День Рима

- Элефантасы, - раздалось сразу несколько голосов.

- Именно! - воскликнул евнух, - элефантасы! Это - новое слово в войне, и не только для вас, но и для нас! Не стану скрывать - да это и не секрет, - что отстаиваю в карфагенском сенате ту точку зрения, что элефантасы в маханате необходимы. Но - увы, пока что я не нахожу понимания в этом вопросе. Всё, на что мне удалось уговорить этих скупердяев - это развивать защиту против элефантасов, что, естественно, стоит далеко не те деньги. Но я не теряю надежды, и, если вы не возражаете, мой друг Бобо, - он кивнул на высокого человека, сидевшего рядом с ним и до сих пор не проронившего ни слова, - объяснит вам сейчас всё про этих славных животных. А я - переведу.

- Расскажи вкратце про слонов, - негромко сказал он Бобо по-пунийски, - а я переведу. Не касайся только сведений, составляющих священную тайну маханата.

Бобо принадлежал по рождению к одному из племён, населявших горы Атласа. Для римлян эти места были ещё практически неведомы.

"Бобо" было то ли именем, то ли прозвищем этого человека. Происходил он из купеческой семьи, и сам тоже вёл торговлю, в основном - с городом Карфагеном. Обороты его были не очень велики, как он ни бился. А денег ему нужно было много, поскольку свою большую семью он хотел вывести "в высшие круги", которые, впрочем, представлял себе поначалу очень туманно.

Помимо всего прочего, Бобо вёл торговлю живыми слонами. Большим спросом они в Карфагене не пользовались, ибо употреблялись исключительно для забавы богачей. Но слоны были страстью Бобо, он лично принимал участие в их ловле, содержании и перегоне (где очень на руку оказывались его огромная физическая сила, хладнокровие и проворство), старался узнавать о них всё. Кроме того, это было самым почётным из его занятий, ибо хоть как-то сближало со знатными и богатыми пунийцами.

Магон, давно интересовавшийся боевыми слонами, близко познакомился с Бобо. Через свои связи на Востоке евнух дал приятелю возможность вплотную изучить также азиатских слонов. Также благодаря Магону у Бобо появилось много связей в среде карфагенской знати и богачей. Если бы маханат включил в свой состав элефантерию, доходы Бобо как главного знатока слонов выросли бы многократно. Друзей прочно связывали общие интересы.

Кроме того, в Карфагене поговаривали, что Магон с Бобо близки "гм, слишком тесно". Оба они относились к этим слухам абсолютно безразлично, так что понять, правда это или нет, было невозможно.

Молчавший на протяжении всего застолья, Бобо живо и увлечённо заговорил о своём любимом предмете. Магон переводил, украшая речь различными латинскими оборотами - часто невпопад, но всегда забавно. Пьяные римляне с увлечением слушали - уж слишком важным был этот предмет. При Гераклее никто из них не сражался и элефантасов в глаза не видел, но наслышаны о них были все.

Бобо рассказал о том, что питаются элефантасы травой и ветками, а вовсе не убитыми и пленными бойцами противника, как поговаривали в Риме. О том, что погонщиками их в Азии бывают даже дети. О том, что в бою используются только самцы, потому что самки элефантасов очень робкие. О том, как ярится самец элефантаса при виде самки, как возрастают его боевые качества в этом случае и на какие ухищрения идут командующие в Азии, чтобы искусственно вызвать у животных это состояние.

Много интересного рассказал Бобо. Но особенный восторг у римлян вызвало почему-то известие о том, что "рога из морды" у элефантаса - не рога, а большие зубы. Именно это каким-то образом резко ослабило у них суеверный страх перед чудовищами.

Затем Бобо перешёл к самому интересному - способам борьбы с элефантасами. Много внимания он уделил различным укреплениям на поле боя, особенно упирая на то, что элефантас прекрасно, вопреки расхожим представлениям римлян, чувствует боль, например, от вонзившегося в него кола. Перейдя к другим методам защиты, он упомянул горящие стрелы, а также свиней, визга которых гиганты не переносят. Непривычные римляне содрогнулись от идеи поджигать свиней в бою для достижения цели в лучшем виде.

