Страница 3 из 8
Открытая дверь, запах щей, на столах - кутья, как и положено на поминках. Портрет Вали - молодой, улыбающейся, веселой.
Он помнил это фото - семь лет назад, вернувшись из очередной командировки, позвал Вальку с Нюськой погулять в городской парк. Катались на лодках, на каруселях, сидели в кафе, ели мороженое, разговаривали. Валька тогда пыталась ему впарить очередную претендентку на руку и сердце - врача-косметолога из салона красоты. Молодая женщина, приятная, фигуристая - они встречались около года, даже пожили вместе в квартире Николая, пока он не улетел в командировку. Вернулся через два месяца - записка, и ключи: "Прости, но такая жизнь не для меня. Мне нужен муж дома". Он ей больше не звонил. Права она, что поделаешь?
Негромкие голоса, незнакомые лица - кто они, эти люди? Зачем тут? Суетятся, какие-то женщины ходят, разливают борщ, компот. Отвратительный приторный компот, коричневый, как глина, в которую закапывают покойников.
Николай ненавидел этот компот. Он возненавидел его на поминках родителей, и ненавидел всю жизнь, как символ смерти, тлена, как символ разрушения счастья.
Нюська сидела с угла стола - молоденькая, красивая, и потухшая. Черный платок, напяленный кем-то из бабулек- организаторов, контрастировал с блузкой и серыми брюками, светлыми, почти белыми. Валька ненавидела черный цвет, искореняя его везде, где можно, и приучила к тому свою дочь. Он для нее был символом смерти и напоминанием.
Когда Николай вошел в двери, бормотанье стихло, и все оборотились к нему, как и соседи пять минут назад, на улице. Они будто чего-то ждали - лица, глаза, любопытство и сочувствие - искреннее, и напускное. На поминках всегда бывают люди, которые желают на халяву поесть. Русский обычай это поощряет - чем больше знакомых и незнакомых помянут покойника, тем легче ему будет на том свете. С чего решили, что именно так и будет - неизвестно. Просто решили, и все. Видимо - так легче принять факт того, что близкий тебе человек уже никогда не вернется назад, не сядет в свое любимое кресло, не обнимет, не прижмет к груди. Ни-ког-да. Страшное слово...
Нюська заметила его самой последней, она будто впала в ступор, глядя перед собой в пространство, а когда заметила - сорвалась с места, уронив стул, и бросилась к Николаю, ударив его кулаками по груди:
- Будь ты проклят! Проклят! Где ты был?! Где ты был, когда мама умирала?! Почему не защитил ее?! Почему?! Ты ведь говорил, что не дашь ее в обиду! Что всех за нее порвешь! А ты...а ты...
Она захлебнулась слезами, побелевший Николай обхватил ее за плечи, яростным, кинжальным взглядом обведя комнату по кругу. Глаза сразу потупились, взгляды уткнулись в чашки - люди сделали вид, что ничего не заметили. И тогда Николай увлек девушку в другую комнату - благо, что их было тут предостаточно.
Взгляд разведчика автоматически отметил, что в квартире неожиданно пусто - Валя любила загромождать комнаты диванчиками, диванами, тахтами, пуфиками и всякой такой мещанской ерундой, смеясь говорила, что настрадалась в детстве, когда он сталкивал ее с единственного дивана напротив телевизора, и теперь отыгрывается за всю свою юность.
А еще она любила картины - скупала всякую дребедень, мня себя маститым искусствоведом - наивная, ей всучивали всякую мазню, то "под Айвазовского", то "под Врубеля", и она искренне считала, что этот кич стоит своих денег, и что ее вложение с каждым днем растет в цене. Как ни странно - ей везло, и картины, которые Николвй считал совершеннейшей дрянью, вдруг кто-то покупал, и прибыль, бывало, составляла тысячи процентов.
"Дурочкам везет!" - смеялся он, а Валя лишь хохотала и норовила выдать ему пендаля - "высокие братские отношения!" - как однажды хихикая определила Нюська.
Не было и каминных часов, купленных Валей где-то в деревне, совершенно случайно и глупо - зашла купить молока и увидела эту монументальную штуку, покрыткую куриным пометом. Отремонтировали, отчистили - ей предлагали за них пять тысяч баксов, но Валя не отдала, считая, что часы стоят гораздо дороже. Скорее всего, так и было.
Тут же заметил разбитое, перекошенное пластиковое окно - по нему будто кто-то ударил - со всего размаха, тяжелым табуретом, проламывая сразу помутневший прозрачный пластик.
