Страница 15 из 22
Так, всеобщность есть множество, рассматриваемое как единство, ограничение есть реальность, соединенная с отрицанием, общение – причинность одной сущности в связи с другою, наконец, необходимость есть бытие возможное по законам рассудка. Нельзя, впрочем, думать поэтому, что третья категория есть выводное, а не основное понятие чистого рассудка. Во всяком случае соединение первой категории со второю, чтоб произвести третью, требует со своей стороны особого действия рассудка, отличного от того, которое проявляется в первой и второй. Например, понятие числа (оно относится к категории всеобщности), но образуется само собою везде, где только встречаются понятия множества и единства (например, в представлении бесконечного); или соединение понятия причины с понятием сущности еще не делает мне совершенно ясным влияние, т. е. то, каким образом одна сущность может сделаться причиной чего-нибудь в другой. Отсюда ясно, что для такого понятия требуется особое действие рассудка.
Третье: одна категория из третьего отдела, общение, не вполне, по-видимому, соответствует форме разделительного суждения.
Чтоб видеть это соответствие, нужно обратить внимание на то, что во всех разделительных суждениях мы представляем себе объем понятия и множество заключающихся под ним предметов как нечто целое, разделенное на части (на соподчиненные понятия). Они не содержатся одна в другой, но соподчинены вместе, так что определяют друг друга взаимно (если мы допустим в один член деления, то этим исключаются все прочие, и наоборот).
Точно так же мы мыслим связь вещей в целом: мы не подчиняем одну вещь как действие другой, как причине первой, но соподчиняем обе как причины, взаимно себя определяющие (например, части тела, взаимно себя притягивающие): в этом случае мы соединяем понятия совершенно иначе, чем в простом отношении причины к действию (основание к следствию), ибо здесь следствие не определяет в свою очередь основание и не составляет с ним одного целого (например, творец и мир). То же самое повторяется, когда рассудок представляет себе вещь делимою: как в разделенном понятии члены деления взаимно исключают друг друга и, однако, соединяются в одном объеме, так и части вещи представляются независимыми: каждая из них имеет свое независимое существование (как сущность), но вместе с другими связана в одном целом.
§ 12
У древних мыслителей было в употреблении еще одно положение, в котором, по их мнению, выражались чистые понятия рассудка; хотя они и не относили его к категориям, однако считали своего рода понятием априори и, следовательно, должны были бы относить его собственно к категориям. Я говорю об известном схоластическом положении: quodlibet ens est unum, verum, bonum. Правда, применение этого принципа сопровождалось весьма скудными последствиями (выходило одно только тождесловие), до того, что ему давали место в новых метафизиках только ради почета; однако мысль, столь долго державшаяся, заслуживает нашего внимания: ее происхождение следует отыскать, ибо очень может быть, что в основе своей она имеет какое-нибудь правило рассудка, только ложно истолкованное. В самом деле, эти пресловутые трансцендентальные признаки вещи, в сущности, суть логические критерии всякого познания вещей вообще; в основе их заключаются категории количества, именно: единства, множества, всеобщности; только вместо того, чтоб обращать внимание на их содержание как на одно из условий возможности самых вещей, дали им одно формальное значение логических требований и потом стали смотреть на них как на свойства вещи сами в себе. В каждом познании предмета необходимо, во-первых, единство понятия; его можно назвать качественным единством, если только под ним разуметь единство связи содержания в познаниях, например единство темы в драме, речи, басне. Во-вторых, истина в выводах. Чем вернее выводы из данного понятия, тем больше ручательств в его предметной реальности. Ее можно назвать качественным множеством признаков, относящихся к понятию, как общему их основанию (заметим, что они не мыслятся в нем как в какой-нибудь величине). Наконец, в-третьих, совершенство: множество сводится к единству понятия и проникается совершенно характером последнего; его можно назвать качественною полнотою (целостность). Из сего ясно, что здесь дело идет о трех категориях количества: только первоначальный смысл их несколько изменен здесь под влиянием категории качества, потому что дело идет о том, как соединять в сознании неоднородные части познания. Значит, схоластическое правило, собственно, говорит следующее: критерием возможности понятия (отнюдь не предмета его) может служить определение, в котором единство понятия, истина всех выводов из него, наконец, полнота их восстанавливают пред нами целое понятие; по тому же правилу критерием гипотезы служат очевидность основания, или его единство (отсутствие вспомогательных гипотез), истина (верность самой себе и опыту) выводов из нее и, наконец, полная достаточность основания, так что выводы доказывают именно содержание гипотезы и аналитически воспроизводят то, что прежде было положено синтетически. Следовательно, понятия единства, истины и совершенства не могут дополнять собою перечень категорий; не касаясь вопроса об отношении понятий к предмету, они указывают только, что применение их ведет к согласию познания с самим собою.
