Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 116

До конца Ветрозима оставалось совсем немного. Близился самый короткий день года — Тенебра. Ночь в этот день длинна, как никогда, но сразу после Тенебры день вновь набирает силу. Часы его удлиняются, а ночи сокращаются. Но всё это будет потом. Двадцать первого Ветрозима меня волновал только день поминовения усопших.

Я, как это принято, ярко накрасила лицо. Красные губы, чёрные глаза и бледная кожа. Надела простое белое платье, в таких хоронят. Ибо в день Тенебры, а, вернее, в ночь, следует стать призраком, чтобы тени не забрали тебя. Всё это, конечно же, сказки. Память давно ушедшим временам. Однако, кто их знает? И потому, все послушно закупили куколок. Потушили свет в домах. Вышли на улицы и сожгли тысячи соломенных человечков, принося их огонь в дар одинокой Тенебре, оберегающей души умерших.

Жан на праздник Тенебры пришёл к нам через главный вход, а не окно. Он каждую Тенебру ходит к нам, не желая оставаться дома. Ведь его отец каждый год на праздник покидает Йелан, но никогда не берёт сына с собой.

— Останешься с ночёвкой? — поинтересовалась бабушка, явно этого не желая.

— Нет, спасибо. Я пойду домой, — вежливо отказался Жан, заподозрив неладное.

Обычно он оставался у нас. Только в этом году родители уехали, а, значит, некому приказать прислуге подготовить комнату гостю.

— Тадеус не спит, — шепнул мне Жан, удостоверившись, что никто нас не услышит. — Он сидит лицом к стене вот уже третий день и не двигается.

— Зачем? — спросила я Жана, но друг не знал ответа.

— Хочешь зайти? — всё ещё тихо поинтересовался он.

Ещё спрашивает! Конечно же — да.

 

Я проводила Жана через парадную дверь, а затем сказала, что устала и хочу спать. Выбравшись в окно своей комнаты, в простом белом платье пошла к дому Костроунов.

В подвале, казалось, тише обычного. Жан спустился со мной, он указал на худощавую фигуру белого демона, и предложил подняться. Я отказалась и пронаблюдала за тем, как Жан поднялся обратно на кухню. Слышала щелчок, с которым Жан поджигал газ на плите, ставя чайник.

— Тадеус, — позвала вполголоса.

Демон не реагировал. И тогда я подошла к нему. Глаза, обрамлённые белыми ресницами, закрыты. Но он не спал. Никто не спит, усевшись лицом к стене и скрестив ноги, а руки сцепив в пальцах и держа на уровне груди. Я тронула демона за плечо, но тот не шелохнулся.

— Что ты делаешь? — не хотела я отставать от него.

— Слушаю, — раздражённо отозвался демон.

— Что ты слушаешь? — довольная собой, села рядом.





— Тени, — на выдохе произнёс Тадеус и открыл глаза, чуть поворачивая голову ко мне.

Тонкий нос, высокие скулы, чуть узковатые глаза и тонкие губы. Лицо его выглядело бледнее, чем при последней нашей встрече.

— Сегодня тени особенно разговорчивы, — продолжил белый демон. — Слышишь?

— Нет, — заворожённая его голосом, ответила я.

— Слушай.

Я слушала, но слышала лишь зарождающийся свист чайника, прерванный щелчком. Слышала стук керамических чашек, трепыхание ложки, размешивающей сахар в чае. Тадеус пристально наблюдал за мной. Взгляд его белесых глаз упал на Звезду Тера. Я носила её не снимая. Рука с тонкими длинными пальцами беззвучно потянулась к моей шее. Острые ногти прошлись по стеклу треугольника. Затем по коже шеи, поднялись по подбородку и остановились на чуть приоткрытых губах.

— Остерегайся теней, сказал бы я тебе, — усмехнулся Тадеус, — В ночь Тенебры они сильны и разговорчивы.

— Чай готов! — крикнул Жан с кухни.

— Но не скажешь? — я не торопилась покидать подвал.

— Ни к чему, — взгляд Тадеуса вновь вернулся к подарку Аргуса. — Иди. И если появится такое желание, спустись вновь.

— Ого! — удивилась я, улыбаясь, но Тадеус вновь усмехнулся.

— Только на этот раз не забудь принести мне еду.

 

К утру я покинула дом Костроунов. Жан проводил меня до двери и пожелал добрых снов. С Тадеусом я попрощалась ещё в подвале, зная, что он не способен выбраться. Демон, казалось, не обратил на меня внимания, поглощённый праздничным тыквенным печеньем и топлёным молоком.

Город ещё спал после праздника. На фонарях закручены гирлянды из сплетённых красных, белых и чёрных лент. На дорожках к домам разлетались кучки пепла, оставшиеся после ритуального сожжения кукол. Я в тишине шла к дому, стараясь прислушиваться к Йелану. Завывал ветер, лаяла какая-то собака, шуршали деревья и кустарники. На нос мне упала и растаяла первая снежинка. Я подняла голову к небу и остановилась, наблюдая множество других снежинок, летящих к земле.

— Вот и зима, — выдохнула я клуб пара и обхватила себя руками.