Не было люстры, которая висела в зале, вместо нее пустой крюк, и с замиранием в сердце Николай понял - тут. Она - повесилась тут.
В спальне Нюськи остался только старый стул с высокой спинкой, да табурет - оба остались еще от родителей. Старые, но крепкие, как и многое из того, что делалось в советское время. Их давно следовало выкинуть, но рука не поднималась - на этом стуле любил сидеть отец, а этот табурет мама придвигала к столу, когда приходил кто-то из гостей. Дерево хранило тепло рук родителей, и выбросить их означало истончить и так уже тонкую нить, протянувшуюся в прошлое.
Николай усадил Нюську на стул со спинкой, сам уселся на табурет, широко расставив колени и наклонившись вперед, к заплаканному лицу, с которого слетел европейский лоск. Теперь это была просто зареванная русская девчонка, только что похоронившая маму. И плевать ей на всю Европу, и Америку вместе взятые! Пусть они сдохнут! Лишь бы мама жила...
- Что случилось, Нюся?! - максимально бесстрастно, подавив порыв крикнуть спросил Николай. Его потрясывало, как перед боем, но железная воля подавила дрожь - как и обычно, как и всегда.
- Мама повесилась - бесстрастно, пусто прошептала девушка - Взяла, и бросила меня! Бросила! Она меня бросила! И ты бросил!
- Я не бросал! Я был в командировке! - проскрипел зубами Николай - Рассказывай по порядку! Ну!
Последнее слово он произнес яростно, выдохнул, будто жаром пыхнула огромная сталеплавильная печь, и Нина чуть отшатнулась, будто испугавшись его порыва. Потом вздохнула, и так же пусто, бесстрастно начала рассказ:
- Она в долгах запуталась. Насколько я поняла - взяла большой кредит на что-то, на что - не знаю. Миллионы долларов! И ее кинули. Подробностей не знаю - ты же знаешь...знал маму, она насчет работы молчит, как рыба. Мол - не твое дело. Ну вот...начали на нее наезжать - бандиты приходили. Коллекторы, вроде как...соседи рассказали. Кричали, ругались. В общем - все очень плохо. Она записку оставила, что перевела на мой счет какие-то деньги, я еще не проверяла. Написала, что виновата передо мной, и перед тобой, дядь Коль... Что вложила деньги, и ее обманули, а теперь угрожают, и чтобы уберечь меня - она приняла такое решение. Вот и все.
- Господи, да почему же она ко мне не обратилась?! - простонал Николай - Ну почему, почему?!
- Тебя не было - просто сказала Нина, и потерла лоб - Да и что бы ты сделал? Денег у тебя нет, а у них все по закону. Эта квартира теперь не наша - мне уже сказали, приходили из коллекторского агентства, показывали документы. Она переписала квартиру на них. Машины тоже переписала - обе. И дом недостроенный с участком - уже не наш. И магазины, и салоны красоты - все теперь не наше. Я нищая, Дядь Коль. Ничего нет, дядь Коль. Вот пройдут поминки, и куда идти - я не знаю. У меня есть на счету пятнадцать тысяч долларов - она давно их положила, на проживание, на учебу, но на все время обучения не хватит. Буду работу искать. Чуть-чуть ты не успел, дядя Коля... Говоришь, почему к тебе не обратилась? Берегла, наверное. Как и меня. Она тебя всегда считала едва не сыном...мне иногда даже смешно было...
Нина вдруг зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, а Николай растерянно подумал о том, насколько девочка была права. Точно, Валя всю жизнь считала его чем-то вроде маленького, несмышленого сына, о котором надо заботиться, иначе он сам о себе позаботиться не сможет. И неважно, что теперь он был майором спецназа, руки которого были по локоть, или даже по плечи обагрены кровью врагов - для нее он все равно был Колюнькой, маленьким мальчишкой, который рыдал на плече сестры, когда родителей опускали в могилу.
Валя тогда не плакала - она только почернела лицом, ожесточилась, и была похожа на хищную птицу, на ястреба, который защищает своего птенца. И горе тому, кто обижал ее Колюньку - однажды она пришла в школу и едва не покалечила пацана-второгодника из параллельного класса, который регулярно преследовал Колю после уроков и на переменах, измывался над ним - как делают все ущербные, подлые людишки, неспособные ни на что хорошее в этой жизни. (Он потом был убит в бандитской разборке - много лет спустя. Закономерный финал. Беспредельщиков не любят нигде - в том числе и в криминале).