Страница 46 из 51
Keywords: historical science, librarianship, Russian historians of the twentieth century, S.F. Platonov, A.E. Presnyakov, S.B. Veselovsky, M.V. Nechkina, personal libraries, science daily, new information capabilities.
Существенные изменения, произошедшие на рубеже XX–XXI вв. в сфере хранения и распространения информации, в том числе и по гуманитарным дисциплинам, поставили в повестку дня создание электронных каталогов библиотек, оцифровку книг и документов. Все это, вместе взятое, способствует облегчению доступа исследователя к имеющимся научным собраниям. Однако новые информационные возможности не умаляют пиетета к книге, традиционного для сообщества российских историков.
Характеризуя собирательный облик историков XX в., нельзя не заметить, что большинство из них, а тем более их самые яркие представители – книжники, знатоки литературы, как исторической, так и общегуманитарной и художественной. Первенствующая роль, которую играли книги в жизни и профессиональной деятельности историков, ставила перед ними задачу составления собственных библиотек. Конечно, их количественный и качественный состав существенно разнился в зависимости от личных предпочтений историков, их материальных и бытовых возможностей. Такие частные собрания складывались на протяжении многих лет, требуя значительных усилий, внимания, и конечно же их формирование было сопряжено со значительными расходами.
Дневники, письма, воспоминания российских историков характеризуют своих создателей как подлинных библиофилов, знатоков, ценителей и собирателей книг. В этих документах отчетливо проявляется профессиональная мотивация в деле создания личных библиотек, отражен процесс их складывания и пополнения, показаны возникавшие при этом препоны, искушения и трудности.
Александр Евгеньевич Пресняков, один из ведущих русских историков и впоследствии советских историков «старой школы», являлся истинным знатоком и ценителем книг. Его становление как историка-профессионала было неотделимо от собирания рабочей научной библиотеки. На избранной стезе первостепенное место он отводил личному книжному собранию. Будучи студентом историко-филологического факультета Петербургского университета, А.Е. Пресняков регулярно писал матери и в своих посланиях подробно рассказывал об учебе, жизни в столице и, очень часто, о книгах, что читал и которые находил и приобретал для собственной библиотеки.
Книжный вопрос занимал его постоянно и был для него одновременно источником и радости, и переживаний. «Зарвался я немного с книгами, это нехорошо, но что делать! Горбатого могила исправит. Больше не буду. Но ведь это насущная потребность. А в этом году я хоть и много купил, но в оправдание скажу – купил с большим выбором, вещи классические. Быть историком и не знать великих своей специальности неудобно» [Александр Евгеньевич Пресняков, 2005. С. 138], – писал студент Пресняков своей матери 11 апреля 1894 г.
В письме четко отразилось восприятие начинающим историком наличия собственной библиотеки как необходимого и непременного элемента профессионального становления и роста. Также выявлен главный принцип ее комплектования, основанный на оценке научной значимости купленных изданий.
Приведенный фрагмент письма недвусмысленно дает понять, что библиофильский пыл А.Е. Преснякова вызывал справедливые опасения у его матери, обеспокоенной возможными осложнениями с бюджетом сына, иногда превышавшим выделявшиеся семьей средства. Именно с этим связано наличие оправдательных ноток, явственно прозвучавших в строках молодого человека.
Проблема финансов была не в меньшей степени актуальна, чем вопросы отбора книг и размещения личных библиотек. Дневниковые записи и переписка русских историков пестрят упоминаниями о денежных затруднениях, вызванных приобретением научной литературы.
Действительно, поход на знаменитый книжный развал у Сухаревой башни был реальной угрозой для семейного бюджета: приехавший в июне 1883 г. в Москву из Петербурга Сергей Федорович Платонов сетовал, что он там книг «не покупал, а по лавкам не ходил. Рукописи – все раскольничьи служебные и стоят “синенькую”, “красненькую” (бытовавшее название денежных купюр достоинством 5 и 10 руб. – Л.С.) – словом, приступу нет» [Академик С.Ф. Платонов, 2003. С. 12].
