Рабыня Смерти

Но даже непокорность Александры не задевала Князя так, как её увлеченность Дором. Почувствовав её влечение к бывшему Поверенному во время званого вечера, Ваал впервые прилюдно потерял контроль, вытащив её оттуда. Под маской внешнего спокойствия он прятал ураган, способный разрушить все в том зале. Запахи похоти и благодарности, которые она испытывала к Илиодору, буквально ранили его, разъедая кожу, словно кислота. Зная Поверенного достаточно долго, Ваал не удивился тому, что Дор смог очаровать девчонку, он всегда так действовал на женский пол. До случая, когда по вине бывшего Поверенного оказался уничтоженным и частично плененным целый легион, Ваал никогда не запрещал ему брать любых рабынь и наложниц, частенько одновременно разделяя с ним одних и тех же. Почему же его взволновало общение Дора именно с этой рабыней, в тот момент осталось для него загадкой. Подобная реакция насторожила Князя, но эмоции оказались быстро забыты вплоть до ритуала бракосочетания Лилит.

Тот проклятый день открыл глаза Князя сразу же на несколько вещей: кто-то охотился на Александру, и её влечение к Дору оказалось сильнее плотского желания. Бросив одурманенных гостей и отправившись за бестолковой рабыней и бывшим Поверенным, Князь знал, что именно найдёт. Его разрывало на части от дикого желания уничтожить обоих, но так просто он не собирался спускать подобное с рук, да и не входило в его планы жертвовать собственной властью из-за какой-то глупой девки. Чертов Илиодор, получив единожды предупреждение на её счет, пренебрег здравым смыслом и всеми инстинктами самосохранения, поплатившись за свою импульсивность.

Отослав её в мир смертных, Ваал решал сразу две проблемы: избавлялся от явного раздражителя и защищал её жизнь. Но, несмотря на то, что она больше не мешала под боком, в нём все еще бушевала ярость, требующая выхода. Именно тогда он решил медленно и мучительно сломать её. Возвращение Александры во дворец стало вынужденным шагом. Охота на неё не прекратилась в мире смертных, достигнув еще более опасных масштабов. С каждым днем на её жизнь совершались новые атаки. После обнаружения в комнате Александры во дворце заговоренную заклятием разрушения рабыню, Ваалу не оставалось ничего другого, кроме как спрятать её рядом с собой. Это оказалось самым нелегким испытанием для его самоконтроля. К этому моменту жизнь Князя пропиталась насквозь непокорной девкой. Решив, что, ломая её, он будет получать лишь удовольствие, Ваал не предполагал, каким колоссальным испытанием она сама станет для него. Он знал, какие мучения доставляет ей, чувствуя её страдания и желание, которое накрывало её в те моменты, когда он вонзался в тела наложниц. Отчаяние и безысходность, владеющие рабыней в эти моменты, питала Князя сильнее, чем получаемое плотское удовольствие. Блокируя её эмоции и наслаждаясь моментом, Ваал чувствовал, как, невзирая на возведенную стену, она пробивается сквозь щит, проскальзывая через крошечные трещины и заполняя собой все его внимание. Злясь на неё и себя за неспособность игнорировать никчемное существо, Ваал намеренно заставлял её страдать, изматывая похотью и изнуряя физически. Он понимал, что она на грани и ждал момента её падения, но даже в этом состоянии рабыня не была готова покориться ему, продолжая стоять на своём. Ни разу ему не встречалась подобное упорство среди душ. Втягивая её в свой мир, Ваал не надеялся, что она вылеплена совсем из другого теста. Да и не нужны были ему белые вороны, способные выбить почву из-под ног. Теперь же требовалось, чтобы она стала такой же, как все, и молча исполнила своё предназначение. Только вот не получалось игнорировать её отчаянную борьбу с собственным телом, и ненависть, затмевающую все её инстинкты. Она презирала его и себя за неконтролируемую реакцию тела на действия Ваала. Он наслаждался ее муками, зная, что она не сможет сопротивляться целую вечность и вскоре сдастся.

Та ночь после совета у Дамиара стала для Князя откровением. Приняв навязчивые приставания Домары и зная, что девчонка ждёт в его покоях, он намеренно взял сестру ромуда к себе во дворец. До этого дня Ваал приводил лишь наложниц, не желая впускать в свою кровать кого-то из светского общества. Наложницами он распоряжался так, как хотелось ему, не сильно беспокоясь об их желаниях. Возможно, именно поэтому девчонка так и не сдалась к этому моменту, не желая превращаться в вещь, которой были все прошедшие через его спальню женщины. Ему захотелось показать ей совершенно другую версию любовниц, сильную, красивую, такую же строптивую и властную. Он развлекался время от времени с женщинами своего круга, но все они ожидали от него регулярной связи, надеясь на привилегированное положение в обществе. А Ваала раздражала их самоуверенность и вседозволенность, с которой те жили, но еще больше мысль о возможной принадлежности кому-то из них. Корус Синистри, единственный, кто владел Князем по праву, и никому другому он не собирался отдавать себя.

Домара была типичной представительницей верхушки светского общества Инфериатоса. Избалованная стерва, мечтающая стать Княгиней. Их объединяла лишь одна ночь, проведенная вместе несколько сотен лет назад и её брат, превосходный воин, надёжный союзник и незаменимый советчик. Острый язычок демоницы мог не только чрезвычайно быстро вывести из себя любого, но и доставить удовольствие. Ваал не церемонился с ней, давая ей именно то, чего она хотела. Никаких поблажек в борьбе и сексе. В то время, когда её влажный горячий грязный рот ублажал его, а он вдыхал запах орхидей и смотрел в глаза девчонке, исследуя её душу, Князь понял, что его пытка превратилась в гораздо большее. Он не только издевался над рабыней, но и всё больше загонял в тупик себя. Ему хотелось владеть ею, хотелось погружаться так же глубоко в её рот и смотреть при этом в серые глаза. Ему, черт возьми, не терпелось сделать её полностью своей без остатка, а не разыгрывать подобные спектакли в попытке сломить волю рабыни. За вечность, проведенную с самыми искушенными и развратными красавицами он не испытывал такой дикой потребности подчинять и владеть. С ней же это желание затмевало все остальные. Блокируя его, он дул на искры, стараясь погасить костер. Желание, тщетно скрываемое Александрой, будило в Князе тьму. С каждым новым толчком в рот Домары, и при непрерывном зрительном контакте с рабыней, тьма разрасталась внутри Ваала, прорываясь наружу. Соблазн ослабить контроль и позволить сущности завладеть ситуацией оказался настолько велик, что ещё пару мгновений, и не только от тела рабыни не осталось бы ничего, но и от души. Пророчество, дамокловым мечом висящее над Ваалом, держало его в узде, заставляя прогнать девчонку, и лишь потом выпустить наружу бездну, отыгрываясь на демонице, позволившей своей сущности сцепиться в кровавом соитии с Верховным Князем.