Страница 9 из 13
Это «ощущение неотложности» в некоторые исторические периоды заметно ослабевало, но затем вновь обострялось и давало новый толчок продолжению евангелизации. При этом на втором плане всегда оставался актуальным вопрос о миссии Израиля. Сегодня мы, потрясенные до глубины души, видим, сколько недоразумений, имевших тяжкие последствия, накопилось за прошедшие столетия. Размышление над ними помогает осознать, что, несмотря на все мрачные моменты истории, всегда можно найти путь к правильному пониманию.
Здесь мне хотелось бы процитировать слова Бернарда Клервоского, которые он высказал своему ученику, Папе Евгению III. Бернард напоминает Папе, что ему поручена забота не только о христианах: «Ты также должник неверующих, иудеев, греков и язычников» («De cons.» III/I, 2). И тут же поправляет себя и уточняет: «Хотя, что касается иудеев, то время извиняет тебя. Для них установлен определенный час, который нельзя приблизить. Но что ты сам говоришь о язычниках? Что могло прийти на ум твоим предшественникам, что они прекратили благовествовать, в то время как неверие еще так широко распространено? По какой причине (…) спешащее во все концы земли Слово Божие вдруг остановилось?» («De cons.» III/I, 3; цит. по: Winkler I, S. 707).
Хильдегарда Брем так комментирует эти строки: «Исходя из Рим 11, 23, Церковь не должна беспокоиться об обращении иудеев, так как необходимо дождаться установленного Богом часа, когда „войдет полное число язычников” (Рим 11, 25). Напротив, иудеи сами являются живой проповедью, на которую Церковь должна ссылаться, ибо они олицетворяют страдания Господа…» (Winkler I, S. 834).
Возвещение времени язычников и содержащийся в нем наказ – ядро эсхатологической Вести Иисуса. Особый наказ благовестия среди язычников, полученный Павлом от Воскресшего, прочно укоренен в Вести, которую Иисус передал ученикам незадолго до Своих крестных страданий. Время язычников – «время Церкви», – предвозвещенное, как мы видели, всеми тремя евангелистами, представляет собой важный элемент эсхатологической Вести Иисуса.
Прежде чем мы начнем обсуждать апокалиптическую часть пророческой беседы Иисуса, попытаемся обобщить то, о чем мы уже говорили.
Прежде всего, это предсказание разрушения Храма, а у Луки еще и ясное предсказание разрушения Иерусалима. Однако очевидно, что смысл предсказаний Иисуса сводится не к внешним военным действиям и разрушениям, а к концу Храма в истории спасения. Храм становится «пустым» домом, он перестает быть местом пребывания Бога и искупления Израиля и всего мира. Время жертвы, установленной Моисеевым Законом, прошло. Мы видим, что формирующаяся Церковь задолго до внешнего падения Храма знала об этом радикальном повороте истории и что при всех разногласиях относительно того, какие из иудейских обычаев следует сохранить и является ли их соблюдение обязательным для язычников, дискуссии по поводу Храма не возникало. В момент распятия Христа время жертвы истекло.
Далее мы видели, что ядром эсхатологической Вести Иисуса является возвещение «времен народов», когда Евангелие будет проповедано всему миру и всем людям. Только тогда история достигнет своей цели и придет к завершению. Все это время Израиль сохраняет свою миссию. Господь держит его в Своих руках и в назначенный час, когда число язычников достигнет полноты, спасет «весь Израиль». То, что мы не можем вычислить историческую продолжительность этого периода, общеизвестно, и этому не нужно удивляться. Но то, что «евангелизация язычников» стала неотъемлемой задачей учеников, становится все очевиднее благодаря, прежде всего, особому наказу, который Павел получил от Воскресшего. Отсюда следует вывод, что «время язычников» еще не является мессианским временем в смысле великих спасительных обетований, но временем истории и ее страданий и одновременно временем надежды. «Ночь прошла, а день приблизился» (Рим 13, 12).
Мне представляется очевидным, что многие притчи Иисуса, например притча о неводе (Мф 13, 47–50) или притча о пшенице и плевелах (Мф 13, 24–30), говорят именно об этом времени Церкви. В ближайшей эсхатологической перспективе они не имеют смысла.
