Страница 39 из 46
От всего этого Уэллс был очень далек, отличаясь неистовой "тягой к эволюции". В отличие от Шоу, он не анализировал и не критиковал, а грубо отрицал или настоятельно рекомендовал. И когда Шоу в одной из фабианских лекций 1906 года о Дарвине, отшвырнув прочь неодарвинизм и вдоволь поиздевавшись над вейсманизмом, объявил о своем намерении следовать за Сэмюэлем Батлером и "неовиталистами" (возвращающими науку к метафизике) - Уэллс и не подумал разбираться во всех этих "тонкостях". Он просто высмеял Шоу за невежественную сентиментальность и неспособность взглянуть в глаза жестокой природе. Уэллс отрицал Шоу - как сентиментального неуча, вторгшегося в науку, Маркса - в социологию, Наполеона - как заурядного наглеца-проходимца.
В 1909 году, после 6-летнего пребывания в Фабианском обществе, Уэллс покинул ряды фабианцев и через годы напишет в своей "Автобиографии": "...Не раз в жизни мне приходилось краснеть за себя, когда, несмотря на ощутимое внутреннее сопротивление, я выказывал редкостную глупость и бестактность; но особенно больно меня терзает воспоминание о несправедливости, поспешности и поистине непростительном тщеславии, что обнаружились во мне во время этой фабианской бури в стакане воды... Меня мало заботит то обстоятельство, что, согласно каким-то этическим системам, все смертные подразделяются на классы, именуемые "лгуны", "трусы", "воры" и проч. Если верить такой системе, то я сам и лгун, и трус, и вор, и сластолюбец. Моя истинная, принятая на себя в радостном сознании собственной правоты задача состояла, состоит и будет состоять в том, чтобы, если позволят обстоятельства, водить людей за нос; сторониться опасности; искать выгоды в отношениях с издателями и театрами и строить эти отношения на основе спроса и предложения, а не абстрактной справедливости; и, конечно же, поощрять все свои потребности. Если какая-либо система убеждений подразумевает, что тем самым я заявляю о себе как последний негодяй и от меня уже нечего ждать ни правды, ни мужества, ни самоотверженности, - тем хуже для системы убеждений, ибо я честно проявлял и такие свойства, и, кто знает, мог бы проявить их как-нибудь в будущем...".
Бернард Шоу, пожалуй, был совершенно неспособен на такую самокритику, хотя и пробыл в рядах Фабианского общества не шесть, как Уэллс, а целых 27 лет!
Получилось так, что именно Бернард Шоу "приложил руку" не только к принятию Уэллсом решения стать членом Фабианского общества, но и, наоборот, покинуть его. В одном из своих выступлений на очередном заседании общества, Шоу публично пристыдил Уэллса за то, что тот грозился уйти из Общества, если фабианцы не поддержат его тезисов. И когда Уэллс ответил, что не покинет Общество, как бы ни сложилась его судьба, то Шоу воскликнул: "Ну, гора с плеч! Теперь я могу напасть на мистера Уэллса, не опасаясь последствий". И обрушил на бедного Уэллса свою всесокрушающую и убийственную критику, закончив её такой "милой" шуткой: "В своей речи мистер Уэллс жаловался на то, что "старая шайка" (руководство Фабианского общества - прим.) долго не отвечала на его доклад. Приведу точную справку: Уэллс - 10 месяцев, "шайка" - 6 недель. Пока его комитет совещался, Уэллс выпустил книгу об Америке. Очень хорошую книгу. А пока я набрасывал наш ответ, я выпустил пьесу...".
Шоу замолчал, и несколько мгновений его глаза что-то искали на потолке. Он, кажется, потерял нить рассказа, однако фабианцы знали, что сейчас последует неожиданное продолжение. И, действительно, Шоу свою речь закончил такими словами: "Леди и джентльмены! Я остановился, ибо ожидал, что мистер Уэллс скажет: "очень хорошую пьесу"". В зале раздался дружный смех, а Уэллс вместо достойного ответа, лишь смущенно улыбался. Однако через два года он всё-таки не удержался, и в "Новом Макиавелли" осмеял своих прежних коллег: "Стоит им прибрать мир к рукам, как на земле не останется ни единого деревца, зато вся она будет уставлена пронумерованным и покрашенным зеленой краской листовым железом (для тени) и аккумуляторами, вырабатывающими солнечный свет".
Однако и сам Уэллс до конца своей жизни так и не определился со своими политическими взглядами. Ещё летом 1886 года он изложил своё политическое видение демократического социализма в реферате, изначально озаглавленном "Уэллсовский план новой организации общества". Писатель на протяжении жизни в основном выступал как пацифист, однако в 1914 году поддерживал участие Великобритании в войне, хотя впоследствии писал о Первой мировой войне как о бойне националистов. Чтобы предотвратить подобные катастрофы в будущем, Уэллс призывал к созданию мирового правительства. Но реальные возможности Лиги Наций, не сумевшей противостоять грядущей новой мировой войне, разочаровали Уэллса, который одним из первых европейских писателей выступил с предупреждением об опасности фашизма в романе "Накануне" (1927). Считая себя политиком социалистического уклона, Уэллс явно скептически относился к марксистскому учению, утверждая: "Маркс был за освобождение рабочего класса, я стою за его уничтожение". Будучи членов Фабианского общества Уэллс нередко вступал в конфликты с руководством общества, в том числе и с Бернардом Шоу. Познакомившись с начинающим политиком Уинстоном Черчиллем (тогда ещё либералом, но впоследствии ставшим консерватором и политическим оппонентом Уэллса), активно поддержал его избирательную кампанию в парламент. Тогда Уэллса не стали исключать из Фабианского общества, но в 1909 году он сам был вынужден оставить его из-за любовной связи и внебрачного ребёнка от Эмбер Ривс - молодой сторонницы фабианцев.
Герберт Уэллс, не обладая талантом ораторского экспромта, каким обладал Бернард Шоу, вместе с тем, сидя за письменным столом в тишине своего рабочего кабинета, мог тоже написать такое, что вызывало у читателей не меньшее удивление, восхищение или, наоборот, возмущение и негодование. К примеру, в 1898 году, когда писатель уже пожинал плоды заслуженной славы после выхода своего романа "Война миров", Уэллс неожиданно написал небольшое эссе под названием "Об уме и умничанье". В этом произведении оказалось немало утверждений, которые сильно смутили и даже возмутили утончённых английских читателей. В своём эссе 32-летний Герберт Уэллс:
- был уверен, что гениальность в чем-то сродни божественной простоте;
- не исключал, что заурядность станет новым видом гениальности;
- допускал вероятность того, что умники могут погубить человечество;
- уверял, что все государственные деятели обладали и глупостью;
- посмел разумное назвать противоположностью великого;
- утверждал, что Британская и Римская империи созданы тупицами;
- предполагал, что эпоха умничанья переживает свой последний расцвет...
В своём "Об уме и умничанье" Герберт Уэллс делает и такое предсказание:
"...Наверно, эпоха умничанья переживает свой последний расцвет. Люди давно уже мечтают о покое. Скоро заурядного человека будут разыскивать, как тенистый уголок на измученной зноем земле. Заурядность станет новым видом гениальности. "Дайте нам книги без затей, - потребуют люди, - и самые что ни на есть успокоительные, плоские шедевры. Мы устали, смертельно устали!". Кончится этот лихорадочный и мучительный период постоянного напряжения, а с ним исчезнет и литература fin du siecle'а, декаданса и прочее, прочее. И тогда подымет голову круглолицая и заспанная литература, литература огромной цели и крупной формы, полнотелая и спокойная...".