Страница 7 из 21
События второй войны Лагаша с Уммой во время правления Энметены, подобно первому конфликту, также описаны в надписи на глиняном конусе. В нем сообщается, что противником лагашского правителя в борьбе за поля Гуэден выступил уммийский лугаль Ур-Лума, сын Энакалли. Надпись свидетельствует: «Энметена, ишакку Лагаша, чье имя изрек Нингирсу, провел этот [пограничный] ров от Тигра до [канала] Иднун по нерушимому слову Энлиля, по нерушимому слову Нингирсу [и] по нерушимому слову Нанше [и] восстановил его для своего возлюбленного царя Нингирсу и своей возлюбленной царицы Нанше, соорудив из кирпича основание для Намнунда-кигарры. Пусть Шулутула, [личный] бог Энметены, ишакку Лагаша, которому Энлиль дал скипетр, которому Энки [шумерский бог мудрости] дал мудрость, которого Нанше хранит в [своем] сердце, великий ишакку Нингирсу, получивший слово богов, будет заступником, [молясь] за жизнь Энметены перед Нингирсу и Нанше до самых отдаленных времен!
Человек из Уммы, который [когда-либо] перейдет пограничный ров Нингирсу [и] пограничный ров Нанше, чтобы силой завладеть полями и хозяйствами – будь то [действительно] гражданин Уммы или чужеземец, – да поразит его Энлиль, да накинет на него Нингирсу большую сеть и отпустит на него свою могучую длань [и] свою могучую стопу, да восстанут на него люди его города и да повергнут ниц посередине его города!» А с Уром и Уруком в это время поддерживались мирные отношения – Энметена называет урского лугаля и урукского эна Лугалькингенешдуду «братом».
Во внутренней политике Энметена провел ряд реформ, направленных на установление социальной справедливости в стране. Сам он назвал их «ама-р-ги» – «освобждение», и заключались они в прощении долгов и недоимок подвластному населению. По всей видимости, эта отмена долгов сопровождалась некоторым временным ослаблением повинностей и снижением сборов, а также определенными законодательными реформами, состоявшими, видимо, в возврате к пришедшим в упадок и забвение прежним обычаям и традициям. По крайней мере, в восприятии самого Энметены и его современников это было обращением к старым добрым порядкам, некоему золотому веку Шумера. В основе его реформ лежит категория «ама-ги» – «возвращения к матери». Вот как сказано об этом в тексте о реформах: «Возвращение к матери в Лагаше он установил. Мать к сыну вернулась, сын к матери вернулся. Возвращение к матери для выплаты долгов по зерну в рост он установил. Тогда Энметена богу Лугальэмушу храм Эмуш в Бад-Тибире… построил, на место его вернул. Для сыновей Урука, сыновей Ларсы, сыновей Бад-Тибиры возвращение к матери он установил: к Инанне в Урук вернул, к Уту в Ларсу вернул, к Лугальэмушу в Бад-Тибиру вернул».
Впрочем, в самом же Лагаше победитель Уммы не был единоличным полновластным хозяином, деля власть с неким Дуду, верховным жрецом главного бога-покровителя города Нин-Нгирсу. Дуду имел право на составление надписей от собственного имени и даже датировка документов иногда производилась не только по имени Энметены, но одновременно содержала также имя верховного жреца. Постепенное усиление роли жреца в государственной иерархии привело в итоге к тому, что храмовые хозяйства богов города – Нин-Нгирсу, его жены Бабы и их детей Шульшагана и Игалима – было объединено с личным хозяйством энси. Это началось уже при жреце Дуду и было окончательно завершено при его преемниках – Энентарзи (вероятно, сын Дуду), который также стал энси, и его наследнике Лугальанде. В полной безраздельной собственности верховного жреца и его семьи оказалось около двух третей пахотной земли Лагаша, существенно возросли денежные и натуральные поборы с мелкого жречества и с зависевших от храма лиц. Известно также об увеличении государственных трудовых повинностей, налогов и сборов, которые шли на содержание непомерно разросшегося государственного аппарата. Поскольку в конечном итоге основными налогоплательщиками были рядовые общинники и ремесленники, все возросшие поборы ложились на их плечи.
Возросший экономический гнет негативно сказался на благосостоянии общинников Лагаша, привел к их обеднению и даже обнищанию. Документы того времени свидетельствуют, что многие лагашцы находились в долговой зависимости от представителей местной знати, а некоторые были даже вынуждены продавать собственных детей в рабство. Кстати говоря, шумерское законодательство, относящееся к более позднему времени, свидетельствовало об исключительной, практически неограниченной власти родителей над детьми: «Если сын скажет своему отцу: «ты мне не отец», то тогда его обрить, положить клеймо раба и продавать за деньги. Если сын скажет своей матери: «ты мне не мать», то надо обрить его, вести по городу и затем изгнать из дома. Если отец скажет сыну: «ты мне не сын», он (сын) теряет дом и стены. Если мать скажет своему сыну: «ты мне не сын», он теряет дом и утварь».