В качестве побочной линии мы рассмотрели адресованный христианам призыв к бегству из Иерусалима ввиду грядущего подробно не описанного осквернения Храма. В историчности этого бегства в заиорданскую Пеллу нет причин сомневаться. Эта достаточно второстепенная деталь имеет, тем не менее, важное значение: неучастие христиан в военной обороне Храма, превратившей святое место в крепость и театр жестоких военных действий, точно соответствует позиции, которую избрал Иеремия во время осады Иерусалима вавилонянами (см. Иер 7, 1–15; 38, 14–28).
Йоахим Гнилка обращает внимание, прежде всего, на связь этой позиции с главной мыслью Вести Иисуса: «Участие иерусалимских христиан в войне представляется в высшей степени невероятным. Палестинское христианство хранило память о Нагорной проповеди. Они должны были знать заповеди Иисуса о любви к врагам и отказе от насилия. Мы также знаем, что они не участвовали в мятеже в годы правления императора Адриана» («Nazarener», S. 69).
Другим существенным элементом пророческой беседы Иисуса является предостережение от лжемессий и апокалиптических мечтаний. С этим предостережением связан призыв к трезвению и бодрствованию, который мы слышим в ряде притч, особенно в притче о мудрых и неразумных девах (Мф 25, 1–3) и в словах Иисуса о бодрствующих привратниках (Мк 13, 35–36). Именно эти слова ясно показывают, что имеется в виду под словом «бодрствование»: не бегство от настоящего, не спекуляции относительно будущего и не пренебрежение своими нынешними обязанностями. Напротив, оно означает делать то, что нужно, здесь и сейчас, как бы мы делали это пред очами Божиими. Матфей и Лука передают нам притчу о рабе, который видит, что его господин не торопится возвращаться, и, в его отсутствие, начинает бить слуг и служанок, пить и кутить. Добрый раб остается рабом, он осознает свою ответственность. Он поступает с каждым по правде, и господин хвалит его за то, что он так поступает. Жить по правде и означает подлинно бодрствовать (см. Мф 25, 45–51; Лк 12, 41–46). Бодрствовать означает осознавать себя находящимися пред очами Божиими и вести себя так, как ведут себя пред лицем Божиим. Жестко и конкретно Павел пишет во Втором послании к фессалоникийцам: «Ибо когда мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся. Таковых увещеваем и убеждаем Господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (2 Фес 3, 10–12).
Другим важным элементом пророческой беседы Иисуса является указание на грядущие гонения на Его последователей. Это также предполагает наступление времени язычников, ибо Господь говорит о том, что Его учеников будут не только «предавать в судилища и бить в синагогах», но и поставят за Него «перед правителями и царями» (Мк 13, 9). Благовестие всегда будет под знаком Креста – это ученики Иисуса будут вновь и вновь постигать на собственном опыте. Крест есть и останется «знамением Сына Человеческого»: в конечном счете, истина и любовь не имеют иного оружия в борьбе с ложью и насилием, кроме страданий.
Обратимся теперь к собственно апокалиптической части пророческой беседы Иисуса: к возвещению конца мира, пришествия Сына Человеческого и Страшного суда (Мк 13, 24–27).
Примечательно, что этот текст в значительной мере соткан из слов Ветхого Завета, особенно из Книги пророка Даниила, а также из книг пророков Иезекииля, Исайи и других текстов Священного Писания. В свою очередь, эти тексты также связаны друг с другом: древние образы читаются в решающие моменты по-новому, развиваются и углубляются. Подобный процесс нового прочтения одних и тех же слов можно наблюдать и в Книге пророка Даниила. Иисус включается в этот процесс «перечитывания», и это помогает нам осознать, что община верных, как мы уже говорили, в каждой новой ситуации также по-новому перечитывает слова Иисуса, следя, разумеется, за тем, чтобы основная Весть оставалась неизменной. Но то, что Сам Иисус не описывает грядущее, а лишь заново возвещает его словами древних пророков, имеет очень важное значение. Вначале мы, конечно, должны обратить внимание на то, что называется новым: грядущий Сын Человеческий, о Котором говорил Даниил (Дан 7, 13–14), не имея возможности придать Ему индивидуальные черты, теперь отождествляется с Сыном Человеческим, беседующим с учениками. Древние апокалиптические строки обретают личностное ядро, и его средоточием становится личность Самого Иисуса, объединяющего в Себе проживаемое настоящее и таинственное будущее. Подлинным «событием» является Личность, в которой с течением времени сосредотачивается настоящее. В этой Личности грядущее присутствует здесь и сейчас. В конечном счете, будущее не принесет нам каких-либо новых обстоятельств, потому что мы уже проживаем его во встрече с Иисусом.