную службу. Вел. князь Николай Николаевичъ. 1867». На пальце перстень с фамильным гербом, а на ногах лакированные, скрипучие туфли. Ухоженные усы и борода, напоминавшая запущенную эспаньолку, зачёсанные волосы тёмно-русого цвета, голубые глаза и благородный профиль. Всё выдавало в нём эгоиста и при том, очень состоятельного и хозяйственного человека.
Вторым же гостем Макмиллана была девушка, в кою тот был тайно влюблён – графиня Алиса Элизабет Миллисент Мэри Сатерленд-Левенсон-Говард, дочь богатого землевладельца Уильяма Джорджа Гренвиля Сатерленда-Левенсона-Говарда, третьего герцога и двадцать первого графа Сатерленд, лорда Стрэнвера, шотландского баронета и пэра, главы (тана) клана Сатерленд, владельца прекраснейшего замка Дандромин и множества дворцов. Несмотря на своё более чем благородное происхождение, графиня была обучена немногому из того, что полагалось светской даме в Великобритании в викторианскую эпоху. Из всего того она умела лишь играть на пианино, чем и занималась в этот момент, ездить верхом и изящно кланяться. Вдобавок, графиня находилась в напряжённых отношениях с родителями, так как те во многом ограничивали её. Оттого, большую часть времени Алиса жила на окраине Инвернесса, в съёмном домике, вместе со своей нянькой, заботливой старушкой миссис Штакенблюм. Не смотря на проблемы со светским воспитанием, Алиса Сатерленд была невероятно привлекательна. Симметричный овал лица, тёмно-зелёные глаза, светло-русые волосы, изящная, стройная фигура, аккуратный носик, ровные арки бровей и прелестная, бархатная, фарфорового цвета кожа. Хоть Алиса и была начитанна, и обладала обширным словарным запасом, в вопросах поддержания мужской беседы была несведущей абсолютно, и в крикет играть не научилась, что не нравилось всем женихам. Всем, кроме Джорджа Макмиллана. Рано осиротевший, он тоже выделялся из массы остальных представителей шотландской знати. Он был довольно прост, иногда бестактен и бескультурен, мог запросто забыть какое-либо данное ему поручение, или потерять важную бумагу, но при всём этом отличался романтичностью, мечтательностью и быстрым математическим умом. В 17 лет Джорджем уже были изучены труды всех видных физиков того времени, евклидова геометрия и право. Но особо выделялся Макмиллан склонностью к изучению различного рода бесовщины, мистики, столоверчению и прочим, модным в то время в Англии абстрактно-колдовским вещам. В подвале своего дома, Джордж Макмиллан оборудовал алхимическую лабораторию, на что истратил треть отцовского состояния. В ней Джордж корпел над созданием различных магических вещиц, чем очень настораживал местных церковников и давал всем соседям и знакомым хороший повод для сплетен и кручения пальцем у виска.
Через приоткрытую дверь кабинета с первого этажа доносились звуки фортепьяно. Макмиллан, до того искавший в ящиках стола ключи от винного шкафа, бросив это бесполезное мероприятие, встал и подошёл к окну, пытаясь сообразить, куда же он их задевал и одновременно прислушиваясь к голосам на первом этаже.
– Вы, графиня, знаете, где господин Макмиллан пропадает ночами? – спросил облокотившийся на каминную полку князь Воротынский.
– Мне глубоко безынтересно это, Ваша Светлость… – ответила было графиня, не прекращая играть и не отрывая взгляда от клавиш, делая вид, что ей и в самом деле не интересно, но всё же, любопытство, в конце концов, взяло верх, и после небольшой паузы Алиса спросила – Где же?
– Ищет философский камень… – с ироничной улыбкой ответил князь.
– И как, успешно? – делая вид, что не понимает, о чём идёт речь, интересовалась пианистка.
– Увы, нет…
Макмиллан постоял у окна, почесав затылок, а затем, осознав, что уже и забыл, что он потерял, спустился к гостям. Он встал на третьей снизу ступени лестницы, в длинном халате поверх костюма-тройки, с бокалом вина в руке:
– Не пора ли нам, любезный Вова, открыть коньяк 1825?
– Думаю, на сегодня, дегустация окончена, джентльмены – мисс Сатерленд прекратила играть, и встала из-за пианино.
– Но мы же только начали… – обиженно оправдывался Джордж.
Графиня громко стукнула крышкой рояля, отчего его струны задрожали:
– Нет! Вы, господин Макмиллан, видимо забыли, что было в прошлый раз, когда приехал Ваш кузен-пьянчужка, как же его…
– Айзек – вздохнул Джордж, подходя к Алисе.
– Вот-вот. Когда мы отмечали Ваш день рожденья, он принёс целую бочку скотча и выпил её один. Потом его понесло купаться, а ведь был апрель! И что же?
– Да-да-да… – закивал Макмиллан, в надежде успокоить графиню.
– Он сам чуть не утонул и дядю Смита, что кинулся его спасать, мог утопить!
– Ладно, ладно, хватит вам… – вступился князь Воротынский – Успокойтесь, графиня, мы с Джорджем не выпьем больше, чем налито сейчас в наших бокалах.
Комната была тускло освещена свечами на больших и малых бронзовых канделябрах, у стены, украшенной одинокой тоскливо-мрачной картиной, с изображением разбитой лодки на берегу озера, в холодном ночном лунном свете, стояла софа, напротив которой журнальный столик и два стула из одного гарнитура. На противоположной стене висело разнообразное оружие: шпаги, ножи, арбалеты, луки, мушкеты и русская казачья шашка, привезённая в дар князем Воротынским. На полу лежал тонкий персидский ковёр, над камином висела кабанья голова, а на каминной полке стояла оловянная кариатида. Третья же стена была увешена немногочисленными портретами и дагерротипами членов семьи Макмиллан, а вверху, под самым потолком, на высоте почти трёх метров, висел родовой герб: две руки, заносящие меч.
– Завтра пойдём на кабана, Вова? – спросил Джордж, поставив на журнальный столик порожний хрустальный бокал.
– И не устали вы ещё от охоты, джентльмены? – спросила, со вздохом опустившись на софу мисс Алиса.
– А чем, мисс Салитренд, здесь ещё заниматься? Такие чудесные горные леса, изобилующие зверьём, столь романтичная погода… неужто, скажите, идти на приём к каким-нибудь Макентайрам, танцевать с шотландскими нимфами чечётку?
– Она Сатерленд, Владимир – сквозь улыбку проговорил Макмиллан.
– Ну, почему же к Макентайрам, можно и к Грантам в Кингасси. Они приглашали на обед…