Итак, из-за концентрации доходов в руках жреческой и чиновничьей верхушки в разы увеличился экономический разрыв между простолюдинами и знатью. Социально-экономическое расслоение общества дополнялось непопулярными отменами древних обычаев и попросту произволом чиновников. При этом правившие страной энси использовали накапливавшиеся в их руках материальные ценности преимущественно для обогащения собственных семей и не уделяли должного внимания даже такой важной статье государственных расходов, как поддержание обороноспособности и укрепление военной мощи города. В условиях постоянной борьбы городов-государств за власть над Двуречьем последнее было особенно тревожным.
Сохранившиеся тексты так описывают чинившиеся несправедливости и то, что мы назвали бы коррупцией: «С прежних дней, издавна – тогда корабельщик пользовался ладьями, ослами пользовался главный пастух, баранами пользовался главный пастух, рыболовными сетями пользовался надзиратель рыбаков; …пастухи рунных баранов за белого барана должны были выкладывать там серебро; землемер, главный певчий, абриг, изготовитель пива и благовоний и все (артельные) старосты (храмового персонала) за… ягненка должны были выкладывать там серебро». Государственными служащими и жрецами нарушалось право частной собственности: «Назначаемый (правителем?) жрец-санга в саду соседа мог рубить из его деревьев и забирать у него плоды». В особо крупных размерах и наиболее очевидно служебным положением злоупотреблял верховный жрец энси: «Волы богов возделывали огород энси, на лучшем поле богов были огород и бахча энси; упряжные ослы, рабочие волы отбирались у всех жрецов-санга, ячмень всех жрецов-санга раздавался людьми энси. …Дом энси был объединен с полем энси, до „женского дома” (храм богини Бабы) – с полем „женского дома”, дом „детства” (храм богов – детей бога Нин-Нгирсу) – с полем „детства”».
Сложившаяся в Лагаше социально-экономическая и политическая обстановка неминуемо вела к социальному взрыву, который не заставил себя долго ждать. Энси Лугальанда был низложен и смещен, а к власти пришел его родственник по женской линии, муж сестры жены энси – Уруинимгина.
Как бы то ни было, около 2318 г. до н. э., опираясь на поддержку широких слоев населения, Уруинимгина получил верховную власть над Лагашем. Его надпись традиционно утверждает, что произошло это по воле и при прямом вмешательстве богов: «Нингирсу, воин Энлиля, даровал Уруинимгине царство над Лагашем и дал ему власть над 10 сарами людей» (10 сар составляли 36 тысяч человек). Однако правление Уруинимгины было непродолжительным – всего около 6–7 лет (2318–2312 гг. до н. э.), но стало одним из наиболее запоминающихся в истории Раннединастического периода. Произошло это благодаря масштабным реформам, проведенным правителем в интересах подавляющего большинства жителей Лагаша. «Было рабство в стране, – говорит сам Уруинимгина в одной из своих надписей, – и не стало его».
Сведения о реформах Уруинимгины содержатся в записях на трех больших глиняных конусах, два из которых сохранились до наших дней в хорошем состоянии. Согласно этим сведениям, правитель Лагаша уменьшил плату, взимавшуюся жрецами с общинников за проведение религиозных обрядов, отменил ряд налогов, взимавшихся с ремесленников, отменил поборы с жрецов и наиболее значимых представителей храмовой администрации. Была вдвое увеличена оплата труда свободных общинников, работавших на храмовых полях. Возможно, это была щедрая плата общинникам за поддержку государственного переворота. С другой стороны, втрое было сокращено число тяжеловооруженных воинов, большинство из которых, как можно предположить, до последнего поддерживали Лугальанду. Правда, оставшимся из них в четыре раза увеличили содержание, что, вероятно, также может расцениваться как плата за переход на сторону зачинщиков переворота. Наиболее же важно то, что Уруинимгина ограничил произвол чиновников, запретив им отчуждать в свою пользу часть доходов от пользования ладьями, от стад и рыбной ловли, а земли храмов городских богов (Нин-Нгирсу, Бабы и их детей) изъял из собственности семьи энси и вернул в храмовое владение. Используя современные аналогии, мы могли бы назвать это возвращением незаконно присвоенного государственного имущества.