Страница 10 из 16
Ольга разыграла сцену, которую сто раз видела в детстве. Вот так же всплескивала руками дорогая Матильдочка. Потом, правда, перестала, превратившись в усталую и больную Матрену, сиротливую и одинокую в своей вечной печали по незадавшейся жизни.
– Я привезла с собой мыло, но не взяла полотенце, – сообщила Оля.
– Я уже нагрела вам воду. Вы можете искупаться. Полотенце я повесила.
– О, спасибо. Мне нужно совсем немного воды. Простите, что побеспокоила вас.
В чудесном халатике поверх рубашки Оля вышла из ванной и прошла к себе.
«Надо поставить стул перед дверью, чтобы “добрая” фрау не пришла ночью».
Уснула Оля мгновенно и проснулась от детской возни в коридоре.
– Фрейлейн Моника, просыпайтесь. Бабушка ждет вас завтракать.
– Я сейчас, милые дети.
Оля подарила каждому мальчугану по плитке шоколада и пошла к дому Густава, раздираемая самыми противоречивыми чувствами.
– Уже ела? – угрюмо спросил «жених».
– Нет, дорогой. У тебя что-нибудь есть?
– Яйца. Я их ненавижу.
– А где булочная? Пойду куплю что-нибудь. Я привезла кофе, шоколад и папиросы.
– О-о, я так вчера хотел курить.
– Только после завтрака, дорогой, – тоном настоящей невесты произнесла Оля, и направилась к булочнику, а от него к молочнику.
Завтракали в молчании. Мимо окон прошли офицеры.
– У нас тут есть дом отдыха. Офицеры приезжают на две недели. Но они не хотят фотографироваться, хоть убей. Я теряю время, деньги…
– Мы их позовем на обратном пути. Уверена, они захотят послать домой свои фотографии. Ты умеешь делать фон? Вид города, например?
– Я все умею. Но эти ублюдки любят фотографироваться и уезжать. А их друзья просят передать им карточки. И ни слова про деньги.
– У нас все получится. Сколько ты берешь за фотографию?
– Три марки. Им кажется это дорого…
– Делай при них, они раскошелятся. Я уверена.
Оля зазвала офицеров, которые согласились на групповую фотографию по три марки с каждого. Потом они с удовольствием выпили кофе, который любезно предложила хозяйка.
– Уверена, вам понравится, – ворковала девушка. – Вы такие симпатичные. Еще кофе?
– Из рук милой фрейлейн я выпил бы даже керосин, – галантно ответил офицер постарше. – Но ваш кофе выше всяких похвал. И печенье тоже.
– Печенье пекут в соседней кондитерской специально для моего Густава. Ему всегда хочется угодить господам офицерам.
– Это похвально.
– Густав хотел быть пилотом. Но болезни, увы, никого не щадят, – грустно констатировала Оля. – Поэтому он стал фотографом. Ведь так приятно радовать людей.
Офицеры с удовольствием общались с Ольгой – это вам не угрюмый калека.
– Кстати, – продолжала щебетать Оля. – По выходным Густав фотографирует господ офицеров со скидкой. Приходите и приводите своих дам. Густав, дорогой, ты скоро?
Фотографии получились хорошими.
– Я советую вам подписать их с обратной стороны, – рассматривая карточки, произнесла Оля.
Имена и фамилии каждого, и даже воинская часть одного из них, отпечатались на промокательной бумаге.
– Что ж, Густав. Двенадцать марок и хороший улов. Вот этот с края – служит в Силезии. Он большой любитель карт и выпивки.
– И что? – усмехнулся Густав.
– Ничего. Только все это может пригодиться. У тебя есть микропленка? А негатив уничтожь, когда они уедут. Думаю, надо спрашивать, как поступать с негативами. Чтоб у них не было разных мыслей на твой счет.
– Негативы смывают, к твоему сведению. Улов! Ты знаешь, сколько стоят реактивы? А налоги? Кофе?
– Они придут еще. Я уверена. По одному.
– Не сомневаюсь. Чтобы увидеть мою милую невесту.
Жизнь закружилась. Офицеры стали фотографироваться все чаще.
Ольга предложила фотографировать их надписи в углу изображения.
– Густав, ты же можешь. Они напишут на листе бумаги: «Дорогой жене от любящего ее Фрица». Лучше с фамилией. Дольше, но дороже. Им понравится, я уверена.
