По кличке Рейнджер

Влад видел поле боя в целом, не упускал ничего. В том числе и третьего бандита. И не зря – кавказец был вооруженным. Откуда-то из складок своего спортивного костюма он выудил ствол.

Шантрапа совсем распоясалась – идти с пистолетом на уличный гоп-стоп. Не по чину!

Влад по широкой дуге стремительно сблизился с кавказцем. Тот только поднимал пистолет. Влад небрежно вырвал оружие, отбросил в сторону и прижал захватом разбойника к себе. Изо рта негодяя отвратно пахло гнилыми зубами.

– Ну что, брат? Жить-то хочется? – улыбнулся зловеще Влад.

– Ай, нэ надо, – заскулил кавказец.

– Надо. – Влад небрежно развернул его, ударил ребром ладони по ключице – она хрустнула, как ветка.

Кавказец упал на колени.

– Это твоя поза, прирожденная, козлопас, – сказал Влад, беря его за волосы.

Занес другую руку.

– Нэт, – прохрипел кавказец.

Влад пригнул его голову и ударил размашисто по почкам – очень точно, под определенным углом. Тоже на лекарства, если не на инвалидность.

Жалости Влад не испытывал. Это война. Мелкие грызуны должны знать свое место, должны чуять, что могут напороться на силу. И прощать он им ничего не собирался. Окажись на его месте кто другой, сейчас бы уже лежал в крови, ограбленный, униженный, изувеченный. Сколько их расплодилось в городе, этих крыс. Нужна хорошая санэпидемстанция, чтобы выкурить их из всех нор, раздавить к чертовой матери без всякой пощады.

Через несколько минут они очухаются. Доползут на карачках до своих пропитанных сивушным духом, дымом наркотиков загаженных квартир. И запомнят преподнесенный урок на всю жизнь.

– Мразь, – брезгливо произнес Влад, нагибаясь над распростертым телом.

Он обшарил их карманы. Там лежали смятые деньги, перочинный нож. У одного кавказца имелся еще и паспорт. Влад на всякий случай забрал его. Потом подобрал пистолет. Топорную самоделку – гладкоствольную машинку под патрон девять миллиметров, оружие дрянное, но способное продырявить с маленького расстояния.

– Не скучайте, – кинул Влад.

И направился к дверям подъезда.

Завтра надо менять квартиру. Он уезжает. А оставлять Настю одну здесь нельзя. Кто знает, может, эта шантрапа решит свести счеты. Правда, больше шансов, что они этот двор за тысячу миль будут обходить, но кто заглянет в душу отморозка? Какие в ней черти водятся? Какие мысли в тупом, злобном, одурманенном наркотой и самогоном сознании?

Влад вошел в подъезд. Перевел дыхание. Вздохнул глубоко. Выровнял сердцебиение. Да, это не противники. Все равно что тараканов каблуком давить. Вот с Мясником в прошлом году – это бой был. Загляденье! Классика рукопашки. Только знающих зрителей не нашлось. Бились насмерть. И Влад вышел победителем. А Мясник – это вам не какой-то накачанный и напичканный стероидами чемпион по боям без правил. Это всесокрушающая машина убийства.

Он легко взбежал на восьмой этаж. Открыл дверь ключом.

– Настя. Я пришел.

Он скинул туфли и прошел в комнату. Настя сидела за компьютером, вела какие-то расчеты.

– Я уезжаю, – сказал он.

На лицо Насти наползла тень.

– Когда вернешься? – спросила она.

– Не знаю.

Настя не задавала вопросов – куда он уезжает, зачем, почему? Она знала – ей все равно не ответят. Но на один вопрос она имела право: когда вернешься? Этот вопрос был магическим. Он подразумевал, что ее любимый вернется обязательно. Рано или поздно. Она хотела убедить в этом и себя, и его.

– Ребята за тобой присмотрят. – Влад уселся на диван.

Настя выключила компьютер и присела рядом. Влад притянул ее к себе, погладил ласково по плечу.

– Оставляю тебя на Денисова и Леху. Без их ведома никуда не выходи.

– Хорошо.

– Наверное, придется квартиру сменить.

– Опять?

– Ничего не поделаешь.

– Влад. – Она вздохнула, прижалась к нему.

– Ну что ты, родная?

– Нет, не обращай внимания. Я в порядке. – Она отвернулась, чтобы он не увидел слез, блеснувших в глазах.

