Страница 14 из 39
Степь западнее Котельниково была наполнена движением, шлейфами пыли от идущей на восток разнообразной техники. Толпы беженцев и убегающих на восток солдат, табуны колхозных лошадей, стада коров и отары овец заполняли её. Вдали над Доном стояли дымы горящих полей и селений. От этого зрелища становилось не по себе. Происходило что-то непонятное, грандиозное и страшное, противное человеческому сознанию и представлению о жизни. Старшине, в отличии от солдат, почти мальчишек, было слишком хорошо понятно значение самолётов над забитой людьми станцией. Он с внутренней горечью думал о том, что там могло сейчас происходить. Горький ком в горле застрял, словно камень. Ему было жарко и душно, как и всем. Не глядя отвинтил он колпачок алюминиевой фляги, сделал глоток тёплой воды и задержал во рту перед тем проглотить.
Наконец, старшина повернул голову по ходу колонны движения, скользнул взглядом по полосе лесопосадок невдалеке от дороги. За рядами деревьев виднелись разномастные крыши хутора Кераимов, берег реки, коровы, огороды. Впереди и слева, со стороны Волги, тоже были видны дымы, очень и очень далеко. Не отдельные дымы, а скорее серо-чёрная стена поднималась из-за горизонта в синее небо.
До этих далёких дымов простиралась, изрезанная балками и оврагами жёлто-зелёная степь. От края до края собиралась она на линию взгляда и уходила в бесконечность. Сверху степь была накрыта разнородными полосами высокого неба. У горизонта небо было светлее, чем над головой, словно выцвело. В направлении северо-востока, там, где лежала Калмыкия, виднелись пологие возвышенности: то-ли размытые курганы, то ли водоразделы балок. Светло-зелёными полосами выделялись немногочисленные возделанные поля, оранжевыми пятнами обозначались заросли подсолнуха. Среди бурых и зелёных разнотравий кое-где стояли стога сена. Над бескрайним простором, спалив утром все дождевые облака, зазевавшиеся и не откочевавшие вовремя на юг, в сторону Кавказа, неподвижно висело солнце.
Обычно безлюдная степь теперь была в движении. Повсюду были чёрные точки, чёрточки, нитки, идущих и едущих в разных направлениях людей, лошадей, коров, овец, верблюдов, машин, тракторов и повозок. Земля сухих грунтовых дорог и троп пылила ручьями и облаками. Они сливаясь в реки пыли, перемешивалась с дымом пожаров. Горела станция Котельниково, горел хутор Нагольный, горело что-то в степи. Панорама степи дрожала, словно на её поверхности располагалось тонким слоем озеро или море, хотя это были только слои раскалённого воздуха. Мираж показывал обманутому зрению блюдца искрящейся водной поверхности. Но проходили мгновения, и кроме пыльного пространства не осталось ничего.
У поворота дороги, в обход лесопосадок вдоль Курмоярского Аксая, к хутору Кераимов, в том же направлении, что и батальон, шли беженцы. Если ночью дорога была ещё свободна, то к полудню она сделалась непроходимой из-за людей, животных и транспорта. Все говорили, что в Котельниково была утром сильная стрельба, пути на Сталинград разбиты бомбами и поезда не ходят. Воды и пропитания в Котельниково нет, эвакопункта тоже, и надо идти через хутора Курмоярского Аксая к станции Абганерово пешком.
Русские, евреи, казаки, калмыки с возами, телегами, бричками, навьюченными верблюдами и лошадьми, на грузовиках, конные, пешие, кто налегке, с одним чемоданом, кто со всеми пожитками, кроватями, зеркалами и фикусами двигались сплошным потоком. Они везли и вели с собой детей, стариков, собак, с коровами и козами, даже крикливых гусей и одного пони, взявшегося здесь не пойми откуда. Усталые и встревоженные лица то и дело обращались на запад, откуда то и дело доносился ветром гул фронта. Казалось, что бесконечность, неустроенность и лишения, ожидавшие их в местах, куда привёл бы их путь, страшил их намного меньше, чем определённость немецкой или румынской оккупации.