Умолчал Бобо, главным образом, о своих сравнительных исследованиях атласских и азиатских слонов. Именно это было тайной, ревностно оберегаемой Карфагеном. Сравнение было, увы, не в пользу дешёвых обитателей Атласа, которые были меньше, слабее и хуже приручались.

Когда купец закончил свою речь (а говорил он довольно долго), половина римлян либо спала, либо пребывала в неразумном состоянии. Зато другая половина была весела и полна решимости.

- Мы разобьём Пирра! Сбросим его в море вместе с его элефантасами!

- Забудьте слово "элефантас", хватит пугать себя самих!

- Точно! Нужно придумать другое слово.

- Да это же просто большие быки, которые жрут траву! Да и рога-то у них, ха-ха, не настоящие...

- Ребята, а давайте их так и называть теперь - быки? Или нет...

- Луканские быки, а? С Лукании же всё пошло!

Магон потёр руки от удовольствия. Прямо здесь, на этой попойке, он создал в Риме мощную партию - партию войны с Пирром. Теперь, возникни даже у него такая прихоть, он не смог бы охладить их пыл.

- Кстати, - евнух захотел проверить и закрепить произведённый эффект, - а что скажете о Фабриции? Я так и не понял - он-то почему против войны?

Сразу несколько негодующих голосов ответили ему:

- Да хорёк он вонючий, и больше ничего!

- Ему всё не так!

- Он хочет поражения Рима, чтобы показать, как мы все тут испорчены. Кроме него, разумеется!

- Дутый пузырь, сын нищей потаскухи!

- Он тащит Рим назад, хочет сделать его маленькой деревней...

- Власти он хочет! Власти, и больше ничего!

Магон поднял руку.

- Ну, я примерно понял, - со смешком начал он. И тут неожиданно прорвало Пинария - не столько от вина, сколько от перевозбуждения.

- Я, - закричал он, - недаром потерял два пальца, отбивая этрусскую вылазку под Вольсиниями! Если бы не наша манипула, и особенно не центурия под моим командованием, эти сволочи внесли бы полную суматоху в наш лагерь! Моими двумя пальцами - слышишь, Магон, моими! - Пинарий помахал культёй перед носом карфагенянина, - оплачена наша победа над этрусками и почётный мир! Оплачено то, что мы можем теперь воевать с эпирским выскочкой новыми силами! И вот этот... шелудивый осёл Фабриций - он теперь хочет сдаться - да-да, сдаться! - из каких-то своих политических интересов...

- Допустим, не ты один потерял два... Ну, да не будем об этом, - проворчал Магон, - ты выговорился? Иди охладись, тебе завтра ещё в сенате выступать! Надо же вам объяснить городу Риму, что эти страшные элефантасы - действительно, такая же скотина, как и любой бык или этот, - он махнул в ту сторону, куда недавно увели осла, - Фабриций!

- Да пусть меня сожрёт этот ваш элефантас, если завтра же в сенате мы не разгромим фабрицианцев и не покажем Риму, что они ведут к гибели город и Италийский союз!

- Ты, действительно, слишком разгорячился, Пинарий, - озабоченно сказал Корунканий, - Магон прав. Давай-ка успокаивайся, и чтобы ночь у меня нормально спал! Завтра - дело поважнее этрусской войны.

- Да успокоюсь я, - Пинарий улыбнулся, - только чуть-чуть погодя. Долой эпиротов и фабрицианцев! - воскликнул он.

- Долой эпиротов и фабрицианцев, - эхом подхватили бойцы. Некоторые даже проснулись и заорали тоже. "Прекрасный день, прекрасная работа", - похвалил себя Магон. А ещё он очень обогатил за это застолье свой запас латинских слов. Например, "попрём" - чудесное же слово! Евнух любил изучать языки всесторонне, это очень нравилось тем иностранцам, на которых он хотел произвести впечатление.