Князь Яблок

Чистые соберутся за невкусной трапезой и будут утомлять бога обсуждением вещей, которые не решаются обсуждать при царе.

- Я тебя слушаю,- сказал он вестнику, но слушать не стал. И так ясно, что скажет внук настоятеля храма Грозы, чистого среди чистых и бесполезного из бесполезных. Все эти приглашения на обеды, про которые и так всем известно, были совершенно одинаковые и не менялись, должно быть, со времён потопа. В его возрасте Хаммуасиппу сам доставлял такие послания.

Как бы его отослать? Да, отослать поскорей. Нет, нельзя. Надо делать вид, что слушаешь до конца.

Гирканца поселили на втором этаже, в круглой угловой комнате.

Это крыло построили несколько десятилетий назад. Тогда казалось, что дело Ашшура ещё не проиграно и наместник Мари подчинялся всерьёз одному из его последних царей вселенной. В облицованном бирюзовыми изразцами городском храме, где сейчас поселился Дагон, славили Ашшура, кровавого бога-охотника, а пирамиду зиккурата называли Горой Всех Земель.

В тот год царь вселенной сокрушил войско мидийского вождя Фравартиша, и повелел расширить храмы Ашшура в тех частях страны, где ещё держалась его власть. Хлеб тогда был дорог, а рабы дёшевы, так что стройка закипела. Рабы из образованных горожан Кута и города Врат, захваченные после очередного мятежа, шептались, что царь строит храмы на западных рубежах, потому что не надеется удержать восточные. А когда прошёл месяц и никого из разговорчивых так и не посадили на кол, стало ясно - эпоха закончится куда быстрей, чем строительство.

Строили кое-как, замешивали никудышный раствор, и бывало, что две кирпичные кладки, начатые с разных сторон, не превращались в новую стену, а сходились под странными углами. Стены получались перекошенными, и даже полы неровные, так, что если положить у алтаря яблоко, оно покатится к выходу. Пятеро распорядителей работ успели сбежать в дикие леса Каниа, прежде, чем пришла весть, что царь убит заговорщиками и строить ничего больше не нужно.

Шли годы, недостроенные комнаты, переходы и галереи ветшали и проваливались. Наконец, уже на памяти Хаммуасипу, руины решили перестроить в ещё одну гостиницу при храме Дагона. В галерее появились торговые прилавки, а круглую угловую башню разделили на комнаты.

Хаммуасипу распорядился поселить гирканца в огромной холодной комнате, что уцелела за алтарём. В заготовленных под статуи нишах копилась пыль и бегали пауки.

Узкое окно напоминало бойницу, и из него на пол ложилась только полоска света, зыбкая, словно лунная дорожка.

Внизу, во дворе, ветер трепетал полосатую ткань шатров. Так селились кочевники, непривычные к каменным зданиям. Во дворе звучали голоса, но толстая, рассчитанная на осаду стена делала их неразличимыми, словно они доносились из прошлого.

Если бы выпал шанс выбирать, Каримиш тоже бы поселился в шатре. Но Хаммуасиппу выбрал для него это место, и гирканец не стал спорить. Здесь можно было жить и спать - это достаточно.

Гирканец лёг и обернулся плащом. Он смотрел в темноту и пытался понять, что делать дальше.

Но мысли не шли. Они словно натыкались на толстые стены, что сомкнулись вокруг. Раз за разом гирканец пытался нащупить хотя бы одну догадку, хотя бы один удачный ход - но перед глазами вставала одна и та же картина из прошлого.

Он видел город под малиновым небом, которое только тронул рассвет, - но это был другой город, непохожий на Мари

Мусашир расположился в долине между трёх гор, и его домики, сложенные из грубых камней, похожи на норы. Храм стоит посередине города, на холме, он двухэтажный и чёрный, с квадратными колоннами перед входом.

Долина была открытая, а сам городок недостаточно велик и важен, чтобы обносить его стенами. Это одно из тех селений, что покоряются любому завоевателю. Юноши пополняют армию, девушки наживаются на пришельцах. Всё как всегда.

Гирканцы встали лагерем за городом, на симпатичном холме, поросшим высоким разнотравьем. Лошади жадно жевали свежую зелень.

