Психотея

Из приведенных выше отрывков трагедии «Царь Эдип» кажется странным, что Иокаста, остававшаяся до этого времени невозмутимо спокойной в своей суверенной торжественности, выносит суровые и властные суждения знатока человеческих сновидений. Зная всю правду, она прибегает к крайним мерам, чтобы отдалить сына-мужа от момента истины. Эдип был просто орудием в ее руках. Она накладывает на себя руки не потому, что испытывает угрызения совести за содеянное. Просто открылась истина, и Иокасте больше ничего не остается. Ее жизнь была построена на ужасной игре, которая предусматривала, в конечном счете, ее смерть.

4) Упорное желание Эдипа любой ценой узнать то, о чем ему уже поведали пророчества, напоминает поведение капризного ребенка, который притворяется несведущим, зная все, и прячется за простодушным и терзающим стремлением узнать правду. В трагедии нет ни одной сцены, в которой Эдип принимает собственное решение как царь: он только обвиняет в предательстве других, непрестанно жалуясь и разражаясь проклятиями. Сам факт самоослепления над трупом матери представляет собой финал пути, запрограммированного от рождения. Поэтому Эдип приводит в исполнение программу именно рядом с тем существом, которое и закрепило в нем матрицу.

А вот высказывания другого «Эдипа» (отрывки из психотерапевтического диалога): «Когда все уже было ясно, как бы мне этого ни хотелось, я продолжал предпочитать инфантильность, не желая признавать в себе сообщника убийства родного отца. Я продолжал оставаться верным той, которой столько раз обладал, совершая психический инцест. Она продолжала говорить внутри меня тем тоном, который знаю только я, обласкивая во мне свои собственные эмоции. Я еще искал то сообщничество, которое было всегда, даже когда я притворялся незнающим. Я был сообщником, это правда. Я никогда не мог допустить даже мысли о том, что она принадлежит другому: я никогда не был в силах отказаться от этого запретного плода… Она контролировала меня, а я – ее. Страшная головная боль или напряжение, охватывающее все тело, одолевали меня, как только интуиция подсказывала мне, что что-то здесь не так. Я немедля прибегал к изученной тактике, чтобы перезапустить смертельный механизм».

Сын является соучастником материнской перверсии. Используя его преданность, мать предоставляет ему гарантию уверенности и безопасности и воспринимается сыном как единственный источник жизни. Он принимает ее с целью обеспечения себя всем лучшим в наиболее короткие сроки, но таким образом становится рабом, аннулирует любую возможность самореализации среди других.

Став взрослым, на основе комплексуального тематического отбора он выберет или будет выбран женщиной, которая предложит ему те же материнские модальности. Если мать попытается освободиться из ловушки, в которой она сама является первой жертвой, он начнет предпринимать действия, чтобы вернуть ее к механизму негативности. В конце концов, первой расплачивается сама женщина, мужчина же, сохраняя потенциал к смерти, будет продолжать свое существование в незнании, но под сообщнической защитой общественной морали.

5) Итог трагедии «Царь Эдип».

Хор:

Эдип:

Последние строки трагедии.

Хор:

В некоторых трагедиях хор выступает как подтверждение суждений главного героя: действие социального «Сверх-Я» наносит милостивый удар по индивиду, который находится в шаге от вынесения приговора самому себе.

Наконец, появляется подлинное главное действующее лицо трагедии – Аполлон, имя которого вовсе не случайно означает «причина разрушения». Deus ex machina появляется, чтобы присутствовать при драматической развязке, он наблюдает за трагическим исходом марионеток, исполнявших его замысел. Подобный мотив встречается не только в трагедии Софокла «Царь Эдип», он присущ всем произведениям великих трагиков. У Эсхила и Софокла присутствие бога лишь подразумевается, у Еврипида божество выходит на сцену. Следовательно, человек – несвободен, его жизнь программируется и упорядочивается началом, подобным вечным законам космоса или сверхчеловеческим силам, гарантирующим нерушимый порядок правосудия. И все же греки почитали богов, создавали их статуи, развивали культ.

Эдип противоречит самому себе: сначала он усматривает причину своих злоключений в Аполлоне. Затем обвиняет самого себя: кажется, будто в какой-то миг, по рассеянности, он открывает истину, но тотчас же берет себя в руки и отвлекает внимание слушателей от сказанного.

Проведенное с помощью онтопсихологического критерия исследование позволяет определить причину, расшифровывая ее следствия и отслеживая скрытое в словах индивида послание. Во имя и по воле божества люди выносят боль и страдания, отказываясь от самих себя. В таком акте, рассмотренном как символ, обнаруживается присутствие чужеродного механизма, который, уподобляясь жизни, внедряется в человека, вызывая в нем расщепление. Неважно, как именовать этот механизм – богом, змием, дьяволом, мистерией или еще как-нибудь. Единственной реальностью представляется исполнение компьютерной программы, направленной на разрушение.

И хотя Эдип до последней минуты лжет, в конце он открывает единственную истину: разрушительное начало предваряет существование Эдипа, матери, отца, предваряет любое решение. Каждый из них воплощает то, что ему отведено по плану сюжета, в котором царская семья убивает двоих и программирует третьего.

Эдип «с распухшими ногами» – это человеческое существо, которое еще прежде своего появления на свет несло код деформирующей программы, требующей исполнения. Эдип верит, что это он решает то, что в действительности уже решено, верит в то, что он убивает вне себя чудовище, сидящее на самом деле в нем самом: перед нами человек, который убивает отца и выгораживает женщину, приведшую его к катастрофе.

Иокаста, ставшая врагом самой себе, раздвоенная, расщепленная, рабыня своего внутреннего мира, хранит базовую матрицу разрушения себя и других. Это женщина, неизбежно приходящая к самоубийству – окончательному свидетельству ее реальности, коей является смерть.

На самом деле, эдипов комплекс является чуждой человеку программой, а ее активирующим ядром выступает фигура матери. Человек предпочитает именно эту фигуру, поскольку мать становится для обращенного к ней малыша наиболее ярким проводником жизни. Через материнскую фигуру происходит внедрение в ребенка монитора отклонения (на основе зрительной аффективности и установленной рефлективной матрицы)[3]. В дальнейшем монитор отклонения становится автономным в зависимом организме, который вынужден навязчиво повторять матрицу. Таким образом, семья становится самой благодатной почвой для внедрения стереотипности монитора отклонения. Под «семьей» следует понимать квартал, церковный приход, кружок, то есть любой контекст, в котором существуют фигура взрослого-матери и ответное действие аффективно от нее зависимых.

Эдип винит Аполлона, но сколько раз мы слышали такие высказывания: «Да исполнится воля божья» или «Это веление бога?». За так называемым смирением скрывается инфантильность человека, проявляющаяся в двуликой ситуации – желанной и навязанной одновременно. Ослепление Эдипа символизирует три аспекта реальности: это человек, который не видел, не хотел видеть и не должен был видеть ничего, кроме близости с матерью.

3

См. Онтопсихологическая теория личности в книге Менегетти А. Учебник по онтопсихологии. Указ. соч.