Хильдегарда Бингенская

Здоровье ее ученицы по-прежнему было слабым. Позднее ее биограф в житийном стиле, который был тогда в ходу, так опишет состояние Хильдегарды: «Сосуды скудельные испытываются в горниле, а мужество совершенствуется в немощи, посему в немощах телесных она не знала недостатка, и обнаруживались они почти с самых нежных лет, были многочисленны и почти непрестанны, можно сказать, она редко держалась на ногах». Она призналась Ютте в своих тайных видениях, и Ютта обратилась за советом к одному из монахов мужской части монастыря по имени Вольмар, который вскоре стал советником, а затем помощником и другом Хильдегарды, каковым и оставался на протяжении почти тридцати лет. Он же исполнял обязанности ее секретаря, когда в этом возникла необходимость.

Детство, полное болезней и тайных, скрываемых от всех, видений, – таково начало жизненного пути Хильдегарды в стенах монастыря Дизибоденберг, в долине реки Наэ. Достигнув соответствующего возраста, она выразила желание принять постриг и стать монахиней из числа тех (кажется, их было немного), которые жили в монастыре под опекой Ютты. Ей было, скорее всего, лет четырнадцать или пятнадцать (возрастом совершеннолетия для девушек в те времена считались двенадцать лет, а для мальчиков – четырнадцать). Ранняя юность Хильдегарды, как и детство, была скрыта от людских глаз, подобно существованию любой монахини, жившей по бенедиктинскому уставу.

Нам более или менее известно, как протекала жизнь монахинь-бенедиктинок в стенах монастырей. Их день и ночь размерены каноническими часами, так как, за исключением особо уважительных причин (например, слабого здоровья), ночной сон прерывался службой Утрени, которая совершалась сразу после полуночи. Час восхода был для монахов и монахинь часом Хвалы, за которой следовало богослужение Первого часа. Затем, как правило, совершалась Евхаристическая Литургия, а после нее в большинстве монастырей следовал завтрак. Затем наступало время Третьего часа, название которого означало третий час после восхода солнца (то есть 8 или 9 часов, в зависимости от времени года), а потом – время работы, вплоть до Шестого часа (то есть 11 или 12 часов). После этой службы был обед, а потом – свободное время до Девятого часа (14 или 15 часов), по завершении которого монахини вновь брались за труд, физический или интеллектуальный, личный или совместный. Час вечерни означал окончание дня (18 или 19 часов); за ним следовали вечерняя трапеза и свободное время, то есть часы рекреации, которые, как правило, проводились вместе. Затем часто происходило собрание в зале капитула, где все обитательницы монастыря собирались вокруг аббатисы. Затем, на закате, совершалось последнее богослужение – Повечерие. В монастыре воцарялось молчание, чтобы не мешать отдыху и молитве.

Вся Псалтирь – сто пятьдесят псалмов – за неделю прочитывалась полностью. Молитва, молитвенное размышление и труд на протяжении дня чередовались, с поправками, которые вносили разные литургические периоды: время покаяния (Адвент и Великий Пост), праздники, то есть, прежде всего, конечно, Рождество и Пасха, и многочисленные праздники памяти святых, из которых самым торжественным был день Сретения, праздник Пресвятой Девы2, потому что в этот день в память о Христе – свете народов, явленном в Храме Его Пречистой Матерью, богослужение совершалось при зажженных свечах.

Ютта умерла в 1136 году, и, по-видимому, число монахинь ее общины в монастыре Дизибоденберг к этому времени возросло. Тотчас после ее смерти монахини выбирают Хильдегарду аббатисой. Ей должно было вскоре исполниться сорок лет. Она не имела понятия, что близка к решающему событию своей жизни, которое направит ее на совершенно новые пути.

