Страница 2 из 8
Путь был долгим: поход длился три года. В 1098 крестоносцы остановились перед Антиохией, в городских укреплениях которой, как говорят, насчитывалось триста шестьдесят башен. Крестоносцам понадобился год усилий и бесчисленных попыток взять город, в которых хитрость тесно переплеталась с мужеством. Однако уже с 1098 года крестоносцы на своем пути приступают к возведению собора, посвященного святому Павлу – в Тарсе, откуда он был родом. Тут мы касаемся еще одной характерной черты этого бурлящего мира: страсти к строительству. Город Клермон, в котором состоялся церковный собор1, насчитывал не меньше пятидесяти четырех храмов в то время, когда там находился Папа Урбан II. Впрочем, Папа совершает настоящий «обход» произведений романского искусства, поскольку во время своего путешествия он освящает церковь Шез-Дье, главный алтарь только что построенного огромного аббатства Клюни, которое вплоть до XVI в., до воссоздания собора Святого Петра в Риме, останется самым большим строением христианского мира; затем церковь Сен Флур, монастырский храм Сен Жеро д’Орильяк, собор Святого Стефана в Лиможе и церковь монастыря Сен-Совер в том же городе; потом новые алтари в аббатстве Сен-Совер в Шару и Сент-Илер в Пуатье. Он торжественно освящает церковь коллегиального капитула Сен Сернен в Тулузе, соборы в Магеллоне и Ниме и алтарь новой базилики Сен Жиль дю Гар. Мы назвали только главные этапы этого путешествия, которое наши современники, любители романских древностей, могут воспроизвести шаг за шагом. Неудержимое стремление строить неразрывно связано с распространением городов. Древние городища расширяются, множатся новые; и это будет продолжаться больше столетия. Средневековье замков – это вместе с тем и средневековье городов, не говоря уже о монастырях, которые вырастают повсюду. После 910 года Клюнийская реформа вызовет к жизни небывалый расцвет монашества. Нашествия предыдущих двухсот лет способны были уничтожить прекрасный христианский мир VI и VII вв., но теперь он чудесно возрождался из руин. После реформы Клюни, реформы Робера Молемского и с основанием аббатства Сито (как раз в том же 1098 году) жизнь по уставу святого Бенедикта глубоко обновляется, и возникают условия для расцвета монашеской жизни. Решающий импульс ей даст, спустя некоторое время, святой Бернард. Основание Ордена картузианцев святым Бруно в 1104 году, а чуть позже (в 1120 г.) – рождение Ордена премонстратов благодаря святому Норберту, свидетельствуют о духовном огне, которым пылала эта удивительная эпоха.
И вот в этом активно развивающемся мире, трудно точно определить, когда именно, в семье местной знати пфальцграфства родилась девочка, родители которой, Хильдеберт и Матильда (по-немецки Мехтильда), были, вероятно, родом из Бермерсхейма, графства Cпонхейм. Она была десятым ребенком в семье и при крещении получила имя Хильдегарда. Это было неприметное рождение в семье, знатность которой не отразилась ни в каких значительных событиях; но оно оказалось удивительно соответствующим богатой и беспокойной эпохе конца века. В следующем году, 15 июля, крестоносцы взяли Иерусалим.
Казалось, девочка была похожа на всех остальных. Похожа, да не совсем, ведь уже с раннего детства ей случалось порой изумлять свое окружение. Одно свидетельство, приведенное позже (во время процесса канонизации), рассказывает, как она, обращаясь к своей кормилице, воскликнула: «Посмотри-ка на этого хорошенького теленочка внутри коровы! Какой он беленький, с пятнышками на лбу, на ногах и на спинке!». Когда спустя некоторое время теленок появился на свет, он совершенно соответствовал описанию Хильдегарды, которой было тогда пять лет. Но, говорит она сама, даже еще раньше, «когда мне шел третий год, я вдруг однажды увидела такой свет, что душа моя была потрясена, но, поскольку я была еще совсем маленькая, я ничего не могла рассказать». И она продолжает: «На восьмом году жизни меня принесли в духовную жертву Богу, и до одиннадцати лет я видела много вещей, о которых иногда по своей простоте рассказывала, а слушавшие меня недоумевали и спрашивали друг друга, откуда мне это приходит и что это такое. Сама я тоже удивлялась, так как то, что я видела в своей душе, иногда представало мне и как внешнее видение, а видя, что такого не было ни с кем другим, я стала всеми силами скрывать видения своей души. Я не знала многого во внешней жизни, потому что часто болела уже тогда, когда меня кормила мать, и потом тоже; это мешало моему развитию и не давало набраться сил».
