Лоскутная философия

335

Кто решит зваться мудрым, тот будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Коринф. 3, 18-19). Что это значит? То, что безумие - мера истины. Ей был верен лишь Ницше, проклявший "мир сей", живший в безумии у окна виллы Зильбербрик, за каким сорок лет спустя задымят в честь культурно-этических общезначимых ценностей бухенвальдские печи.

336

Модными стали детские шоу. Дети заимствуют чувства взрослых, изображают взрослую жизнь. По сути их развращают - в целях культуры-де.

337

В одиночестве, долгом, суровом, чувствуешь Бога.

338

Да, к Богу надобно. Бог нас вытворил - с Бога спрос. Как Аврам из халдейского Ура вышел за истиной - так и мне вдруг подай её (дохну). С Богом я, и ни с кем иным! ни с одним из вас, инноваторов и прайм-таймовых умников! В Боге всё. В нём, в Единственном, запустившем круг и ушедшем, чтоб заморочить нас. Оттого, стоит чаду мытариться, а тирану царить, витийствуют, что, мол, Богу виднее (чадо опасное, а тиран всеблагой-де), что беды чада, мол, отвратят Хиросиму; вдруг сам антихрист в нём, в этом чаде?.. Мне, в общем, к Богу. Только напрасен труд, не достать Его...

Ан, достать. Где? А в мозге! Мысль - корень действий. Да, только так! Спрос - с Бога, и без посредников в виде Кантов или конфессий. Где два-три-пять в Его имя, как Он говаривал, что и Он там, - там Его нет как раз. Там лишь социум, пустозвонство. Бог, Он в мозги пролез: вот где брать Его. Он в мозгах у нас. Мы нужны Ему. Привести пример? Вот: Бог выгнал Адама бы - и с концом. Нет, дудки. Он парня мучил, в поте лица держал. Что за мания, что за мстительность? Что за слом Вавилона, чем показал Бог, что Он - боится? Так Всемогущ ли Бог? Когда вышел Аврам за Истиной (но не к Богу: всяк, чьих отцов гнела на руинах свершений их Его ненависть, тот бежал Его... но и в Уре ведь Бог был, если подумать), Бог вновь подсунулся, притворившись Искомым. О, мы нужны Ему, ведь без нас Его нетути! Вот и я, Аврам новый, шествую к истине из московского Ура Божьих гешефтов.

Да, тайна в Боге. Я отыщу его.

339

Кто я, жалкий, ничтожный, в сложенной бухтой вечности? Я завидую не героям, что-то там "строящим", а отшельникам. Я мечтаю быть старцем, что улыбается соловьям, черёмухе майским вечером... так, финал без вопросов. Ибо железен факт: как ни мучайся, ни мудохайся - выйдет, что ты родился-жил-умер, точно и не был. О, мне в простые бы старцы! Если подвижник или в синод входил или был другом кесаря - обаяние сгинет, ценность "духовного" мне известна. Мне - без затей судьбу. Что же в сём ординарном как бы, на первый взгляд, но мне нужном? Цельность, конечно. И безмятежность.

Счастье в итоге.

Как бы Адам в раю.

Только как они стались, эти вот старцы? Что презирают их в спешке к ярким-де личностям, дабы с трепетом славить хамов либо шутов? И чтó мне в них? Может, то, что подобные старцы как бы не Боговы и в Него в должном смысле не верят, а только ведают, что к роскошеству жизни придано нечто с именем "бог"? Плюс ведают, что рай, может, не Господа, а ТОГО, из ЧЕГО Бог отставил нас, уведя в Свой мир догм, - чтоб властвовать, и, возможно, чтоб рай убить и ТОГО, верно, ЧЕЙ рай?.. Женское бытие... нет, жизнь - мне по вкусу, как и жизнь старца из незначительных; хотя женщин я трушу, чувствуя, что, в конце концов, уцелеют они, не мы. И Христос сказал, Он придёт, если "станут одно", вне пола (не андрогин ли?). Кажется, рядом зреет могущество, что не давит нас, но вбирает с любовью, рознь сексуальную сводя в целое. И ещё что я воин, чувствую, и возвестник их, женщин. Ведь, при их слабости, они крепче, точно не люди. У́ченный нисходить к ним, "спутницам", как трактуют, я всё же ведаю, что попутчики - мы как раз. Точно псы следопытов - мы подле женщин, действенней в деле, но не первичны, приданы истым, экзоскелет их. Власть мужчин - бунт зазнавшихся роботов (и Ахматова мнила нас низшей расой). Наш долг - исследовать и докладывать, а они постулируют, чтó принять. Наш прах кроет пространства врозь и спорадами; нас находят в морях, на горах, в пустынях, нынче и в космосе, выполняющих миссии. А они ждут нас с рапортом. Мы ловчим подчинить их, телом и разумом, но они осторожно, бережно правят к нужному, знай всю меру которого, ужаснуться бы. Цель их - выход из Бога в области НЕЧТО... может, в ПРАМАТЕРЬ?.. Мы - уж не Богов ли меч на женщин? Видя их, мучаюсь тем двуличием, с каковым они, наше как бы подспорье, вдруг нас отменят. Так мамонт чувствовал, что ничтожные крысы слопают род его...

