Страница 16 из 19
Однако в изменившихся условиях жизни российского общества церковь начинает принимать более активное участие в общественно-культурной жизни прихожан. Это проявилось в усилении проповеднической, просветительской и филантропической деятельности приходского духовенства: создавались приходские попечительские общества благотворительности, обществ народной трезвости, некоторые священники являлись гласными уездных земств, работали земскими корреспондентами, учителями церковно-приходских школ.
В пореформенный период в среде демократической интеллигенции сложился отрицательный образ сельского священника. Он нашёл своё отражение в произведениях писателей и публицистов, на полотнах художников-передвижников. В формирование отрицательного отношения к роли православной церкви в обществе и к служителям культа свой «вклад» внесла и отечественная историческая наука советского периода. В работах советских историков церковь предстаёт душителем прогресса, свободы и мысли, а священнослужители всегда обвинялись в паразитизме, своекорыстии и невежестве.
Однако многие факты, зафиксированные в церковной мемуаристике, документы епархиальных ведомств, извлеченные из архивов, свидетельствуют, что значительная часть сельского духовенства жила в нелёгких материальных условиях, вела подвижнический образ жизни, активно участвовала в общественных делах своего прихода или благочинного округа. Тем не менее, бывали и случаи «неканонического поведения» духовенства в повседневной жизни, что снижало их авторитет у верующих и отталкивало прихожан от церкви.
После архиерейского возведения в сан священник получал должность в приходе. Все приходы делились на «безокладные» и «с окладом», поэтому жалованье от казны получали немногие служители культа. Так, в Тверской епархии в 1900 г. на содержание причтов из государственного казначейства было выделено 161 762 рубля, а пользовались жалованьем из 1204 причтов только 735 причтов, причём только 174 причта имели увеличенный оклад: священники – 300 рублей, дьяконы – 150 рублей, псаломщики – 100 рублей в год.170В епархиях России незначительная часть старших священников – протоиереев получала 700—1000 руб. в год. Оклад большинства сельских священников был небольшим и составлял 80—100 руб. в год. По указанию Синода, при условии выслуги в 35 лет приходскому духовенству полагалась пенсия – 90 руб. в год.171Поэтому значительная часть сельского духовенства «кормилась» за счет приходской общины. Для содержания клира крестьянская община из своего земельного фонда выделяла от 30 до 60 десятин на причт. Эти земли отдавались клиру во владение при условии исполнения церковной службы. В 1870-1880-е гг. церковный надел постепенно превратился в фактическую собственность и переходил по наследству, стал предметом гражданских сделок. Церковные здания вместе с инвентарем и предметами культа принадлежали приходу, а не причту.
Доходы, получаемые за службу, делились между священником, дьяконом и псаломщиком в пропорции 4:2:1, поэтому большинство служителей культа жили скромно, хотя часть клира в больших сельских приходах и городах была обеспеченной. Митрополит Евлогий, выросший в семье сельского священника, вспоминая о своем детстве, писал: «Жили мы бедно, смиренно, в зависимости от людей с достатком, с влиянием. Правда, на пропитание хватало, были у нас свой скот, куры, покос… кое-какое домашнее добро. Но всякий лишний расход оборачивался сущей бедой».172
О хозяйственных заботах сельского священника свидетельствует и И.С. Белюстин, который после окончания семинарии, чтобы получить место священника в селе Васисино Калязинского уезда Тверской губернии, женился на дочери сельского священника. Впоследствии он учился в духовной академии, писал статьи в церковные журналы, но по службе не продвинулся, так как критиковал благочинного и епархиальное начальство. И.С. Белюстин происходил из семьи городского священника, и для него было непривычно заниматься сельскохозяйственным трудом на девяти церковных десятинах. Он пытался сдать свой надел в аренду, но желающих платить за «поповские пески» не нашлось, а обрабатывать его участок крестьяне не соглашались даже за 300 рублей в сезон. Пришлось прибегнуть к традиционным крестьянским помочам. «Эта пытка, – пишет священник, – длилась три года. Помощники собирались из разных деревень и главным образом для того, чтобы попьянствовать за поповский счет. Несмотря на договор и добровольное согласие, приходилось уговаривать каждую бабу – каждый считал нужным поломаться. Работали плохо и лишь под надзором. После трёх лет пришлось забросить надел».173
