Страница 9 из 10
Как бы то ни было, тайчи, цигун, йога – индивидуальные практики, направленные на внутреннее раскрытие человека в значительно большей степени, чем на развитие его общения с партнером. Кроме того, эти системы в основе своей неэмоциональны. Дельфин же, лишенный эмоций, – это кошмарный триумф борцов за искусственный интеллект.
Все это приводило к мыслям о танце, причем не всяком, а только парном, замешанном на страсти, только том, где два партнера становятся взаимопроникающими, где они продолжают и раскрывают движения, эмоции, качества, стремления друг друга. Где они ведут предельно интенсивный диалог, основанный на невербальном резонансе.
Эксперименты Н. Бернштейна, в ходе которых он снимал на темном фоне танцоров, предварительно нарисовав белые точки на их черных костюмах, показали, что движения танцующих имеют математически точный волновой характер. Как и существование воды.
Для индусов Бог – не мужчина и не женщина, это танцующее единство их двоих. Сам танец. «Парный циклон» (выражение Лилли), образующий алхимическую энергию трансмутации.
Было ощущение, что здесь мы оказываемся очень близко к чему-то фундаментально важному для нас.
Мы «поймали» Джакомо Риззолатти в холле отеля в перерыве между заседаниями какой-то конференции. Его открытие – неудобная тема в науке, потому что отрицать его бесполезно (все опыты доказательны), а принять сложно, потому что это привело бы к пересмотру многих заблуждений, на которых держатся программы образования, научные школы и социальные практики. Первооткрыватель зеркальных нейронов, он доказал, что наша природа основана не на «праве сильного», не на агрессии и индивидуальном выживании, а на эмпатии, сочувствии, сострадании.
«Про дельфинов я ничего не знаю», – с удивлением сказал он при первой встрече. Но мы рассказали ему о наших первых опытах, убедивших нас, что дельфины – едва ли не самые эмпатичные существа – несомненно, как и мы, обладают зеркальными нейронами. Через несколько лет после этого, на открытии первого Фестиваля Дельфинства, он, обведя взглядом аудиторию, скажет: «Понимаете, это означает, что мы – ты, я, он, – мы все на самом деле одно существо».
Мы искали практику эмпатии, основанную на универсальном, не зависящем от языка и культурных традиций, подходе к контакту: сочувствие, умение без слов угадывать мысли, эмоции, намерения друг друга.
Танго
Эмпатия, маскирующаяся танцем, который невозможен там, где разбито открытое Джакомо зеркало.
Нам нужен был «Урок танго» – как в одноименном фильме. Мы встретились с его хореографом и главным героем Пабло Вероном вечером в кафе на бульваре Клиши, за час до его отлета в Буэнос-Айрес, чтобы попытаться сбивчивой скороговоркой рассказать ему, что мы ищем. Время кончилось почти сразу.
Пабло посмотрел на часы, взял телефон, набрал номер и попросил перенести его вылет на следующее утро. Потом помолчал и сказал: «Меня когда-то приятель пригласил в парк аттракционов, где он работал и куда накануне привезли дельфиненка. Я окунулся в бассейн, где он плавал какими-то неровными кругами, и стал плавать вместе с ним. И вдруг он подплыл ко мне, и я взял его на руки. До сих пор чувствую, как он дрожит… а теперь расскажите еще раз, что вы задумали. Время у нас есть».
Утром, уладив дела так, чтобы освободить две недели, мы улетели с ним в Аргентину и начали учиться лучшей (конечно, после занятий любовью) из известных нам практик интуитивного чувства партнера.
С каждым днем менялись привычные ощущения и взаимодействия с частями самих себя, окружающим пространством и друг с другом. Отказавшись от привычных средств и органов коммуникации, мы учились общаться, непосредственно обмениваясь эмоциями и понятиями, мгновенно читая малейшие импульсы, исходящие друг от друга, и сознавая, что такое общение неизмеримо глубже и богаче привычного.
Это не танец. Точнее, танец в той степени, в какой он является диалогом. Личностная практика, становящаяся таинством потому, что выходит за пределы личности. Опыт растворения границ – преодоление двойственности единством.
Кроме мужчины и женщины, кроме двух партнеров здесь есть нечто третье, и оно главное. Не двое, а то, что между ними и над ними. В архитектуре это называют точкой сопряжения – она где-то вне сооружения, она неразличима для обычного глаза, но именно она держит и связывает все это (миро)здание. Невидимая ось качелей, точка опоры.
Упражнение в гравитации: поодиночке так нельзя ни стоять ни двигаться, это нарушение законов физики, мы бы упали порознь, если бы не было тебя, если бы не было меня – если бы мы были не вместе.
Все дело – в одном-единственном движении – в его начале, его развитии, его завершении. Мастер – не тот, кто лучше исполняет те или иные коленца, не тот, кто знает их больше, он просто иначе делает вот этот единственный шаг – тот, который СЕЙЧАС. Все фигуры, которые можно выучить, – неважны. Смысл – в том, как – из какого Адреса – ты делаешь только этот шаг, потому что на самом-то деле ничего другого ты и не можешь делать.
Шаг, соединяющий риск падения с доверием. Это из области электричества: два провода почти не соприкасаются, но в том-то и дело, что здесь нет никакой изоляции…
Мы не можем поверить в нетанцующего Бога…
Чем больше торопливость, тем меньше шансов успеть. «Когда я тороплюсь, я замедляю движения». Если уловить музыку, легче всего попадать в сильную долю, но мы любим слушать промежутки между ними – в них есть простор и воздух для нас. Два мгновения, одного из которых уже нет, другого нет еще, и то, что есть между ними, может быть бесконечностью. Времени достаточно, в промежутках между тиканьем секундной стрелки можно все успеть. Все наполнить, высветить, вырастить…
Содержимое головы
Все, чем мы занимались – плавание, дыхание, танец, – требовало, как это ни странно, одного и того же – спокойствия, открытости и сосредоточенности – «включенности».
Одного и того же состояния сознания, столь редкого в нынешней жизни и, как выясняется, наиболее продуктивного. Такого, при котором электрическая активность мозга функционирует в т. н. альфа-диапазоне, свойственном медитации или молитве. Такого, в котором практически постоянно, согласно исследованиям, пребывают дельфины.
Лилли, изучавший измененные состояния сознания и насчитавший их более ста пятидесяти, в конечном счете написал: «Есть только два состояния сознания – присутствующее и отсутствующее…»
Присутствующее состояние хотелось сделать постоянным.
Попавшая к нам в это время (совпадение) книга молодого тибетского ламы Йонге Мингьюра Ринпоче «Будда, мозг и нейрофизиология счастья» была именно об этом.
Через две недели мы сидели с ее автором в небольшом помещении, готовые пройти первый в своей жизни обучающий ретрит по медитации. Перед нами был Будда – спокойный, внимательный и совершенно… живой. Непостижимо сочетающий в себе умудренность тысячелетий и задор тридцатилетнего мальчишки. Полностью включенный в каждую малейшую деталь происходящего. Представившись, мы сообщили, что никогда до сих пор не практиковали медитацию и уж тем более никогда не занимались ею с учителем. Кроме одного раза, когда у нас были удивительные и крайне необычные учителя – дельфины.
Наш курс начался с того, что Ринпоче попросил в течение нескольких минут ничего не делать специально. Просто принять максимально комфортную позу и быть внимательными, отмечая все, что происходит с нами. Не пытаясь медитировать, не заставляя себя что-то чувствовать, не прогоняя приходящие мысли или ощущения, а только наблюдая и осознавая их.