Vigilance

- Каждого долийца знают не только по его делам, но и по его клану и предкам… Нет, подумать только! – гневно воскликнула Эллана. – Я бросила клан, который был мне родным, вступила на Путь мести, и все ради… ради той, кому не было до меня дела. Она ведь и перед смертью обо мне не вспомнила?

Эльф горестно покачал головой. Данайла и ее муж трогательно любили друг друга (трогательно скорее на взгляд Лелианы, но все же), однако ни единым словом не упомянули, что у них есть дочь. Может, Затриан приказал считать девочку мертвой, оттого ее отец и был так сумрачен? И все же… неужели даже о погибшей дочери Данайла не могла вспомнить? Что она за мать такая?

- Да… были родители куда лучше, - пробормотал Адвен вслух.

- Ты о чем?

Сурана помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение. Еще сейчас не хватало о собственных проблемах задумываться, выслушивая чужие.

- Я вот что тебе скажу, - заявил он, поворачиваясь к долийке. – Что бы о тебе ни думали в клане, это все не имеет никакого значения. То, что ты свернула с этого Вир-Как-там-его, было правильным шагом. А за то, какой была твоя мать, ты не несешь ответственности. Ты ведь даже ее не помнишь, ты выросла в другом клане.

Эльфийка согласно кивнула:

- Хранительница Дешанна была мне как мать…

- Ну вот. Я тоже большую часть своей жизни воспитывался не родителями, и я благодарен тем, кто сделал из меня достойного эльфа. Хотя и родителям, конечно, тоже…

- Ты их знал, - с легким укором проговорила Эллана, и Адвену стоило большого труда не вцепиться в нее и не начать разъяснять, что она упустила из виду.

Впрочем, долийка была догадливой и сама быстро поняла, что говорить этого не стоило.

- Прости, Адвен, - тихо сказала она, обнимая себя руками. – Я не должна была этого говорить. Спасибо, что выслушал меня.

Сурана несмело обнял ее и прошептал:

- Просто держись, хорошо?

Других слов, которые можно было бы сказать, он не знал. По крайней мере, слов, которые можно было бы сказать Эллане. Но вот слова для Маретари у него нашлись.

Не глядя на традиционно мрачного Терата, он прошел прямо в лагерь, не реагируя на чужие взгляды, и старая эльфийка с извечной улыбкой приняла его:

- Андаран атиш’ан, да’лен. Я рада тебя видеть.

- А у меня к вам серьезный разговор, Хранительница. – Эльф говорил негромко, но смотрел на нее очень сурово. – Почему вы позволяете своим соклановцам оскорблять друг друга?

Кончики губ Хранительницы медленно опустились.

- Кто сказал тебе такое, да’лен? – поинтересовалась она.

- Думаю, вы и сами можете догадаться.

Маретари мрачно закивала.

- Эллана, - выдохнула она. – Я понимаю, да’лен, что ее история довольно печальна, но скрывать от девушки правду кажется мне кощунством.

- Одно дело – просто рассказать, другое – позволить кому-то оскорбить ее на глазах у всех! Или у вас в клане так принято – не церемониться с чужаками?

- Эллана не чужак, - возразила Хранительница. – Ты превратно понимаешь наши обычаи, да’лен. Однако ее действительно обидел один из наших ремесленников. Я взяла с него и с остальных слово больше никогда не говорить с Элланой в таком тоне, однако… я понимаю его нежелание приносить свои извинения.

- Вот как? – издевательски осведомился Адвен.

- Твоя насмешка едва ли уместна, да’лен. Те, кто вступил на любой из священных путей богов, должны следовать этому пути до конца. Если им не хватит воли и смелости продолжать этот путь, они вправе вернуться к обычной жизни, однако не вправе рассчитывать при этом на безоговорочное уважение клана. Вир Банал’Рас – очень редкий и опасный путь, которым не каждый осмелится последовать, однако лучше вовсе не следовать такому пути, чем вступить на него и затем отказаться от своего решения.

- Иными словами, лучше пусть кто-то умрет, убивая шемленов, чем вернется к мирной жизни, да?

- Нужно понимать наши обычаи, да’лен. Ты, вероятно, ослеплен любовью и оттого пытаешься защитить свою подругу. Это благородно, однако противоречит древним традициям долийских кланов.

