Дважды рождённые

Альбинка была необычайно счастливой – родители до сих пор были близки ей и близки друг другу, но она не рассказывала о них много. При редких упоминаниях их присутствие в её рассказах было так естественно, что вот они «есть и есть», как будто так и должно быть. Игорь иногда завидовал ей, но как это? и что она при этом чувствовала? – не представлял.

– А мне сегодня сон классный снился, как будто я младенец в утробе матери. Моя бы воля – не просыпался бы. Жалко, что нельзя сны записывать и с тобой смотреть, – Игорь понимал, что рассказать сон в красках не получится, а поделиться очень хотелось.

– И долго бы не просыпался? – хихикнула Алька. По сбивающемуся дыханию подруги, Игорь понял, что та уже давно не лежит в кресле, а отрабатывает прогулку по лесу, да ещё похоже и под нагрузкой – какую-то часть Шелла на себе тащит.

– Не знаю, – не поддержал шутку Игорь, рассказывать совсем расхотелось. – Думаю – долго. Классный был сон.

Перестроившиеся под мягкий грунт леса, лапы Шелла, пружинно ступали расплывшейся и вспухшей подошвой на мягкую, податливую землю.

– Аль, а ты знаешь, что такое «душа»?

– Ну. Да кто же этого не знает? – усмехнулась Альбина.

– Да нет, я не про это, – с легким раздражением ответил Игорь, – я про настоящую.

«Пустить в душу» было старым, устоявшимся выражением, и означало оно – включение панорамной картинки с видеокамер изнутри Шелла. Это действительно было интимным действием, исключительно для друзей и близких, остальным приходилось довольствоваться портретом или интерпретацией внешней мимики на морде зверя, да и то, только если «душа» включит этот режим.

– Игорь, ты про что сейчас? – кажется, подругу задел и обеспокоил его тон, и сам вопрос, в его сути, перестал быть значимым.

Неожиданно из-под ноги железного зверя Игоря выпорхнула какая-то птица, пойманная врасплох собственной невнимательностью. Игорь остановился и передумал идти дальше. Он дождался ответной реакции розовой кошки и, когда та замерла в нескольких метрах впереди него, попросил:

– Альбин, пойдем по домам? Устал я сегодня.

– Игорек, что-то не так?

– Да нет, всё в порядке, устал просто.

Игорь действительно чувствовал усталость, но не такую сильную, как пытался показать. Хотелось остаться одному, подумать, помечтать и попытаться уснуть. Как никогда, захотелось выйти из железной машины и остаться действительно наедине только с собой, без камер, без кресла, без возможности включить монитор и течь в потоке информации. До центра реабилитации было не так уж и далеко: час – полтора, но уходить из леса не хотелось. Игорь успокоил себя обещанием подарить себе это удовольствие завтра и вернулся к воспоминаниям о сне.

Воспоминания захватывали, он не мог себе объяснить их притягательности. Он никогда в жизни не ощущал себя настолько покойно и счастливо, как в этом сне. Он никогда не осознавал себя частью чего-то большего, чего-то необъяснимого и естественного, неизвестного и родного. Была несбыточная надежда, что сон повторится. И хотя понятие «дом» давно стало абстрактным и означало ближайшую парковку с зарядкой (в его случае – социальную), но сегодня Игорю хотелось именно «домой», на маленькую, непопулярную парковку в холме, затерявшемся в глубине леса. Альбинка не любила это место, там было слишком тихо, и связь постоянно сбивалась, но сегодня это было на руку.

Сон – блаженное отчуждение от тела, от забот разума, падение в маленькое забвение, подаренное человечеству свыше. Игорь зарылся серебристым кошачьим телом в сухую листву, скопившуюся на заброшенной парковке, отключил фильтры и, вдыхая аромат леса, звал сон. А когда тот пришел, отдался ему с радостью и надеждой.