О таких же проблемах, но, в силу возраста, гораздо меньшего масштаба, писала в своем дневнике 16-летняя гимназистка Милица Нечкина. Проявившая к тому времени неподдельный интерес к истории, прежде всего к законам ее движения, и социологии, будущий академик М.В. Нечкина 26 мая 1915 г. сетовала на невозможность приобретения нужных ей книг. Она рассказала, как манили и дразнили ее воображение прилавки с книгами в Казани, где жила и училась в то время. «Каждый раз, проходя по Воскресенской, останавливаюсь перед витринами книжных магазинов и представляю, что все выставленные книги принадлежат мне, – поверяла М.В. Нечкина свою мечту дневнику и продолжала: – Я испытываю прямо наслаждение, представляя это. Не смейтесь! Ведь это единственный выход для того, кто не имеет денег покупать книги» [ «И мучилась, и работала невероятно», 2013. С. 71]. В тот описанный ею день ее особенное внимание привлекла книга «Историология. Теория исторического процесса», опубликованная в том же 1915 г. Н.И. Кареевым (в дневнике она ошибочно назвала его «проф. Карповым»). «На этой книге стоит внушительное для меня 1 р. 50 коп., я вздыхаю и прохожу мимо», – подводила она неутешительный итог [Там же].
Любопытно, что в дальнейшем М.В. Нечкина возвратилась к этой дневниковой записи. На полях после слов «прохожу мимо» Милица Васильевна приписала карандашом: «И прекрасно» [Там же]. Сделанное добавлениепояснение весьма симптоматично. Оно показывает, во-первых, ее отношение к концепции, предложенной Н.И. Кареевым, и то, что ожидания, связанные с содержанием его труда, после знакомства с ним не оправдались. Во-вторых, в нем отразился принцип научной утилитарности, разделявшийся многими историками и предполагавший наполнение домашней библиотеки по преимуществу книгами, к которым предполагалось обращаться неоднократно.
Возвращаясь к денежному фактору формирования историками своих частных книжных коллекций, следует отметить его вневременной характер. И в конце XIX в., и в начале XX в., и в его советский период он оставался для большинства историков значимым. Так, подытоживая впечатления о событиях прошедшей недели, за 23–29 октября 1927 г., историк-марксист С.А. Пионтковский рассказал о своих поисках книг в московских букинистических лавках. Они часто оказывались для него удачными, но всегда весьма затратными. «Дерет с меня за книги невероятно, правда, дает экземпляры хорошей сохранности» [Дневник историка С.А. Пионтковского, 2009. С. 92], – описывал он свои взаимоотношения с одним из букинистов.
Однако историки находили способы разрешать возникавшие проблемы. В дореволюционной практике бывали случаи, что научную литературу, цены на которую были весьма значительны, брали в кредит, постепенно возмещая ее стоимость книгопродавцу.
Об одном из таких эпизодов сообщал А.Е. Пресняков, рассказывавший о покупке с рассрочкой фундаментального двухтомного труда (в четырех книгах) В.С. Иконникова «Опыт русской историографии». Эта книга на некоторое время оставила его, «благодаря библиомании», как он сам характеризовал свою увлеченность созданием личной библиотеки, на безденежье: за нее он остался должен 10 руб. [Александр Евгеньевич Пресняков, 2005. С. 55]. Отчитываясь перед родителями в превышении трат из выделявшегося ему бюджета, он в оправдание приводил слова своего учителя, С.Ф. Платонова, назвавшего эту книгу «не только необходимой, но просто неизбежной» [Там же].
Как только финансовая сторона дела улучшилась, пополнение личной библиотеки было продолжено А.Е. Пресняковым с неменьшим энтузиазмом. Получив впервые (как оставленный при Петербургском университете для подготовки магистерской диссертации) единовременно 300 руб., он в письме к матери так говорил о своих намерениях в отношении этих денег: «Я их, по всей вероятности, с вашего разрешения, ухлопаю на книги, потому что на те 100 р. удалось приобрести весьма незначительную часть того, что нужно. Это дьявольски дорогая вещь, особенно иностранные книги и издания!» [Там же. С. 119].