Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 19



Слухи о том, что в Белоруссии создан феноменальный коллектив, дошли и до Кремля.

Рут Каминска:

Администратор попросил нас быстро упаковать вещи и быть готовыми к отъезду через два часа. «Не задавайте никаких вопросов. Это приказ».

Специальный самолет доставил оркестр назад, на побережье Черного моря, в Сочи, под проливным дождем. Мы промокли до нитки еще до того, как сели в машину, которая доставила нас в гостиницу «Приморская»…

Через некоторое время в гостиницу влетел администратор с местными начальниками и, не снимая плаща, начал обсуждать что-то с управляющим гостиницы, куда-то звонить, затем выскочил из гостиницы, вернулся вновь, еще больше промокнув, снова обсуждал что-то с начальниками и снова куда-то звонил. Никто не смел задавать ему никаких вопросов. Мы никогда не видели его таким растерянным. Пробегая мимо нас, он крикнул на бегу: «Как только вам дадут ключи, распакуйтесь, сидите в номере и ждите».

Мы распаковали вещи, но отдохнуть не смогли. Всё время кто-нибудь стучал в дверь, пытаясь узнать, нет ли новостей. Чтобы скоротать время, начали играть в карты. Вскоре почти весь оркестр оказался в нашем номере…

Через некоторое время дверь отворилась и вошел администратор. Бледный и усталый, мокрый с ног до головы, он прошептал: «Товарищи, нас сюда привело очень большое событие. – Мы так и думали. – Завтра, – он остановился, – завтра у нас будет концерт, товарищи, который, который…» Одна из девушек помогла ему снять плащ, первый скрипач вскочил и подал стул, Эдди протянул рюмку коньяка. Через несколько минут он пришел в себя и смог говорить уже спокойнее. «Завтра вы должны быть в лучшей форме. Отдайте весь свой талант. Мобилизуйте все свои возможности. А теперь идите в номера и постарайтесь хорошо отдохнуть за ночь». Он еще долго сидел в луже, которая образовалась от воды, стекавшей с его одежды, пока все не разошлись. Тут у него дрогнули губы, и он заплакал: «Эдди Игнатьевич! Рут Зигмундовна! Завтра будет самый великий день в моей жизни, в нашей жизни. Больше я ничего не могу сказать».

…К утру всё высохло, и солнце ярко светило. Наши техники целый день просидели в театре. Нас должны были проводить туда в 5.30. Предупредили: «Возьмите свои паспорта».

Вечером у входа каждого отдельно проверяли офицеры НКВД и люди в штатском. Один офицер сличал нас с фотографиями на документах, другой тщательно осматривал содержимое сумок и карманов, а третий отмечал наши имена в списке. Когда нам наконец разрешили войти в театр, атмосфера была настолько напряженной, что мы старались не разговаривать друг с другом даже в гримуборных.

Наступило время выступать. Зажгли прожектора. Подняли занавес. Перед нами был пустой зрительный зал. И только плотно закрытые шторы в ложах по обе стороны от сцены говорили о том, что это не была какая-то злая шутка.

Любому актеру – и особенно артисту музыкального ревю – нужен живой зритель. В течение двух часов наши шутки не вызывали смеха, а за песнями и музыкой следовала тишина. Когда наконец затихли последние вибрирующие звуки меди и занавес опустился, не последовало никаких выходов на поклон. Мы покинули театр в понуром молчании.

В ту ночь никто из нас не спал. Некоторые потихоньку стучались в дверь, чтобы обменяться шутками и расшевелить нас, но их юмор оказался бессильным.

Наш администратор, так и не удосужившийся зарезервировать для себя комнату, сидел у нас в номере в плаще и шляпе. Он стучал пальцами по столу и всё больше действовал нам на нервы. Время от времени он вскакивал, шагал по комнате, заложив руки за спину, а иногда снимал шляпу, чтобы почесать голову. «Ах, как хотелось бы мне напиться», – неоднократно повторял он.

В 6 часов похоронная атмосфера была нарушена телефонным звонком. Мы вскочили. Администратор трясущимися руками схватил трубку. Его первое приветствие застряло так глубоко в горле, что он задохнулся, закашлялся и снова повторил его. Затем снял шляпу, вытер платком лоб и затылок и встал навытяжку.