Хотя ее слова об «ослеплении любовью» изрядно удивили Сурану, он все же ответил со всей возможной твердостью:

- Во время Мора мне довелось побывать в клане Затриана… ну, теперь это клан Ланайи. И мое первое знакомство с долийскими… собратьями было не из приятных. Они неприязненно относились к нам уже потому, что большинство из нас были люди – и крайне неприязненно лично ко мне, потому что я не был долийцем. Я уверился тогда в том, что все долийцы таковы – горды, надменны больше любых аристократов и не интересуются ничем, кроме своих отживших традиций и неправдоподобных историй.

- Твои слова не несут в себе правды, да’лен, - жестко отрезала Маретари, но эльф не собирался останавливаться:

- И вот, встретив Эллану, я подумал: может быть, я ошибался? Может, и среди долийцев есть здравомыслящие эльфы? Но теперь я хорошо знаю ваш клан, Хранительница, и вижу, что оказался прав сверх меры. Вы даже к своим сородичам-долийцам относитесь предвзято, чего уж говорить о шемленах и плоскоухих.

Лицо Хранительницы посуровело.

- Я не желаю продолжать этот разговор, - сказала она.

- Я тоже. – Адвен коротко кивнул ей. – Как там у вас говорится? Дарет… а, неважно.

Уходя, он порадовался, что их разговор никто не слышал, иначе еще пришлось бы, чего доброго, отбиваться от оскорбленных долийцев.

Сурана направился в сторону Киркволла, но Эллана подстерегла его неподалеку от лагеря.

- Ты разозлил Хранительницу?! – осуждающим шепотом поинтересовалась она.

- Просто сказал ей, что нужно уважать своих сородичей по клану, откуда бы они ни пришли.

- Тебя теперь в лагерь, наверное, больше не пустят…

- И не надо. Все равно на меня все косо смотрели.

Долийка улыбнулась. Ее зеленые глаза влажно блестели.

- Ты за меня вступился… Ма сераннас*. То есть я хотела сказать…

- Я понял. – Эльф тоже улыбнулся и, поддавшись неясному порыву, погладил ее по руке. Но тут же одернул себя и тихо прибавил: - Встретимся через три дня.

И ушел, не оглядываясь.

«Ослеплен любовью, значит? Нет, нет, это невозможно. Я просто единственный, кто относится к Эллане так, как она того заслуживает… А она… а если она влюбилась в меня? Что, если она чего-то ждет? Чего-то, что я вряд ли смогу ей дать… Я ведь и не любил в своей жизни никого вот так. Сначала некого было любить, а сейчас уже некогда. Долг Серого Стража не должен оставлять сил на чувства. И все же… Создатель, пусть Эллана поймет, что я не тот, кто ей нужен. Я не тот, кто сможет сделать ее счастливой… И пошли мне Андерса, Создатель. Или кучу отступников. Или свежее преступление. Мне надо отвлечься».

Комментарий к Немного о долийцах

* Спасибо (эльф.)

========== Отступники бывают разные ==========

После кунарийской атаки Киркволл был спокоен только внешне. В Клоаке по-прежнему ошивались мутные типы, сплетни и слухи становились все мрачнее: в городе витал дух новой катастрофы. Все говорили о том, что вот-вот грянет буря, и никому не приходило в голову в этом сомневаться – хотя, по сути, слухи были бездоказательны. Смерть наместника не вызвала особых беспорядков: рыцарь-командор Мередит, получив всю полноту власти, сразу лишила аристократию всякой надежды на мятеж, а простых киркволльцев не слишком заботило, кто патрулирует улицы – храмовники или городская стража. Сурана был почти уверен, что слухи о грядущей буре кто-то сознательно распускает, однако определить, кто начал разносить сплетни, было невозможно. Завсегдатаи «Висельника», нищие Клоаки, прячущиеся в трущобах отступники в один голос повторяли: грянет буря, вот-вот грянет буря. Это не слишком походило на всеобщий психоз, скорее на навязчивую – и навязанную кем-то извне – идею.

Очередной визит эльфа в глубины Клоаки начался тревожно: куда-то пропала Эвелина с мальчиками. Обычно найти их труда не составляло – особенно высокого, то и дело маячащего перед глазами Уолтера – но теперь они таинственно исчезли из своего относительно обжитого убежища. Адвен решил, что магессу, должно быть, все-таки поймали храмовники, но куда же в таком случае делись мальчишки? Магического дара у них не было, значит, храмовников они интересовать не могли. Почему же мальчики не пытаются найти Сурану и обратиться к нему за помощью?