Среди них было мало организованно эвакуированных вместе с предприятиями и оборудованием в соответствии с планом эвакуации на восток заводов и фабрик имевших оборонное значение. Перевозка беспрецедентного во всей мировой истории количества оборудования, станков заводов и фабрик сопровождалась перемещением множества семей рабочих и служащих. По большей части вывоз населения и промышленности происходил по железным дорогам, реже на грузовиках и речным транспортом. Сила Красной Армии, флота и войск НКВД зависела не только от мужества и преданности Родине солдат и командиров, их умения. Послать в бой против сильного противника плохо вооружённые и снабжённые войска без танкового, артиллерийского и авиационного сопровождения, значило бы всё равно, что выбросить их. Сразу можно было искать и затрачивать ресурсы, время на их замену, не говоря уже о цене крови человечечкой. Исход войны решался не только на поле боя и в штабах, но и в кабинетах управления Совета по эвакуации, на эвакуационных пунктах, станциях помощи эвакуированным и даже на пунктах раздачи кипятка. Он решался на железнодорожных путях гигантского монопольного предприятия Народного комиссариатапутей сообщения СССР, на узловых станциях, где неделями ждали возможности продвинуться на восток десятки тысяч человек. Не удалось при этом избежать и голода, тифа, кори, дизентерии, малярии, скарлатины, сомоубийств и несчастных случаев. Количество централизованно эвакуированного за шесть месяцев населения равнялос населению Испании или Аргентины. Количества спасённых заводов было равно промышленности Австрии или Чехословакии. Но это была только часть людей, бежавших на восток. Кроме евреев, вывезенных вместе с промышленными, научными и культурными учреждениями, уезжали и евреи, уже слышавшие от советского Антифашистского комитета, из сводок Совинформбюро и по слухам о массовых убийствах немцами, румынами и украинцами, прибалтийскими фашистами в киевском Бабьем Яре, в Минске, в латышском Бикерниеке, литовском Понаре, в Одессе, Харькове, в Таганроге, Ростове-на-Дону. Смотревшие до войны фильм "Профессор Мамлок" не верили свои старикам, помнящим немцев в первую мировую войну. Не ии, верили что немцы гуманисты, давшие миру Гёте, Баха и Энштейна, и они хорошо отнесутся к евреям Прибалтики, Белоруссии и Украины. Однако это были другие немцы, возродившие средневековую и древнеримскую жестокость к тем, кого они считали не ровней себе и врагами. В захваченных городах гитлеровцы не просто убивали, они предавали мученической смерти еврейских женщин, еврейских детей, евреев-стариков. Перед тем, как убить, они их истязали, насиловали женщин, убивали ядами, душили, разрубали детей на глазах у матерей. Они закапывают живых в могилу, кидали живых в колодцы и шахты слой за слоем, сжигали живьём, разравали тракторами, давили гусеницами, разрубали маленьких детей и глумились даже над могилами. Если в Европе гитлеровцы не трогали детей от смешанных браков, то здесь убивали и полукровок. Всей советской стране объяснил Иосиф Сталин, кто такие фашисты. В его понимании, партия гитлеровцев была партией капиталистов-империалистов, самой хищнической и разбойничьей среди всех капиталистов мира. Потеряв человеческий облик, пав до уровня диких зверей, эта фашистская партия объявила войну не просто Союзу ССР - она пришла истребить русскую нацию и еврейскую нацию, а также большинство других народов Союза.
Тем беженцам, кому удалось пройти через советскую охрану старой линии границы 1940 года, через многочисленные переправы войск, получить места в вагонах, на открытых платформах и на крышах, не погибнуть от болезней и голода, при катастрофах, бомбардировках немцами и румынами узловых станций и мостов, теперь вынуждены было уходить ещё восточнее, оставив надежду осесть в Ростове-на-Дону или Таганроге. Многие были в пути уже по полгода без нормальной еды, жилья, медицинской помощи, без работы и пайков. Где-то их принимали с заботой, а где-то совсем наоборот. Часто комендатуры и войска НКВД депортировали стихийно возникающие лагеря беженцев и стоянки вокруг переправ и станций по своему усмотрению в Казахстан и Таджикистан.
С еврейскими семьями и смешанными семьями уходили от фашистов и люди, работавшие или сочувствующие советской власти. Ещё до подхода врага в западных районах Союза ССР начинались выступления националистов всех мастей, проигравших гражданскую войну бывших помещиков, кулаков и просто уголовников. Убийства, грабежи и изнасилования заставляли семьи советских работников, активистов, комсомольцев и сочувствующих уходить с Красной Армией, даже если их не эвакуировали вместе с предприятиями или учреждениями. Уходили и бывшие участники гражданской войны на стороне красных, советская интеллигенция, студенты.