– Да, товарищ, – прошептал он. – Да, товарищ… – Благодарю вас… Огромное спасибо…



Повесив трубку, он еще долго стоял молча, уставившись на телефон. Затем он произнес тихо: «Мне было сказано, что хозяину концерт понравился. – Затем, как бы став выше, он громко сказал: – Теперь мы по-настоящему в деле».

Так никогда нам никто и не сказал, что мы выступали перед Иосифом Сталиным – Хозяином…

Кадр из фильма «Концерт-вальс». Слева направо: Луи Маркович, Эдди Рознер, Лотар Лямпель

Яков Басин приводит слова Г. Я. Бельзацкой – супруги Ежи Бельзацкого:

«Муж рассказывал, что в Сочи состоялся только один концерт. Он был афиширован, но билетов не продавали. Музыкантам, прежде чем их пропустить на сцену, устроили настоящий обыск. Проверяли даже инструменты. А после концерта всех усадили на пароход и в тот же день отправили морем в Ялту».

Новое событие в жизни Рознера оказалось связано с кинематографом. Киноиндустрия Польши обошла его успехи стороной. Теперь Эдди предстояло даже не наиграть саундтрек, а самому принять участие в съемках: режиссеры Михаил Дубсон и Илья Трауберг пригласили его оркестр в фильм-концерт «Концерт-вальс». В картине снимались, демонстрируя свое искусство, звезды академической музыки – скрипач Давид Ойстрах, тенор Большого театра Иван Козловский, балерины Ольга Лепешинская и Марина Семенова, а также знаменитая цыганская актриса Ляля Черная. Фильм выйдет на экраны 24 марта 1941 года. Сегодня это единственный «аудиовизуальный документ», сохранивший для потомков и музыку, и облик Госджаза БССР образца 1939–1942 гг., в котором работали вокалисты Лотар Лямпель и Вероника Игнатович, саксофонисты Тони Левитин и Гарри Вольфайлер, гитарист Луи Маркович, барабанщик Джо Шварцштайн…

По-прежнему неясен вопрос, записывался ли оркестр Рознера на пластинки в ту пору. Долгое время считалось, что до 1944 года звукозаписывающие студии Рознер не посещал. Согласитесь, несколько странный факт для покорившего Москву артиста. Все-таки Варс, коллега-конкурент, успел и в столице СССР выступить, и музыку для кинофильма «Мечта» написать (его пригласил режиссер Михаил Ромм), и шеллачные диски наиграть.

Глеб Скороходов разыскал запись танго Рознера «Свидание», которую датирует 1940 годом. В этом танго, по словам Скороходова, соло на скрипке играет лауреат международного конкурса выпускник Венской консерватории Арнольд Гольдбергер. Однако белорусский биограф Рознера Яков Басин утверждает, что Гольдбергер устроился работать к Рознеру лишь в августе 42-го…

Ну что ж, как говорил Эдди, bleiben wir gespa

Гастрольная карта последнего мирного года была обширной – Тбилиси, Ереван, Баку, Ессентуки… Летом 41-го оркестр Эдди Рознера гастролировал в Киеве. На третьей июньской неделе года Рут, исполнявшая в оркестре французские песни, попала в клинику. Она была беременна. Узнав, что ни Рут, ни ребенку ничего не угрожает, Рознер поехал на концерт.

Госджаз БССР. 1941

Рут Каминска:

После ужина медсестра включила радио: концерт должен был транслироваться. Впервые мне предстояло слушать премьеру, не участвуя в ней. По звукам, доносившимися из динамика, было слышно, что театр полон. Затем всё смолкло. Я представила, как потухли огни в зале перед поднятием занавеса. Взрыв аплодисментов приветствовал оркестр, уже сидевший на сцене, когда занавес открылся. Я знала, как красиво они выглядят, сидя на помостах, одетые в белые смокинги. Затем я услышала еще один шквал аплодисментов – я знала, что это встречают Эдди в тот момент, когда он занял место на возвышении. Я легко представила себе, как он поворачивается к публике и как держит трубу. Это был его специальный жест, почти сигнал, для начала концерта. Многие музыканты пытались скопировать эту манеру, но ни у кого не получалось. Первым номером шла «Серенада» Тоселли в обработке Эдди, и я откинулась на подушку, наслаждаясь безупречной игрой. Я всегда знала, каким великолепным трубачом был Эдди, но тогда, слушая его игру в больнице, я чувствовала, что он превзошел себя.

Через три дня меня выписали.