И офицерам действительно понравилось. А у Густава появилась целая картотека, которую по вечерам он переснимал на микропленку.
В последний день пребывания Оля попросила Густава сфотографировать внуков фрау Юты.
– Это подарок, дорогая фрау.
– О-о, милая Моника, – восхитилась немка. – Вы сама доброта. Я пошлю снимки их отцу. Он будет счастлив.
– Вы позволите мне взять их фотографию с собой? – умильно попросила Оля. – Я так привязалась к малышам.
– Бог пошлет вам и господину Густаву много детей. Я уверена. Вы их заслужили.
До вокзала Олю провожал Густав.
– Не знаю, что теперь делать без тебя? – вздыхал он. – Я понимаю – это все игра. Но было так приятно…
– Мне тоже, дорогой.
– Я буду рад увидеть тебя снова.
Оля улыбнулась: через пару дней она надеялась быть в Москве. И навсегда забыть эту историю.
Первая поездка в Берн запомнилась Оле навсегда. Кто-то уже въехал по ее документам в Германию. Она просто «возвращалась домой». Пограничники с обеих сторон были весьма любезны.
– Что вы делали в Германии, фрейлейн Шеринг? – козырнув, спросил немец.
– Навещала жениха, – ласково улыбаясь, ответила Оля.
– Ему повезло. Его невеста – красивая девушка.
На швейцарской стороне все было проще: никто не спрашивает, почему девушка вернулась.
В Берн она приехала в субботу вечером. В гостинице – недалеко от вокзала – она сняла комнату и наконец смогла крепко заснуть, не боясь поползновений фрау Юты и ее любознательных внуков.
В воскресенье утром начал накрапывать дождь. К полудню он перешел в настоящий ливень. Зонтик, который Оле одолжили в гостинице, промок почти сразу. Сесть на скамейку? Об этом не могло быть и речи. Поэтому отсутствие господина – людей в городе вообще не было – ее не смутило.
«Дождусь вторника, не беда, – утешала себя Оля. – Всего два дня – и все закончится».
В понедельник она побродила по городу и очень рано легла спать.
Вторник был солнечным и ветреным. Оля прочитала весь журнал, но ни к двенадцати, ни к часу, и даже к половине второго, к ней никто не подошел. Еще утром она забрала чемодан из гостиницы и теперь мучительно соображала, что же ей делать.
– Поеду в Женеву. Ждать больше нельзя.
Через шесть часов она была уже во Французском кантоне. Снова гостиница, малюсенький номер, удивленный портье.
– Мадам сбежала от мужа? – уточнил он.
– От родни. Все считают меня ребенком. А я взрослый человек, и могу делать, что захочу, – капризно ответила она на французском.
Утром в среду она пошла искать магазин ковров.
«Я не спросила: на каком языке говорить, – с отчаянием подумала она. – Впрочем, все уверены, что я знаю только немецкий».
– Добрый день! – обратилась она к пожилому мужчине. – Мне нужен хозяин. Мы с мамой заказали у вас ковер для спальни.
Оля жестом показала, что ей надо написать.
Мужчина подал ей карандаш и подвинул стопку бумаги.
«Отель “Ференц”, № 303. Моника Шеринг», – написала она.
– Хорошо, фрейлейн Шеринг, – спокойно сказал хозяин.
– Хочу посмотреть цвет, – закончила Оля пароль, отодвигая бумагу от себя.
– Ковер еще не привезли. Но у нас есть почти такой же. Я вам позвоню, – мужчина отвечал спокойно и приветливо.
Оля ушла в гостиницу, где ее охватила настоящая паника.
«А если мне никто не позвонит? Что я буду делать? А как я узнаю, что это он звонит? А если я что-то перепутала? Нет. Я все сказала правильно. Но он успел вставить свои слова. Это что-то значило? Мы были не одни?»
Только в семь вечера в номере раздался телефонный звонок.
– Фрейлейн Шеринг? Я по поводу ковра. Вы бы не могли подойти к нам завтра в одиннадцать часов?
Без пяти одиннадцать Оля уже стояла перед магазином.
– Вы не знаете, который час? – спросил ее по-немецки мужчина.
Оля машинально поднесла руку к лицу: часов у нее не было.
– Мои спешат, но думаю…
– Хорошо, Моника, – прервал ее мужчина. – Видите кафе через дорогу? Идите туда. Закажите кофе и ждите меня.