Страница 4 из 14
«Посчастливится вырваться» – что это, трудности электронного перевода или изначальная опечатка? Наталья захлопнула буклет и автоматически прочитала мелкий шрифт с контактной информацией на его оборотной стороне. «Океания, «Парадиз Айланд», номер коммуникатора, адрес электронной почты, скидка десять процентов предъявителю данного буклета…» И вновь холодные пальцы неприятного предчувствия скользнули по ее телу, заставив сердце отчаянно сжаться в горячий твердый комок плоти. Из оцепенения ее вырвали голоса новеньких попутчиков, заходящих в зал после досмотра ручной клади и паспортного контроля.
– Витя, ты меня толкнул, ты что, не видишь, куда прешь? Теперь синяк будет на ягодице, а я взяла только открытые купальники. Ты неповоротливый боров…
Очень хорошо и стильно одетая женщина в годах, явно посвятившая большую часть своего времени и чужих ресурсов личной битве со старением организма, продолжала отчетливым полушепотом костерить своего попутчика. Видимо, даже столь незначительный повод, как легкий толчок дорогим кожаным кейсом под зад, она ассоциировала с исключительной агрессией и всячески использовала этот повод для прилюдного унижения своего оппонента. Хмурый Витя, выслушивая весь набор оскорбительных эпитетов, продолжал смотреть сквозь источник данного монолога, явно погруженный в свои безрадостные мысли и совершенно игнорирующий отчаянное желание женщины поиздеваться над ним и очередной раз самоутвердиться за его счет. Его возраст, так же как и возраст его жены, можно было оценить только опытным и наметанным взглядом сенесцентного реабилитолога. Да и то он вряд ли дал бы им больше восьмидесяти или девяноста лет. Остальные бы не дали им и тридцати пяти. Дама была очень ухоженной, да и сам Витя, с аккуратно уложенной прической, блестящими белыми зубами, мускулистый, без каких бы то ни было признаков лишнего жирка, скорее напоминал популярную телезвезду, нежели отчаянного подкаблучника. Вид этой пары, с одной стороны, восхищал достижениями современной реабилитационной медицины, с другой же, вгонял в депрессию от мысли, что эти люди, похоже, прожили уже половину своей жизни в режиме перманентной склоки, и вот так же им жить еще и жить. Впрочем, уже через пару минут, удобно устроившись на той самой скамейке, с которой Наталья подняла забытый кем-то буклет, женщина ласково прижималась к своему «борову» и, быстро листая маркетинговые сайты на своем коммуникаторе, щебетала о том, что купленный ею три месяца тому назад шелковый халатик совсем не подчеркивает всех прелестей ее фигуры и его пора поменять на что-то более стильное и изящное. И это «что-то изящное» должно быть непременно дороже, чем у новой папиной пассии, которую он вот уже месяц заваливает подарками.
Пассажиров пригласили на посадку. Наталья, так и не дослушав речитатив об изяществе и стиле и не разобравшись, кто чей папа и кому он постоянно дарит подарки, послушно побрела в чрево корабля. Подходя к своему месту, она обнаружила там бледного соседа-«философа» мирно спящим на своем и ее креслах. Попытка аккуратно передвинуть его со второго раза окончилась успешным пробуждением оного. Сладко зевнув и извинившись за причиненные неудобства, «философ», наконец, вспомнил, что приличные люди, прежде чем задавать вопросы или завязывать диалог, как минимум представляются незнакомому собеседнику.
– Извините великодушно еще раз, я не представился, меня зовут Ариэль. Ариэль Куммер. Еврей. Сорока лет от роду. Профессиональный студент. В данный момент на каникулах. Следую на родину, это на Новой Хайфе. Рад быть вам хоть чем-нибудь полезен.