340

Как соборный мозг редуцирует Бога.

Явно, есть разница меж Христом, как учил Он, и христианством. Это последнее, что творилось столетия битв, полемики, компромиссов, сделок и шулерств, лишь адаптив.

Как было всё, по Флоровскому, богослову-историку? В спорах церкви, считал он, вызналась "смутность" христологических терминов, "шаткость" принципов христологии; слово путалось и сбивало мысль; и потребен был весь накал аналитики, чтоб "ковать" положения, не мешавшие, но, напротив, внушавшие воспринять правду веры как правду разума, - дабы стала возможна, без антиномий, речь о Христе как Боге-и-Человеке.

Как характерны ссылки на "смутность", "шаткость", "неясность", что адресуют к картезианским "чётко и ясно" умственных видений, при каких всё "неясное" и "нечёткое" обрезается до удобнейших разуму, им приемлемых мер. Важен в этой связи и сам термин "христологический" vs "христова" и "христианского", тяга "знанием" поверять Христа, при всём том что нельзя это сделать, не обтесав Его нашей логикой, кою Он приходил избыть.

Объяснить Христа сложно, не опошляя, не принижая, не редуцируя, вот поэтому "слово путалось и сбивало мысль"; ибо Он учил о безумном, невероятном, разум смущавшем. Цель была в сложных христологических нескончаемых тяжбах обосновать власть разума, чтоб, вне всяких двусмыслиц и разноречий, так трактовать Христа, как решат (постулируют) состоящие под влиянием человеческих мнений и знаний клирики. Образованные культурные осмеяли ап. Павла, оповестившего их в Афинах (I век) о бессмертии, что явил Христос. Но всеобщий исход к Христу обязал эрудитов, ищущих власти, стать христианами, чтоб "познать" Христа, - как до этого познавалось ими добро со злом, - а "познав" Христа, оправдав в своём разуме, управлять Им средством "ясных" трактовок, созданных, вспоминая Флоровского, напряжением всех активов рассудка, не применимого к сверхприроде Христа, с той целью, чтоб сверхприродное обратилось в искусственность Халкидонского ороса и Никейского символа, толковавших как надо. Зиждилось восприятие истин веры как истин разума, к чему звал Аквинат и с чем страстно боролся Павел-апостол, напоминавший, что мудрость мира - глум перед Богом. Суть Христа, извращённую разумом, низвели в христианство, - пусть ни неясности, ни нечёткости, ни двусмыслицы, ни, выходит, потребности, чтоб чеканить "понятия", в Христе нет. "Кто думает между вами быть большим, будет слугой вам; также кто думает между вами быть первым, будет рабом вам" (Мат. 20, 26-27). Надобны ли таким словам толкования и чеканки?

341

Чувство о Боге на Рождество, январь. А! Страстная неделя! Близится казнь Его с этим слёзным: "Отче, забыл Меня?" Скоро Он понесёт Свой крест... Как мы скопом несли всегда. Но Его крест - Святой вдруг. Прадед от хвори чах - тáк ему; деду пулю в лоб - норма; им по заслугам; также Сократу яд иль уроды родятся, Хокинг в пример, - случается; поимели трёхлетку - ладно. Это не муки, наш крест не крест отнюдь. Нам рвут плоть, наставляя, что плоть не значит, что плоть ничтожна, только Христос страдал. Пусть их тысячи, кто погиб за нас, - нам лишь Он в пример. "Он наш Бог!!" - врут, брызжа слюною. Хоть приходил Он, думаю, тщетно, ради "что было - то впредь и будет" Экклезиаста... О, тайны Божии! Много эр назад всем обрыдли их боги; где-то с Сократа ищут иных богов, новых ценностей. И сказавший о чаемом стал Хоругвь и "Спаситель"... Вверились слову? Но только Бог ли Он, Тот Бог слов, - Словобог то бишь? До Него мир без слов был. С Ним стал - у-словный, ибо, как сказано, Слово плоть бысть, Слово объяло мир. Стало лучше? и мигом жизнь пошла? Как не так! До Него б я сдох в необóженном мире, что "от маммоны ", - сходно как нынче я дохну в мире, что, мол, "от Слова", Кое, мол, Бог. Я дохну - мне вновь про Бога? Ну, а зачем, спросить? Ведь маммона не попран Им, хоть Он врал про триумф Свой. И, получается, если Бог хил с маммоной - мне с кем, юроду: с Богом? с маммоной?! Я вдруг постигнул: тем, кто стяжает, Бог и даёт как раз; ну а "малые", как их звал Христос, вечно маются и никто их не хочет. Их презирают, верящих в грёзы, фразы, загробие и в жизнь вечную, где блаженно, мол. Бог бессилен либо бесчувствен, ибо Он сдал нас навуходонóсорам. Коль Бог в грубом здесь немощен - что Он в тонком там? И, коль здесь "моль и ржа" одна, - что Он длит нас здесь? Что и пафос Голгофы, если Он, не исправив мир, а всего лишь сболтнув, исчез?.. Был ли Бог вообще? Или Он ретушь психики - вновь за деньги вновь от маммоны с целью корысти?..