Когда Хильдегарде открывалось что-либо, она спрашивала у своей кормилицы, видит ли та. Но та ничего не видала, и девочка стала бояться и не решалась больше ни с кем делиться тем, что ей дано было видеть. И все-таки иногда в разговорах ей случалось сказать о событиях, которым только еще предстояло произойти, а когда ей открывалось какое-либо видение, она начинала говорить о вещах, казавшихся ее слушателям весьма странными. После, когда иссякала сила видения, заставлявшего ее открывать вещи, превосходившие то, что она могла знать и понимать в ее возрасте, ей делалось стыдно, она часто плакала и, сколько могла, пыталась хранить молчание. Опасаясь, чтобы окружающие не спросили ее, откуда приходит у нее такое знание, она вообще не решалась больше ничего сказать.
Можно предполагать, что это дитя с хрупким здоровьем обладало даром как бы двойного зрения, который вызывал у окружающих то изумление, то беспокойство. Некоторые психологи нашего времени признают за детьми способности к интуитивному постижению, намного превосходящие способности взрослых. В случае Хильдегарды, вероятно, ее семья с самого раннего ее детства поражалась необычайному дарованию девочки, а сама она очень стеснялась его. В нашем веке мать Терезы Мартен, будущей сестры Терезы Младенца Иисуса, тоже очень рано заметила у своей дочери некое предопределение свыше.
Когда Хильдегарде исполнилось семь лет, родители поручили ее воспитание одной молодой женщине благородного происхождения, дочери графа Спонхейма по имени Ютта. Ютта вела затворническую жизнь в монастыре Дизибоденберг, неподалеку от Альзея, где они жили. Она взяла на себя ответственность за девочку, выказывавшую столь необычные задатки. В те времена было в порядке вещей отдавать ребенка – мальчика или девочку – на воспитание в монастырь. Монастырь, где Ютта вступила на путь монашества, был двойным, то есть имел и мужскую, и женскую общину, а основан был тремя или четырьмя веками раньше одним из тех ирландских монахов, которые, вслед за святым Колумбаном, покинули свой остров, чтобы в буквальном смысле засеять монастырями всю Европу. Некоторые, как, например, монастырь Санкт-Галлен (Святого Галла) около Констанцского озера, просуществовали, претерпев изменения, вплоть до наших дней. А Хильдегарда впоследствии напишет житие святого основателя Дизибода.
Итак, Ютта взяла в свои руки воспитание необычной ученицы, которую ей доверили. Биографы Хильдегарды рассказывают, что она научила ее псалмопению и игре на десятиструнном инструменте, под аккомпанемент которого их в то время пели. Всякое воспитание тогда начиналось с обучения пению и пению псалмов, а «научиться читать» означало «изучить Псалтирь». Возможно, потом воспитанники старались отыскать в рукописях Библии тексты выученных наизусть псалмов. Это был в каком-то смысле общепринятый метод обучения: слова были им уже знакомы, так что чтение и письмо, по сути, состояли в том, чтобы найти и воспроизвести то, что память уже запечатлела. Хильдегарда впоследствии скажет, что, хотя она изучила текст Псалтири, Евангелия и главных книг Ветхого и Нового Завета, она никогда не занималась ни исследованием смысла слов, ни разделением их на слоги и не имела представления о грамматических формах и временах. Ютта несколько пренебрегала преподаванием грамматики, устремив все внимание на сами тексты.
1
Клермонский собор, созванный Папой Урбаном II, прошел с 18 по 27 ноября 1095 г. и положил начало крестовым походам. – Прим. ред.