Трансцендентальной аналитики второй отдел
Вывод чистых понятий рассудка
Глава первая
§ 13. Принципы трансцендентального вывода вообще
Говоря о правах и притязаниях, юристы различают в юридической практике вопрос права (quid juris) от факта (quid facti), и, требуя доказательств того и другого, они называют выводом (дедукция) доказывание прав и справедливых требований. Беспрепятственно пользуемся мы множеством опытных понятий и без всяких выводов усвояем им смысл и известное значение; ибо в этом случае имеем за собой опыт, доказывающий их предметную реальность. Но между ними есть понятия, например счастье, судьба, совершенно общепринятые, а между тем прав своих не доказавшие. Лишь только возникает вопрос «quid juris?», является и затруднение вывести их, ибо ни из опыта, ни из разума нельзя привести ясного основания, которым можно было б оправдать их употребление.
Между разнообразными понятиями, входящими в состав человеческого познания, есть некоторые, имеющие значение априори (независимо от всякого опыта); ясно, что они должны доказать свои права на такое значение и что это доказательство может состоять только в выводе; ибо опыт сам по себе не может доказывать правомерности такого употребления понятий, а между тем потребно знать, каким образом они могут применяться к предметам, заимствуемым вовсе не из опыта. Трансцендентальным выводом и называется объяснение того способа, каким понятия могут относиться к предметам априори; его следует отличать от опытного вывода, указывающего способ, каким приобретаем мы понятие посредством опыта и размышления, следовательно, касающегося только факта происхождения их в душе.
Нам уже известны два вида понятий, сходных в том отношении, что оба они относятся к предметам априори, именно: понятие пространства и времени как формы чувственности и категории как понятия рассудка. Напрасно стали бы мы пытаться выводить их из опыта: они тем и отличаются, что, относясь к предметам, ничего не заимствуют из опыта для представления их. Если нужен вывод таких понятий, то он должен быть трансцендентальным.
Впрочем, и для этих понятий можно указать в опыте если не принцип их возможности, то, по крайней мере, поводы к ним, т. е. указать, как впечатления чувств дают случай развиться нашей познавательной способности и воспользоваться опытом; в нашем опыте поэтому заключаются две разнородные составные части: с одной стороны, содержание, даваемое чувствами, с другой – известная, приводящая его в порядок, форма, исходящая из недр чистого мышления и представления, которые развиваются при помощи чувств и образуют понятие. Конечно, было бы весьма полезно исследовать это стремление познавательной способности, от простых ощущений дойти до общих понятий и нельзя не быть благодарным известному Локку, который первым указал путь к такому исследованию. Но этот путь делает невозможным вывод чистых понятий априори; ибо происхождение из опыта не дает им никакого права на сверхопытное применение. Это физиологическое исследование, – его нельзя назвать собственно выводом, ибо оно касается quaestionis facti, – можно назвать объяснением факта чистого познания. Ясно, что мы нуждаемся в трансцендентальном способе вывода, а не в опытном, и что последний в отношении чистых понятий априори есть не более как тщетная попытка, занимающая того, кто не понимает своеобразной природы этих познаний.