Глава II

Откровение Хильдегарде о ее пути

«И вот на сорок третьем году моего земного странствия, когда я с великим страхом, трепеща, вглядывалась в небесное видение, я увидела великолепное сияние, посреди которого раздавался глас с небес, говоривший мне: «О немощный человек, прах от праха, персть от персти, говори и пиши то, что видишь и слышишь. Но как ты слишком робок, чтобы говорить, и неумел, чтобы излагать, и непросвещен, чтобы записывать это, говори и пиши не от человеческих уст и не человеческим разумом и не человеческой волей, но так, словно видишь и слышишь небесные чудеса, от Бога исшедшие. Повторяй их так, как они тебе открываются, словно внемля словам наставника, и излагай сообразно тому, как они задуманы, явлены тебе и как тебе велено. И так, человек, говори, что видишь и слышишь. Но не по-твоему и не по-человечьи, но по воле Того, Кто ведает, зрит и обладает всякой вещью в потаенной глубине Своих тайн». Это решительное повеление, в котором определяется роль Хильдегарды, подобная роли ветхозаветных пророков, бывших «устами Всевышнего» и лишь передававших то, что они слышали, не заботясь ни о том, чтобы придать своим словам вид вразумительной речи, ни о том, чтобы привести содержание Божественного послания в соответствие с правилами логики или диалектики.

Хильдегарда настойчиво повторяет: «И вновь я услышала глас с небес, говорящий мне: «Иди и поведай об этих чудесах и запиши их так, как они явлены и поведаны тебе». Это было на тысяча сто сорок первом году от Воплощения Христа, Сына Божия, когда мне было сорок два года и семь месяцев. Необычайно яркий огненный свет излился с отверстого неба, почил на моей голове и на всем теле, и на груди моей, подобно пламени, которое не обжигает, но воспламеняет своим жаром, как солнце, согревающее все, на что падают его лучи». И она прибавляет: «Я ощутила силу тайн, сокровенных вещей и восхитительных видений, посещавших меня с самого юного возраста, то есть со времени, когда мне было около пяти лет, и до сего дня, внутри меня, как и теперь; я не показывала этого почти никому из людей, разве некоторым благочестивым мужам, избравшим тот же путь, что и я; в противном случае я бы мирно сохраняла молчание все это время, до сей минуты, когда Богу по благодати Его угодно было явить мне сие». Потом она говорит о словах, к которым мы еще вернемся: «Видения, которые меня посещали, приходили не во сне, не в дреме и не в исступлении; не через внешнее телесное зрение или слух. Я воспринимала их не в каком-то потаенном месте, но, бодрствуя, видела своими человеческими очами и слышала своим слухом, хотя внутри, лишь в уме и духе, и принимала их в местах, открытых по воле Божией».

Такие слова трудно воспринять безоговорочно и сразу. Хильдегарда говорит о своей тревоге, но настаивает на том, что данное ей повеление было, совершенно очевидно, непререкаемо: «Как же это сделалось? Трудно плотскому человеку уразуметь подобное, но случилось так: по прошествии юности, достигнув зрелых лет, когда приобретается совершенная сила, я услыхала глас с неба, говоривший: “Я есмь Свет живой, просвещающий всякую тьму. Человека, которого Я избрал и, как Мне было угодно, чудным образом посвятил в великие чудеса, Я отделил от древних людей, видевших во Мне многие тайны. Но Я распростер его на земле, дабы он не превознесся надменностью духа своего. Мир не познал от него ни радости, ни услады, ни помощи ни в чем, что дано было ему в принадлежность, ибо Я лишил его всякого дерзновения и упорства, оставив в боязни и ужасе от своих скорбей. Ибо он страдал до самой глубины плоти своей, терпя пленение духа и чувств, терпя великие телесные страсти; никакой безопасности ему не осталось, но во всем вокруг себя он видел себя виновным. Ибо Я затворил его разоренное сердце, чтобы дух его не превознесся гордыней или тщеславием, но чтобы он находил в них не радость и ликование, а страх и муку. И так он, в силе Моей любви, стал искать в своем духе то, что открыло бы ему путь к спасению. И был найден некто, кого он возлюбил, сочтя верным и подобным ему самому в деле спасения Моим Промыслом – дабы открылись Мои сокровенные чудеса и деяния. Тот же не отрекся и не отступил, но пришел к нему, возвысившись смирением и добрым произволением, и приклонился со многими воздыханиями. Потому ты, человече, принимая то, что Я обращаю к тебе ради явления вещей сокровенных, не в смятении обманутых надежд, но в чистоте простого духа напиши, что видишь и слышишь”».

2

По-латыни называющийся Candelaria.