Тридцатого уничтожить !

ПРЕДЛАГАЮ ДВА ПУТИ: ПЕРВЫЙ - АКТИВНЫЙ, ЗАЙМИ СВОЕ ТЕЛО КАКИМ-ЛИБО ТРУДОМ И, КОГДА ПРИДЕТ УСТАЛОСТЬ, ПРИДЕТ И ЗДОРОВЫЙ СОН.

ВТОРОЙ ПУТЬ - ПАССИВНЫЙ, ЛЕЖА РАССЛАБЬ ВСЕ СВОИ МЫШЦЫ, ПРИКРОЙ ГЛАЗА И НАЧИНАЙ ВСПОМИНАТЬ ЭПИЗОДЫ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ. МОЗГ САМ ПОДСКАЖЕТ, КАКИЕ ИМЕННО СОБЫТИЯ ТЕБЕ ЗАХОЧЕТСЯ "УВИДЕТЬ", И ТЫ НЕЗАМЕТНО ПОТЕРЯЕШЬ ГРАНИЦУ МЕЖДУ СВОИМИ ВОСПОМИНАНИЯМИ И СНОМ".

Интересно, что сейчас подскажет ему память? Савелий лег на спину, сложил на груди руки и медленно, начиная от кончиков пальцев и заканчивая макушкой, мысленно прошелся по всем мышцам, расслабляя их и переводя в состояние покоя. Он сомкнул сразу же отяжелевшие веки.

Варюша! Какая страшная судьба! Потерять любимого мужа, уединиться среди тайги, пытаясь уйти от людей, слиться с природой и... наткнуться на его почти бездыханное тело, не предполагая, что эта находка принесет столько всего, что, если положить на одну чашу весов все плохое, на другую - все хорошее, неизвестно, что перетянет.

Да, Варюша спасла ему жизнь, более того, казалось, нашла свое и его счастье: к ним неожиданно пришла ЛЮБОВЬ! Но...Воланд послал своих людей, которые должны были расправиться с Савелием.

Эх, Савелий! Если бы он не ушел в тот вечер от Варюши, если бы не оставил ту злополучную записку, если бы вернулся чуть раньше. Снова цепь случайностей, на этот раз роковых. Подонки! Что они сотворили с Варюшей! С его Варюшей! Савелий так сильно стиснул зубы, что они заскрипели. Да, они все мертвы, они получили свое, но...

Окажись они сейчас перед ним, он бы придумал такую кару, что они позавидовали бы даже мертвым!

Телесная рана со временем заживает, но и она оставляет после себя след, а душевная?

Когда Савелий вышел из госпиталя, залечив раны, полученные от бандитов Воланда, его встретил капитан Зелинский и лично вручил документы о реабилитации с небольшим денежным пособием. Однако он почему-то не испытал должной радости или хотя бы удовлетворения. Он чувствовал, что капитан чего-то недоговаривает, и это что-то было страшным. Савелий оттягивал, не торопился услышать об ЭТОМ, хотя и понял, что страшное и непоправимое произошло с Варюшей.

Они долго, чуть ли не час, молча ходили под мартовским солнцем, и веселые ручейки, неизменные спутники весны, шаловливо переговариваясь с капелью, не давали сосредоточиться на одной, главной мысли, словно специально сбивая с нее, отвлекая.

Не выдержал Зелинский, первым нарушил молчание:

- Что собираешься делать? - как-то виновато спросил он.

- Что с Варюшей? - хрипло выдавил Савелий, его горло внезапно пересохло.

Зелинский остановился, положил руку на плечо Савелию и взглянул прямо в глаза.

- Ее... ее убили? - прошептал Савелий.

- Вот. - Капитан, сунул руку в карман и, вытащив оттуда конверт, протянул ему. - Тебе письмо от нее. - Он отвел глаза в сторону и начал тихо говорить. - Эти подонки страшно надругались над ней. Все внутри повредили. Нет-нет, угрозы смерти не было! - тут же воскликнул он. - Но калекой, и не только физической, ока жить не захотела. - Он тяжело вздохнул и продолжил еще тише; - Все в доме прибрала, вымыла, вычистила, написала тебе письмо, затем помылась, приоделась во все новое, тщательно причесалась, отправила Мишку в тайгу и... выстрелила себе в грудь.

Савелий мгновенно ссутулился, словно на его плечи возложили непосильный груз, помолчал немного, потом тихо спросила

- Ее похоронили с Егором?

- Да, рядом.

Савелий помолчал немного, глядя себе под ноги, потом поднял глада на Зелинского:

- Спасибо тебе, капитан, за все. - Он крепко пожал ему руку. - Может, когда и свидимся.

- Твои координаты я знаю: ты же вернешься в свою квартиру?

- Пока, да. - Неопределенно пожал плечами Савелий, потом тяжело вздохнул.

- Ты же еще не знаешь, я в Москву перебрался; закрыли, наконец, глаза на мои "афганские" штучки. - Капитан как-то странно усмехнулся, - хотя я думаю, что все это благодаря моему приятелю.

- Тому, из Комитета, что ли?

- Так точно. Богомолову. Да ты с ним же связывался!

- Было такое в моей биографии, - криво улыбнулся он. - Да толку оказалось мало! - Он снова помрачнел.

- А я же только из-за тебя сюда приехал - не обращая внимания на его состояние и пыталась отвлечь от мрачных мыслей, добавил Зелинский. Может, вместе поедем?

- Можно, но я сначала хочу... - Савелий запнулся и замолчал, не решаясь произнести вслух ее имя.

Но капитан сразу же догадался, что хотел сказать ему Савелий.

- Я уже договорился с Управлением через... - он взглянул на часы, через два часа двадцать четыре минуты нас будет ждать вертолет, который доставит к ее могиле и пару часов подождет там. Как, принимается?

- Спасибо. - Савелий был явно растроган его заботой.

- Я рад, что мы вместе вернемся в Москву. И даже, - он с хитринкой взглянул на Савелия, - позаботился о билетах: вылет в два тридцать ночи. Может, в ресторане посидим до прилета "вертушки"?

- Нет, хочу побыть один, - выдохнул Савелий, сжимая в руках письмо, словно оно обжигало ему пальцы.

- Понял, - кивнул капитан. - Жду тебя. - Он огляделся вокруг. - Вон, у памятника, не знаю кому.

- Через час, - он похлопал его по плечу и быстро ушел.

Несколько кинут Савелий смотрел ему вслед, затем медленно побрел в сторону сквера.

Присев на мокрую скамейку, он долго смотрел на конверт, словно раздумывая, читать или не читать.

Это письмо было единственным послание, сохранившим тепло ее рук. Как несправедливо! Тепло человека сохранилось, а самого человека уже нет в живых. Нет и никогда не будет! Нет. Не будет. Никогда... Какие страшные безысходные слова!

Господи! Как ты можешь допускать такое? А если допускаешь, то не означает ли это твоего высшего признания справедливости? В любой религии человек, лишивший себя жизни, заслуживает презрения. Но может ли, имеет ли право человек судить другого человека за самовольный уход из жизни? Сказано же в Библии: "Не суди, да судим не будешь!" А это слова Христа! Выходит, осуждение другими людьми самоубийц нужно презирать, и по-другому не может быть! Да и как может быть по-другому? Как можно осуждать Варюшу, если она решилась на такой страшный шаг?! Решилась, несмотря на то, что есть он, Савелий, который безумно любит ее, а она точно знала о его любви!? Решилась, несмотря на то, что оставила свою крошку-дочурку без матери?! Егоринка! Какое славное имя: словно ручеек журчит.