Об оскудении сельского духовенства в неурожайный 1896 год доносил архиепископу Владимирскому и Суздальскому Феогносту благочинный 2-го округа Владимирского уезда священник А. Гортулянский, который отмечал, что «церковные земли, арендуемые так или иначе крестьянами, начали упадать в ценах и худо оплачиваться или вовсе оставаться на заботы самого духовенства…».174
Часто главным источником существования большинства сельского духовенства оказывались доходы за требоисправления и пожертвования прихожан. Требы обычно исправлялись в храме, и за их исполнение устанавливались размеры платежей: за крещение младенца брали 6 копеек; за венчание – 20 копеек; за погребение младенца – 6 копеек; а отпевание взрослого – 20 копеек.175Денег у крестьян часто не было, и они расплачивались продуктами своего труда: несли священнику в храм зерно, холст, хлеб, яйца, птицу. Эти расчеты иногда вызывали недовольство у обеих сторон – священнику приходилось унижаться во время торга за требы, а крестьянам испытывать «недоброе чувство зависимости от “хищника”, посягающего на крестьянское добро».176
Социальный статус служителей культа в сельском сообществе формально считался высоким. Это сословие было не благородное, но и не подлое, не богатое, но и не бедное.177Реально же положение сельских клириков было не завидным, по своему образу жизни они были близки к крестьянам. Один из земских корреспондентов из Вышневолоцкого уезда Тверской губернии отмечал: «Духовенство стоит между народом и помещиком… оно ненавидит помещиков, потому что они не приняли их в общество и презирают их; ненавидит и крестьян, потому что 15–20 копеек за молебен приходится долго выколачивать». «С живого и мертвого дерёт, – говорили про них крестьяне, – народ разучает в Бога веровать».178Ещё в начале 1860-х гг. известный церковный публицист Д.И. Ростиславов писал, что белое духовенство потеряло любовь и уважение во всех сословиях, некоторых священников любят и уважают, но целое сословие презирают.179
Составляющие часть государственного аппарата и материально незащищенные со стороны государства, зависимые от прихода сельские священники часто вызывали у крестьян сомнение в значимости их профессии. Порой это даже порождало неприязнь между ними и прихожанами, в конечном же счете страдала сама вера. В начале ХХ в. Синод был вынужден признать, что в деревне происходят столкновения крестьян с причтом из-за платы за требы: «Вынужденное изыскивать средства путём вознаграждения за требоисправления духовенство приходит иногда в столкновение с прихожанами».180
Поэтому неслучайно в начале ХХ в. на страницах центральной церковной прессы, в докладах епархиальных комиссий по вопросам о поднятии религиозно-нравственного состояния народа раздавались просьбы и пожелания «скорейшего обеспечения духовенства казённым жалованием».181
170
Добровольский И. Тверской епархиальный статистический сборник. с. ХХVI.
171
Доброклонский А.П. Указ. соч. С. 136, 186.
172
Евлогий, митрополит. Путь моей жизни. М., 1994. с. 17.
173
Белюстин И.С. Из заметок о пережитом. Период служебной деятельности в селе. 1839–1848. // ГАТО. Ф.103. Оп.1. Д.1307. Л. 3—4об.
174
ГАВО. Ф.556. Оп.1. Д.3878. Л.7об.
175
Доброклонский А.П. Указ. соч. с. 181.
176
Евлогий. Указ. соч. С.18.
177
Конюченко А.И. Русское православное духовенство во второй половине XIX – ХХ в. // Социально-политические институты провинциальной России: (ХVI – начало ХХ в.). Челябинск, 1993. с. 76.
178
ГАТО. Ф.800. Оп.1. Д.6933. Л.18.
179
Ростиславов Д.И. Указ. соч. Т.2. с. 373, 374–398.
180
Всеподданейший отчёт обер-прокурора Святейшего Синода по ведом-ству православного вероисповедания за 1901 г. СПб., 1905. с. 48.
181
См.: Церковный вестник. 1905. № 5; ГАВО. Ф.556. Оп.1. Д.4856. Л.2.