– Ну, совсем расклеилась, – покачал он головой и легонько коснулся пальцем ее носа. – Так нельзя. Я, можно сказать, даже не в командировку, а на курорт. На отдых за счет фирмы. Жалко только, тебя взять не могу – не положено.

– Ах, на курорт, – через силу улыбнулась Настя. – Секретаршу небось тоже выдали?

– Ну что ты! Как ты такое могла подумать? На месте выдадут. По каталогу.

– Во. Он на море к шалавам, а я кукуй у окошка.

– Работа такая.

– Работа. – Настя моргнула, и слеза все-таки покатилась по щеке. – Я буду молиться. Ты помни, что я постоянно думаю о тебе.

– Я помню.

Что за командировки у Влада – Настя предполагала. Она знала, что ее муж – воин. Настоящий русский воин, прошедший через горнило многих пожарищ. Он защищал людей и бил ворога в Таджикистане, Чечне, бился насмерть с нечистью в Москве. Такова избранная им самим судьба.

Настя провожала любимого на войну – без нытья и упреков, без истерик и обвинений. Так с седых времен провожали своих мужчин на войну настоящие русские женщины – не призывали устроиться в обозе или не высовываться, а желали только удачи в бою да чести ратной. Они знали, что их мужья, братья, сыновья идут защищать Родину. А женщины должны беречь очаг и растить детей. И испокон веков молились русские женщины перед образами, чтобы вернулись мужчины с войны. И седели, когда получали похоронки. И мерк свет. И несли они всю оставшуюся жизнь свою память. Или, если давал бог, плакали от радости, когда мужчины приходили с битв.

– Влад, ты для меня все. – Она прижалась к нему.

– Я люблю тебя. – Он бережно, будто боясь повредить неосторожным движением, прижал ее к себе. – Господи, как же я тебя люблю, – повторил он.

– Тараканов приехал травить? – прищурился вор в законе Бандера – тучный мужчина с красным бугристым лицом.

Крошечные его глазки пристально разглядывали гостя, будто приценивались к нему.

– Ты о чем? – удивился Жиган.

– От тебя одеколоном каким-то поганым за версту несет. Купался в нем?

– Хороший одеколон, – обиделся Жиган. – За двести баксов.

– Любишь хорошо пожить, – прищурился вор в законе, продолжая обшаривать взором Жигана, его новый, моднющий, ниспадающий мягкими складками французский кремовый костюм.

– Красиво жить не запретишь, – хмыкнул Жиган.

– Запрещу, если понадобится… Присаживайся, странник, – сделал приглашающий жест Бандера. Сам он расположился около камина в глубоком кресле, мягко обволакивающем его массивную бесформенную фигуру.

– Благодарствую. – Жиган примостился на диване, закинув ногу на ногу и поправив брюки на коленке.

Они находились в просторном зале с высокими лепными потолками. На тяжелых дубовых дверях сияли вычищенные медные ручки. В углу под тяжелым зеркалом стоял столик на гнутых ножках. Наследство коммунистов сохранялось и преумножалось.

У окна стоял и смотрел на аллею высокий атлет с хмурым, недружелюбным лицом, испещренным глубокими шрамами. Он напоминал эдакого закаленного лихого рубаку, прошедшего с ружьем, в пробковом шлеме через колониальные войны. Это примерно соответствовало действительности. Это был Алтаец – главный «силовик» организации.

– Ну что, столичная штучка, поведай, как там Златоглавая? – потребовал Бандера.

– Цветет и пахнет. И «елочки» заждалась, – белозубо улыбнулся Жиган.

– Вся партия разлетелась?

– А там было-то всего. – Жиган пренебрежительно махнул рукой. – По отзывам – спрос нам грозит гигантский. Торчкам, улетевшим от «елочки», весь другой кайф не катит. Героин, кокаин, метадон – все в утиль. Эра «елочки», Бандера. Это тебе не шуточки!

– Ты хоть осторожно работал? – подозрительно спросил Алтаец.

– Как штандартенфюрер Штирлиц. Ни одна сука легавая на меня не выйдет.

– Все-таки зря мы сейчас вылезли. – Алтаец нахмурился еще больше. – Не время.

– Время, – отмахнулся Бандера. – Что нам, самим эту дурь жрать? Пора думать об обороте. О рекламе… Теперь те, кто надо, знают, что мы имеем на руках.