Царь Успения

– Слышал, конечно. Это танкист,– убеждённо заявил Жуканов.– Погиб, вроде как, под Ржевом в Великую Отечественную войну.

– Если бы у меня было много времени, товарищ лейтенант, то я очень громко бы и настойчиво рассмеялся. Но занят… Сам видишь, перед нами натуральный труп, а не… Но ты понял.

– Понял, Василий Захарович.

– Я допускаю, что можно вести двойную игру, но ради нашего общего дела по неустанной и постоянной борьбе с бандитизмом. И как ты, понимаешь, Жуканов, не только с ним. Я, при необходимости, закрою глаза на двуличность человека, но только не на его двоедушие. Впрочем, в голову не бери. Я говорю всё это так, без злобы, и, понятное дело, не сравниваю твою личность, Игорёша, со всякими… негодяйскими натурами.

– Не цените вы меня, Василий Захарович. У меня радость не оттого, что здесь кого-то замочили, а потому, что дело, возможно, поведу я.

Жуканов отошёл в сторону. Как бы, обиделся на начальника.

– Ну, что там, Федя?– Майор от прокуратуры сосредоточил своё внимание на криминалисте.

– Пока могу сказать, что смерть пострадавшего, ориентировочно, наступила вчера, поздно вечером. Потом определим точнее. Причиной тотального исхода стал удар острым рассекающим предметом…

– Попроще, Федя, и покороче,– Растороп закурил.– Чем его…

– Можно и проще, Василий Захарович. Мужчина убит холодным оружием, похожим на саблю, шашку или секиру. Предполагаю, что убийца не профессионал, мог бы бросить труп в канаву, в крайнем случае,– повернулся к вновь подошедшему к ним лейтенанту Жуканову.– Проведём, разумеется, тщательный лабораторный анализ. Уверен, Игорь, что самые козырные карты обнаружатся при вскрытии… Похоже, что у покойника средняя степень опьянения.

– Не скажи, Федя, гоп, пока не перепрыгнешь,– Жуканов игриво ущипнул криминалиста за локоть.– Речь у тебя, Федя, как у мусорщика. У покойника не может быть опьянения, потому что он… труп.

– Точно,– кивнул головой Растороп.– Я не знал ни одного выпивающего мертвеца. Потому, как я понял, ты, Федя, хотел сказать, что человек, в перспективе, покойник употребил определённую дозу алкоголя перед тем, как сделаться мёртвым.

– Верно подмечено, товарищ майор,– не остался в долгу Федя.– Но вы не совсем правы. Иронию вашу не принимаю уже потому, что мне приходилось сталкиваться и с такими явлениями, когда преступники пытались влить определённую дозу спиртного в нутро уже мёртвых людей. Делалось это по незнанию… с их стороны. Но, думаю, Жуканов, хоть и не очень опытный, но всё-таки… следователь и слова мои понял правильно. Но сделал вид, что до него что-то не доходит, как до… некоторых.

– Баста! Хватит тут друг перед другом выначиваться! – Майор махнул рукой.– У нас перед глазами, как мне понимается, мокрое дело, а ни какая-нибудь там отгадайка на «Поле чудес». И меня тут прикалывать нечего, Федя! Я вам не Ванька с водокачки, а заместитель районного прокурора города, и сюда приехал не на экскурсию и даже не грибы собирать. У нас, в округе, давненько никого саблями не убивали. Утюгами и другими предметами – наблюдалось, но, чтобы саблями – не помню… И вообще, наш город, по сравнению с Шанхаем, спокойный. Даже нувориши с дворниками обнимаются. Все свои. Все в детстве одних и тех же бичих… осеменяли… как могли.

Честно сказать, криминалист старший лейтенант Фёдор Крылов с самого первого появления в районной прокуратуре Жуканова не воспылал к нему доверием, любовью и уважением, которые не даются авансом. Вкрадчивое и подобострастное прогинание перед вышестоящими чинами со стороны Игоря, смело вступившего на поприще работника юстиции, вызывало у криминалиста только чувство отвращения. Крылов не сомневался в том, что Жуканов из тех людей, который может до поры до времени, лизать кому-то задницу, а потом, при удобном случае, разорвать её, эту филейную часть, своими крепкими зубами… в клочья. Политика шакала: перед начальством ползать на брюхе, с равными стараться казаться чуть повыше их, а слабых и оступившихся – не щадить…

От небольшой группы оперативников отошла, всхлипывающая женщина, средних лет.