Сейчас, когда гирканцев было три десятка, их обнажённые торсы и мохнатые шапки с волчьими ушами совсем не казалось забавными. От юношей веяло потной, суровой мощью. Даже щёголь из города Врат не рискнул бы смеяться над их нарядами.

Был тот самый час рассвета, когда спать хочется особенно сильно. Гирканцы крепко дремали в шатрах вокруг холодного костра.

Один стражник не спал. Он опирался на длинную дубину и смотрел на спящий городок. В садах и переулках - ни души, ни движения. Кажется, что город покинут.

Каремет думал.

После того, что случилось, он очень хотел зайти в шатёр и разбить командиру череп. Но бунтовать против командира не положено. А покидать свой пост часовому - и вовсе запрещено.

И продолжал стоять, непоколебимый, как статуя, которую он увидел в одном разрушенном городе.

Да, статуи… Это был его первый в жизни поход. А статуи - одним из первых чудес, которые он увидел в походе. Мать рассказывала ему, что цари приказывают сделать себе каменных близнецов, чтобы присутствовать сразу во всех областях страны. Но настоящие статуи - о, это что-то другое. Даже разбитые, возвышались они над развалинами, и жуткая тайна застыла в жестах их рук..

В уничтоженном городе Улху их было много - он не смог посчитать. Да, Улху… Именно там он понял, что рано или поздно убьёт Спако.

И вовсе не потому, что командир Спако его обидел, унизил и опозорил.

Сейчас Керемет понимал, что позор - это просто репетиция смерти и на войне он неизбежен, как неизбежна и сама смерть. Он почти привык к своему позорному положению.

А вот то, что случилось с командиром, было особенно страшно. И особенно страшным, потому что этого никто не замечал.

После того, что случилось в покинутом городе, командир Спако начал превращаться. И Керемет понимал - это превращение хуже всех насмешек. Гирканский волк становился другим животным. Керемет не знал, что это за зверь, но одно понял точно - зверя надо убить как можно скорее. Убить, пока этот зверь не пожрал отряд.

Убить!

Убить, убить, убить…

Алая пелена застилала взгляд. И росло что-то другое - сначала задрожало в животе, потом жар обдал кожу и Каремет ощутил, что возбуждён - возбуждён как тогда, когда стоял на страже и ничего не может с этим поделать.

Дикое желание что-то предпринять пульсировало в лете. Ударить дубинкой, вспахать лоно пенисом - не важно. Огненные спирали закручивались в мускулах и животе.

Каремет дёрнулся и открыл глаза.

На полу была кровь.

Он пригляделся получше, и догадался, что это отсвет из окна на полу, окрашенный медью заката.

А затем он понял, что в комнате есть кто-то ещё.

Глава 4. Полуночные гости

Незнакомец сидел у окна и разглядывал глиняную табличку.

Из одежды - только цветастая юбка, какие носят жрицы Иштар. Тощие ноги и ловкие руки писца. Волосы рассыпались по плечам, но видно, что пару месяцев назад над ними поработал цирюльник.

Гирканцы поднялся и сел на плащ. Руку положил на дубинку.

Он не стал одеваться. Ни к чему прикрывать наготу перед человеком, который явился к тебе в женской одежде.

Незнакомец поднял глаза и посмотрел на Керемета. Он заметил возбуждённый член, но вида не подал.

- Приветствую тебя,- произнёс незнакомец по-мидийски.

- Привет и тебе,- произнёс гирканцы,- моё имя - Каремет, хотя здешним непросто его произнести. Кто ты - человек или демон? Назови себя и скажи, зачем ты ко мне пришёл.

- Я не демон. Я друг.

- Я не боюсь демонов.,- сказал гирканцы,- Ты говоришь по-мидийски, поэтому знаешь, что тому, кто почитает Шесть Бессмертных, демоны не страшны. Шестеро придут на помощь и в диких пустошах, и на поле сражения.

- Демонов не боятся только те, кто мало их видел,- ответил незнакомец,- А знания - это ещё не защита. Я знаю и мидийский, и древний язык, и даже язык богов. Но Мардук пока не спешит мне на помощь. И даже Иштар заманила в ловушку. Наверное, это обычно для женщин.