Страница 24 из 86
как живётся, милый?"
Ради "провала" влагалища без "глубин", - читаем, - М кроет женское, повторяя древнейший акт "познаванья" Евы Адамом. Это трагедия, что является к девочкам в ранящем неестественном опыте. И они меж "оно" в себе и "сверхъя" мятутся. Вплоть что до смерти.
214
Активизируем обыдление троллингом и иным провокатингом. Поиграем с Кр., как играет он с нами, СМИ-кая преданных лживых ртов. И пусть быдло узрит себя, точно в зеркале. А с учётом того, что Кр. - образ России как она есть сейчас, мы поможем тем самым ей в обыдленьи, столь ей любезном.
215
Жуткий инстинкт - мертвить - рыщет в нас, приучая к возможному... к директивному в человечестве! Не инстинкт, кстати, это, - а это умысел жизнь не чтить. Убиение, дескать, истинно, нам внушает сей умысел; душам, дескать, ничто, если плоть убить; души вечные! Тут почтение вдруг к душе как к высшему - парадокс, упростивший смерть; плоть не значит, мол, коль в душе вся суть. От Адама, кто начал смерть первородным грехом, мы в Каине укрепили тренд и должны, как он, убивать, чтоб быть. Ибо мы в руце Господа, но и в самокоррекции, когда нас губит равный нам, находя оправдание в несвершённости и эскизности, некомплектности, полу- (стало быть) фабрикатности нашей. В терминах это: "вы-блядок", "недо-делок", прочие "недо-". Наш Достоевский когда ещё: "недоделанные", знал, "пробные существа к насмешке". Мы разделяемся на благих и злых, а конкретней: очень благих (и злых) и не очень благих (злых). Каждый миг мы в развитии. В каждый данный миг, заключаем, есть лишь один в лад Богу, самый продвинутый. От него и потомства, с ним и контачит Бог, ему манна и слава и честь Израиля. К миллиардам других "недо-" нет интереса; варятся без догляда, ибо суть шлак. Поэтому не затем ли мы, "недо-", взвинчены в тёрках с Богом и громоздим свой мир Ему в пику? В общем, покамест Бог с избранным, с самым первым из развитых, апгрейдованных, ваньки варятся и не ведают, что они - не нужны. Истории отведён люд Бóгов, то есть Израиль, что б он ни делал.
Тут-то и трюк с Христом! Снизошёл-де Бог к ванькам, им "обещал" фавор, если будут с усердием жизнь в слова сводить, ибо Бог - это Слово-де, а жизнь так, несуразица. Для чего ванькам надо молиться и грезить Словом где-нибудь в пýстыни. Бог, лелея "народ святой" и ему вменив землю, прочим даст после. Есть "народ избранный" - и весь прочий брак, что с Христом. Я плод Ветхой и Новой Книг, обращающих в муку, и, дабы вырваться, нужно выбрать: либо я иудей (незваный), либо юродивый.
Только, может быть, ничегошеньки нет? Пространственно-временная иллюзия? Нам показывают, а мы видим-де?.. Чепуха! Мне б думать, где зарабатывать, - вот куда мысль слать... Ан, слать и некуда. Ничего нет. Есть лишь пространственно-временная иллюзия. Нам показывают, а мы видим-де - вот трюк...
Мы не в реальности, мы во лжи болтологии; и давно уже, с первородных грехов... Евангелье есть попытка отвлечь нас или убрать совсем - в пустословие. Холя избранных, Бог отверженным, нам, даст после, - там, в послежизни, мол. Бог внушает не лезть в историю, коя - избранным. Нам - синóпсисы (своды фактов): греческий, вавилонский, коммунистический. А что факты? Это суть прах один, хоть какой бери либо выдумай. И Христос, кстати, Сам признал, что пришёл ради избранных (Мф. 15, 24). Не про нас опять. Он в соблазн нам был, чтоб за Ним брели к мóрокам. Дескать, вам - как Израилю: ему Ветхий Завет - вам Новый. Только Евангелье опирать на преамбулу, где Израиль - "род избранных".