– Товарищ командир,– с испугом сказала она Расторопу,– тут и мои следы от резиновых сапог. Имеются. А как же! Об этом я уже всем вам… предупредила, чтобы меня за решётку не упрятали. Милиционеры или, как сейчас говорят, полицейские вот к вам направили… объясниться.

– Там видно будет, прятать вас за решётку или нет,– пошутил Растороп,– а пока вы не присели… годков этак на пять, все разговоры ведите вот… с Игорем Васильевичем Жукановым. Он – следователь…

Жуканов извлёк из внутреннего кармана чёрного пиджака миниатюрный цифровой диктофон. Включил его, подсоединил небольшой микрофон и очень близко поднёс его к лицу женщины. Да и сам старался находиться в зоне, так называемой, активной звукозаписи. Он строго сказал:

– Отчётливо произнесите ваше имя, фамилию, отчество! С помощью голоса укажите свой домашний адрес!

– Я всё уже говорила,– всхлипнула женщина.– Я, Лапова, Маргарита Петровна. Уборщица. Шла на работу. Я рано хожу, вон в то здание, в учреждение, где… мафия работает. Там я занимаюсь мытьём полов. Шла вот и… увидела. И в полицию сообщила, по своему мобильному телефону. Сейчас такие имеются почти у всех бомжей… даже. Полиция быстро подъехала, потом и вы… Я подождала всех, как положено.

– Так. А почему спустились в овраг?– Сурово поинтересовался Жуканов.

– Господи! Да по малой нужде. Овражек-то…вместительный. Кто меня тут увидит, старуху? Спустилась и, значит, после того, как нужду справила и увидела… Гришку Лепина, за-руб-лен-но-го!

– Вы его знали, Маргарита Петровна?– Заместитель районного прокурора взял инициативу на себя.– Любопытно.

– Понятно, знаю. Крановщик он. К тому же, сосед мой по подъезду. Слава богу, что он не женат. А так бы, если что, жене и ребятишкам, грустно было бы… отца хоронить. Чего уж там. Попивал покойник, но не больше, чем все. Но я это… Гришку не убивала.

– Что-то ещё вы можете, гражданка Лапова, сообщить нам по-существу вопроса? – Растороп нахмурил свой широкий лоб.– Сейчас любая подробность может помочь следствию…

Имелись ли у Лепина враги? Какие там у него, всемогущего Григория могли быть враги? Никто бы и не осмелился… Почему? Да, потому, что погибший крановщик, разумеется, при жизни называл себя Царём Успения. И многие ведь в это верили. Проще говоря, он являлся Императором Смерти, и воле Свыше (да и по собственной инициативе) мог при обычном пожелании уничтожить не только пару-тройку людей, но и многие сотни тысяч и даже миллионы двуногих в любой точке Земли. Он считал, что это благое дело – освободить их (досрочно) от земных кошмаров, ужасов и неприятностей…

– Получается, что этот вот… зарубленный саблей господин… крановщик,– деловито и озабочено Растороп почесал подбородок,– считал себя, этаким вот… Вселенским Эвтанатором…

– Если в общении опираться на нормативный русский язык,– поправил старшего по званию и должности криминалист Федя,– то не эвтанатром, конечно, а эвтаназитёром. Потому, что слова «эвтанария» не существует, а вот… «эвтаназия» есть. Значит, он – эвтаназитёр.

– Ну, может быть, и так,– согласился Растороп.– Суть в другом… Сейчас мы должны глубоко… выяснить, кто же замочил, то есть лишил жизни, этого вот, практически, сумасшедшего господина Лепина. Подумать только! Перед нами труп самого Царя Успения!

– Но я не убивала этого… фтаназитёра!– Громко и убеждённо повторила Лапова.– Что, у меня других дел, что ли, мало?

– Отлично,– хлопнул в ладони Растороп, обращаясь к Жуканову.– Отлови-ка, Игорь Васильевич, двух понятых… из гражданских, чтоб всё чётко было. Проведём и предварительное опознание трупа. Убивала – не убивала. Посмотрим. И вообще, не понимаю, господа, не понимаю, что я тут делаю! Мне в кабинете надо сидеть и руководить. Обычное убийство, а нас тут, как гороху, насыпано.

– Не у-би-ва-ла!!!– Завопила Лапова

– А то мы на один труп, как стая воронов слетелись. Достаточно сюда было Игорёше да Феде заявиться. Теперь понятно, что дело здесь короткое. Трупов нынче хватает,– Растороп не обращал внимания на крики и завывания Лаповой.