За долгую профессиональную деятельность Наталья пару-тройку раз сталкивалась с подобного рода субъектами, которые считали свою жизнь такой неоправданно продолжительной, что как минимум половину ее можно было посвятить себе любимому. Бесконечно перелетая с одной планеты на другую, поступая при этом в любое подвернувшееся под руку учебное заведение, не исключая даже начального образования, эти недоросли отчаянно раздражали окружающих своим инфантильным эго. Тридцатилетние увальни, восседая за партами рядом с десятилетними шустриками, отчаянно пытались понять, почему учитель не обращает на них внимания. А родное государство, в данном случае Большой Иерусалим, исходя из собственного законодательства, продолжало оплачивать этим увальням их бесконечно затянувшееся детство. Наталья сухо кивнула.
– Наталья Андреевна, вдова, пенсионерка, русская. Возраст не назову. Следую в Новую Оклахому. Ничем вам полезна быть не могу по определению. Хочу спать.
Паром был древним, очень древним, латаным-перелатаным, но и сделан он был на совесть, если верить многочисленным биркам с клеймом производителя на деталях, которые еще не подверглись замене, то собрали его на Новом Екатеринбурге. А его заводы издавна славились надежностью своей продукции. Да и содержался паром в полном порядке. Иначе кто бы его допустил до пассажирских перевозок по Империи… Боевых систем на нем предусмотрено не было, поскольку ни в военных, ни в исследовательских целях применять его никогда не собирались. Зато буфет на втором, пассажирским уровне мог удовлетворить любого страдающего бессонницей или гастрономической несдержанностью пассажира, напитками и закусками, которые, к тому же, были включены в стоимость перелета. Перегон между Калганом и Березовкой, по расписанию парома, составлял не менее шести стандартных системных часов, вследствие чего желающих посетить буфет набралось не менее десятка. Ариэль, немилосердно разбуженный своей престарелой попутчицей, которая, по его мнению, безусловно имела отношение к имперской образовательной системе, осторожно, стараясь не задеть ее бренного тела и воздавая при этом хвалы стандартам локального перевозчика, позволяющим выбраться из ложемента компенсатора и протиснуться между рядами, не отдавив никому из дремлющих пассажиров ноги, аккуратно перебрался на вторую палубу и сунул свой нос по направлению запахов, дразнящих его воображение и напрямую раздражающих желудок. Кошерность выпечки и бутербродов, представленных в ассортименте, нисколько не беспокоила вечного студента. Избранная им «профессия» самым пагубным образом влияла на разборчивость в продуктах питания и давно уже заставила Ариэля преодолеть большинство как межконфессионных, так и межнациональных барьеров. Пассажиры в буфете, в основном занимавшие отдельные столики, выглядели, на его вкус, не особенно интересно. И только трое молодых людей в дальнем уголке, сгруппировавшись и потребляя легкое пиво из высоких прозрачных пластиковых бокалов, привлекли внимание Ариэля с точки зрения реализации возможности провести время в нескучной и не обременяющей никого беседе.
– Вы не позволите…
– Да ради бога. А что, другого свободного места нету?
Ариэль, так и не поняв, отказ это или приглашение присоединиться, радостно опустился на единственное свободное креслице, стоявшее возле занятого парнями столика.
– Место, конечно, есть, но поболтать-то там не с кем. Автораздача сильно зажата в плане посторонних разговоров. Чуть что, сразу предлагает бутерброд с ветчиной. А хотелось бы живой беседы. Ведь прием пищи – это не такая банальная процедура, как многим кажется на первый взгляд.
Три пары заинтересованных глаз оторвались от пустеющих бокалов, а у Петрухи даже вывалился изо рта маленький непроглоченный кусочек розового, истекающего удивительным ароматом, синтетического семужьего балыка. Такая наглость постороннего пришельца в столовке на Луковом Камне могла легко закончиться тяжелой оплеухой или еще чем покрепче. Но здесь они вроде как в гостях, да еще и ненадолго… Решив подытожить короткую паузу в позитивном ключе, Уголь повернул голову в сторону незваного гостя и дежурно-примирительно произнес:
– Пиво будешь?
Ариэль никогда не употреблял этот напиток, предпочитая что-нибудь без пены и пузырей, но в данной ситуации отрицательный ответ с его стороны однозначно разрушил бы только-только начинавшееся зарождаться чувство общности коллектива. Без которого любое дальнейшее продолжение разговора обречено на полное недопонимание.