Страница 30 из 33
И еще за несколько мгновений до того, как Поройкова прошила автоматная очередь сверху откоса, он боковым зрением увидел драку бригадира Рваного и его зоновского дружка В-986 с двумя проверяющими на дрезине. Причем глаза врагу народа тот проверяющий, что стоял слева, вырвал почти сразу - одним отточенным движением длинных заостренных когтей, а бригадир Рваный, пытаясь его прикрыть, ловко шпынял ставших почему-то горбатыми проверяющих отпиленным по середке куском лома. И вроде как тот зэк, с залитым кровью лицом, опустился на колени возле валявшегося на насыпи лейтенанта, которому второй проверяющий быстро чикнул когтями по шее, прервав его доклад. Что там этот зэк делал на ощупь - Поройкову почему-то надо было непременно узнать, пока медленно меркло сознание. Он успел еще услышать взрыв со стороны дрезины, и только тогда догадался, что тол захватил с собой Рваный, который работал в старом лагере взрывником на диабазе. Потом сразу вдруг стало темно, но испугаться Поройков не успел, потому что рядом с ним, радостно виляя всем телом, уже бежала умница-Пальма...
* * *
- Слушай, Седой, может, ворвемся к ним среди ночи, да и прикончим, а? Пока есть силы? А? Хули мы с ними по стране мотаемся, терпим эту погань возле себя? Ведь мы теперь знаем, что это точно они! Чо ждем-то?
- Не забывай, что прикончить их нельзя, Грег. Они бессмертны. И мы посланы сюда не за этим. Мы только идем по их следу. Как только они попытаются открыть врата - мы постараемся их закрыть. Вот и все.
- Так ведь они нас точно того! Ты - чудо свое отдал! Флик - сдвинулся...
- На Флика не наезжай! Если нам каюк будет, то ты - не меньше его виноват!
Да-да! Думаешь, я про твои походы в тамбур не в курсе? Вот и помолчи лучше! Знаешь, мне тут удав Петровича снился, будто я с ним разговаривал.
Ты только не смотри на меня так! Мне там мысль у него одна понравилась. Он считает, что если миру суждено погибнуть, то никакие привратники его не удержат. Мы просто должны пытаться оказаться там, где они эти врата открывать будут. Наша задача - дойти до врат живыми. Хотя бы раз, Грег.
Там - сориентируемся по обстановке.
- Вот, бля! А этого гадского змея, который живет у Петровича, я вообще на дух не воспринимаю. Особенно после того, как он у меня как-то в башке до утра хихикал над какой-то пакостью. Все шипел, что сюрприз меня ждет большой-пребольшой. И когда такой вот червяк говорящий про сюрпризы шипит, то, сам понимаешь, мало, что хорошего ожидается. А что мужику вообще от этой гниды перепадает в смысле сюрпризов, мы знаем из сказочки про райские яблочки... Тоже, бля, такой сюрприз был!
- Да какие там еще сюрпризы! Мы-то с тобой отлично знаем, что задницу нам надерут, вот и весь сюрприз будет.
- Я ведь надеялся, Седой, что отпустят нас на этот раз. И Флику даже пообещали, когда обратно сюда посылали.
- Да кто ему такое обещал? Думаешь, это от них зависит?
- А от кого это, блин, зависит? Я, Седой, почему-то очень это знать хочу!
Для начала бы я тому, от кого это зависит, глотку бы вырвал, а потом бы серьезно поговорил!
- Разговорчики в строю! Неужели ты до сих пор не понял, от кого это зависит? Дурак! От тебя это зависит! Понял? От тебя! Все бы глотки он рвал! Хрен рваный!
СЛЕЗИНКА
- А-а-а... - истерично выли женщины, не чувствуя подступающего холода, неотрывно глядя слезящимися глазами на расплывающееся пятно затухающего пепелища посреди чума. Они раскачивались под рокот бубнов в своих белых хламидах, и чувствовали, что Хозяин уже близко. Им будет хорошо с Господином! А всем будет плохо! И все еще там внизу пожалеют, о том, что когда-то обижали их, таких беззащитных.
Над раскрытым зевом огромного чума собирались свинцовые тучи. Дым уже не удерживал снег, который каплями шипел на остывающих углях.
- Нет! - заорал вдруг Око Живого Бога. И все братья и сестры вдруг поняли, что ему внезапно резко расхотелось становиться этим самым Оком, что он сам вспомнил, некоторые светлые моменты в бывшей невозвратимой уже жизни Кольки-якута. Но было поздно. Надувшийся на его лбу чирей лопнул, отчего глаза бывшего Кольки утратили всякий смысл и застыли, а из сукровицы на лбу вдруг вылез странный шевелящийся отросток и, качаясь на тонкой ножке, леденящим взглядом внимательно посмотрел на каждого, и каждому, камлавшему о нем, заглянув в душу. От одного мимолетного взгляда в каждом тонкой папиросной бумажкой вспыхивала и тут же гасла навеки его Душа.
* * *
Утром последнего дня Ямщиков проснулся от непонятной боли в груди. Ни хрена ведь никогда не болело. Было рано, поэтому Флик никуда еще не пошел по вагону. Да вроде и не собирался даже. Хотя еще вчера этой самой Марине Фликовенко нравилось шататься по пустым купе, собирая брошенные журналы. И почему-то к своим дружкам-подружкам она не отправилась. В прицепном вагоне, кроме первого и пятого купе, оставались занятыми только два купе с милой Маришкиной компанией. Две распутные девки и трое мужиков-нефтянников. Пьяные в жопу.
Сама эта Марина Фликовенко сидела на своей полке, уставившись в одну точку. А Седой спал вторую ночь внизу, напротив нее. Силы его явно были на исходе. Грипп, видно, подхватил где-то. Да Ямщиков припоминал, что здоровьем-то он никогда не блистал. То понос, то золотуха. И вот сейчас лежал тоже в своих страхолюдных очках и молчал. В движении вагона что-то было непривычным, будто само движение затягивало куда-то, куда Ямщикову совсем было не надо. И Марина эта вздыхала как-то непривычно тяжело. Не хихикала даже. Как ведь ей весело было с нефтянниками! А сейчас сидит, овца смирная!
Да и самому Ямщикову почему-то было совершенно неохота выходить в коридор.
Причем, до утра он два раза и прикорнул-то всего. А дежурил эту ночь Флик.
Дежурила. Наконец-то сподобилась стерва. Так ведь, казалось бы, можно было отдохнуть, выспаться перед боем, но почему-то душа была не на месте. Да еще, главное, как закемаришь, так один и тот же сон снится. Будто по вагону ползает гаденыш Кирилл, сопровождая, будто бы эту самую Марину Фликовенко. Абсолютно голую. Нет, голую в натуре! Ну, в принципе, она, конечно, ничего так себе, относительно. Но голая. И Ямщиков бы понял еще, если бы какой-то смысл в эту обнаженку был вложен. Политический, хотя бы.