Здесь споткнулась Россия. Дура Россия! Как обманулась! Вверилась, что сокровища в небе, что, дескать, честь-хвала нищей духом быть, кроткой, плачущей - вплоть до савана, кой начало блаженства. Запад иначе: там не пойдут с Христом, не устроив земного. Мы вымираем. Нам смертоносно мерить жизнь Библией; лишь в пустыню шагаем мы с ней. Смерть в Библии! иссякаем! Надо - в до-Бибельность, там ответ и жизнь в истине.
Но вот как туда?
216
Толкований, что же такое есть философия, много. Выборка:
самый важный долг человека;
дискурс о смыслах, форма сознания высшей меры;
искусство творить концепты;
учение о корнях всего;
трансцендирующее усилие;
жизнь на грани мышления;
адекватный вид абсолютной предметности.
Правильной представляется эта вот дефиниция (от Платона), что философия занята "умиранием". Философия, подтвердил Монтень, - "обучение смерти". Если душа бессмертна, то, в этом случае, как мать учит дитя ходить, точно так философия держит душу на пóмочах и готовит к Инакому. Кто в земном слеп - тот слеп в духовном. Странно надеяться, что без школы духовного зрения преуспеешь за гробом. С этими целями в католичестве есть чистилище, где готовят для вечности. Жизнь, земная жизнь - недокончена, и нельзя сказать, кто счастливец или несчастлив. Даже земной путь странен. Будь дворянин Бонапарт на Корсике, не отправься во Францию - обойдён бы был там Паóли, местным кумиром. Также не будь войны, Б. Сафонов, дважды герой, асс-лётчик, жил бы в деревне и трактористил бы, а не то бы в тюрьму попал из-за склада характера. Неизвестно, что спасло Шуберта, кой прославился много лет спустя после смерти.
Кто говорит: "Я счастлив", - это неправда. Пусть ты богат, здоров - важно, чем кончишь. Царь Крёз понять не мог, почему Солон, премудрейший из греков, не полагал его жизнь блестящей. "Важно, чем кончишь", - рек Солон. Вскоре персы убили этого Крёза страшною смертью.
В общем, ничья судьба не счастливая, а равно и не горькая вплоть до смерти, так мыслят мудрые. Ни о ком, дополняю, нельзя судить, не узрев его за пределами смерти, кою осилит лишь философия, поводырь вечной жизни. Как ведь бывает: кончил с оркестром на Новодевичьем - а на том свете скот пасёт на отшибе и всяк и плюёт в него.
Философствуйте.
217
Amor fati Выйди к спасению
сквозь смятение.
Успокоение -
не тебе.
Ночь отречения -
век мучения
и возвышения.
Так в судьбе.
218
Я умру у врат мира, изгнан людьми и лишён Богом крыльев, чтоб не взлетел к Нему.
219
Милых всемству интервьюируют. Z сказал, что, мол, всё в жизни сделал как полагается: чад завёл, дом построил, "музыку" пишет, вырастил дерево... Прервала позвонившая, прорыдавшая, что его, шоумена, любит, пусть "творит дальше", "гений навечно". Тот похохатывал... Щёлкнув кнопками, я нашёл сюжет с женским голосом, и поток страстных слов захлестнул эфир. Мнилась Áргерих, Г. Вишневская, Каллас. Слышалось об "утратах в сфере искусства", о "суггестивности", "дурновкусии", о "безмерности трансцендентных анализов", о "духовности", "эстетических высях", "символах" и "культурных царственных шлейфах", что, дескать, "коротки" у значительной части авторов, а то вовсе отсутствует; также слышалось: Скотт, Феллини... Интервьюер спросил о концерте, что предстоит Москве. Женский голос молчал, и долго, вплоть до подсказки:
- Я вам о классике: Скрябин, Брамс, Шостакович. ... Слышали? Это ваше?
- Нет. Я хип-хоп люблю.
Стало ясно, из каковых она, почему популярна и о каких "шлейфах" речь.
Так хрюкало, притворясь утончённым, сыплет сакральным - и вдруг немеет, стоит сакральному взяться вправду.
220
Что нам Искусство (Баха, Сервантеса, Ницше, Пушкина, уточняю; мир прост настолько, что вздумают, речь о Галкиных либо Малкиных)?