Глава 2

– 1-

В нескольких метрах от стены просторного и пустынного зала «реальки» одиноким силуэтом прорисовывалась точеная женская фигурка, одетая во что-то легкое и воздушное. Белый зал без теней и полутонов скрадывал и размазывал очертания тела, но ни белая пустота, ни стерильность обстановки не делали силуэт менее загадочным и притягательным. Игорь опешил, и было из-за чего. Во-первых, двух человек в одном зале «реальки» просто не могло быть – это был нонсенс, выход за все правила. Возможно, что-то сбилось, но, чтобы это осознать, надо было напрячь мозг, а сейчас мозг не работал на анализ ситуации, мозг просто затупил от неожиданности.

А во-вторых: он никогда в жизни не видел женщину вот так, близко и без посредничества экрана. И он никогда в жизни не видел такую женщину! Она не была эталоном красоты, она не создавала красивой позы, только было в ней то, от чего у мужчины перехватило дух и в душе поднялось что-то податливое, со всем согласительное, непривычное, немного рабское, но не унизительное. Она стояла посредине помещения необычайно беззащитная, о чем-то вполголоса споря сама с собой и иногда дополняя какие-то особо важные слова резкими жестами. На какое-то время она замирала в раздумье, иногда громко, на вдохе всхлипывала, и опять спорила. Этот её разговор с собой, по-видимому, очень расстроил её, и в какой-то момент она зарыдала, прикрывая одной рукой лицо, а второй рукой безнадежно шаря рукой вокруг себя в поисках опоры. Игорь застыл. Он не знал, что делать, и стоял в нерешительности. Он даже дышать стал ртом, чтобы сопение не выдало его присутствия. Не найдя опоры в воздухе, девушка опустилась на пол и, положив одну руку на колени, а голову на неё, продолжала всхлипывать, водя свободной рукой по бархатистому полу, как будто рисуя сложный и невидимый рисунок. Сквозь всхлипывания прорывались звуки, похожие на сжатое, задушенное подвывание. Жалкие, больные.

От этих звуков Игорь начал приходить в себя. Он сделал шаг, по направлению к незнакомке, ворсистый пол деликатно поглотил звук его движения, затем ещё шаг, ещё… Он уже отчетливо видел её тонкую шею под тугим узлом волос цвета вороньего крыла, собранных сзади. Он зацепился взглядом за двигающиеся по полу изящные, очень длинные и тонкие пальцы её руки. И ещё он чувствовал в воздухе почти неуловимый, но нежный и терпкий запах. Запах. Онемевшее тело пробудилось, и появилась куча вещей, которых невозможно было в себе перебороть: зачесался нос, затылок, рот наполнился слюной, руки запросили движения. Он тянул время, терпел сколько мог, но, не выдержав, поспешно сглотнул. Звук разнесся в его голове нестерпимым грохотом и, убоявшись быть пойманным за подглядыванием, он быстро произнес: «Привет». Слово прозвучало глухо и тихо, но женщина вскочила как от выстрела, резко повернулась и испуганно уставилась на него. Игорь сделал шаг на встречу и… понял, что пропал окончательно.

Он смотрел в её темные, блестящие глаза и не мог насмотреться, он никогда в жизни не видел ничего красивее. Поднятая её движением волна нежного аромата выплеснулась на него, обдала его, заставляя сердце замереть и сжаться. Выхваченные в первые мгновения черты лица отложились где-то в голове как элементы оформления глаз, но сейчас он не замечал оформления, оно ушло на второй план. Он не видел лица, губ, носа, только Глаза, расширенные от удивления, бесконечно темные и живые, влажные недавней слезой и напуганные, смотрящие снизу-вверх и втягивающие в себя темным рисунком зрачка. Пропасть глаз и дурманящий аромат. Его взгляд, на доли секунды выныривая из глубины, мог различать подрагивающие ресницы, обрамление бровей. Он не мог говорить, не мог думать, не мог стесняться глупой позы, в которой стоял парализованный и ошарашенный.