Страница 21 из 22
Остальные «невинные» тоже не намного лучше. Строевой квартирмейстер Андрей Шилин – «…стрелял из винтовки в кондуктора Шевелева и артиллерийского квартирмейстера Шадрина, при подавлении мятежа стрелял в усмирявших».
Комендор Алексей Крючков – «…стрелял с крейсера из 47-мм орудий по минному крейсеру “Воевода” и миноносцам…» Ученик комендора матрос 1-й статьи Арсений Кудряшев – «…стрелял по миноносцу “Летучий” из 47-мм пушки, донес бунтовщикам о готовящемся подавлении мятежа…» Ученик комендора матрос 1-й статьи Григорий Болдырев – «…состоял в комитете по управлению кораблем, при начале подавления мятежа вызывал боевую дружину, стрелял в нижних чинов, подавлявших мятеж…»
Все вышеупомянутые персонажи были приговорены судом к расстрелу. Справедливо или нет? Думаю, что совершенно справедливо.
Ну а кто и за что были осуждены на предельный срок каторжных работ, то есть на 20 лет?
Маляр Иван Козлов, «при аресте именующий себя Коптюхом, был усмотрен спящим с ним в одной койке, целился в нижнего чина и, будучи остановлен последним, заявил, что предполагал, что это офицер». Маляр Павел Пелевин – «участвовал в убийстве лейтенанта Захарова, был вооружен. Состоял в комитете по управлению кораблем». Комендор Василий Крикунов – «целился во время подавления мятежа из револьвера в кондуктора Лавриненкова, но не выстрелил, так как ему помешали усмирявшие мятеж нижние чины». Ученик сигнальщика Митрофан Меркулов – «по приказанию мятежников подымал сигналы другим судам о присоединении к мятежному крейсеру».
Осужденные на 12 лет каторжных работ, т. е. не руководители мятежа, но их активные пособники: «Комендор Яков Вертиков – …был на катере с винтовкой в погоне за таранным баркасом, участвовал в отнятии у часового ящика с патронами…» Минный машинист Логин Осадчий – «…при начале мятежа умышленно остановил динамо-машину, вследствие чего на крейсере наступила полная темнота, способствовавшая планам мятежников».
Все остальные участники мятежа на крейсере, кто активно не способствовал мятежу и на ком не было конкретной крови, получили не столь уж большие сроки. Четверо были осуждены на 8 и 6 лет каторги, остальные вообще получили по два года в исправительно-арестантских отделениях, по два и одному году дисциплинарных батальонов, а то и вовсе по два месяца военно-исправительной тюрьмы.
В целом, как мы видим, приговоры участникам мятежа на «Памяти Азова» вполне заслуженные и справедливые. Никто не был осужден судьями огульно. С каждым отдельным участником мятежа разбирались вполне конкретно, и каждый из них получил в полном соответствии со в своими «заслугами». Если на минуту представить, как расправились бы с участниками подобного выступления в 30–50-е годы, то можно ответственно сказать – участники мятежа 1906 года на крейсере «Память Азова» были наказаны даже излишне снисходительно.
Дело трех «вольных» подсудимых – Фундаминского, Иванова и Косарева – было перенесено в Санкт-Петербургский военно-окружной суд, и слушание началось осенью в здании окружного суда. Этот суд был военный, но отнюдь не «полевой». На суде была первоклассная частная защита, допускались любые свидетели. Защитниками Фундаминского были присяжные поверенные Плансон, Зарудный, Малянтович, Соколов и Булат – все свои, проверенные революционерами люди.
Из воспоминаний мичмана Н. Крыжановского: «Казалось, кто мог быть свидетелем на этом процессе. Я, Сакович, пара кондукторов флота и несколько матросов. Для меня этот суд тогда был необыкновенно интересным. Я никогда не видел судопроизводства, а тут все было так “умно” и неожиданно для неискушенного 19-летнего мичмана. Суд расспрашивал меня обо всей истории сначала, самым подробным образом. Оглашались всевозможные документы. Было комично слушать чтение записей чернового вахтенного журнала, веденного сигнальщиками в ночь восстания. Сигнальщики, несмотря ни на что, продолжали писать черновой журнал аккуратно:
“12 час. 30 мин. пополуночи. Прекратили пары на баркасе и паровом катере.
2 час. 30 мин. Открыли огонь из ружей по офицерам.
3 час. 00 мин. Подняли пары на паровом катере.
3 час. 30 мин. Раненые офицеры отвалили на берег. Дали в камбуз огня”. И так далее… (Часы даны только приблизительно).
На суде меня поражала способность адвокатов в короткий срок разбираться с морской обстановкой и, в особенности, с терминологией, столь отличной от общегражданской».
Год назад после печального исхода команды мятежного броненосца «Потемкин» в Румынии она была брошена всеми революционными партиями на произвол судьбы. Помощь была оказана лишь «своим» – одесским эсерам Фельдману и Березовскому. Для них нашлись и деньги, и связи. Все остальные же были просто забыты за полной ненадобностью.
То же самое случилось и во время судебного процесса над матросами «Память Азова». Судьба рядовых мятежников абсолютно никого не интересовала. Поразительно, но ни одна из революционных партий даже не попыталась нанять серьезных адвокатов для матросов. Всем им были предоставлены лишь казенные адвокаты от государства, которые на суде, разумеется, просто отбывали номер. При этом уже с самого начала всем было ясно, что приговоры по делу «Памяти Азова» будут весьма суровыми. Но это устраивало всех! Пощаженные матросы революционерам были абсолютно неинтересны, а вот казненные – даже очень! Как и в истории с «мучеником Шмидтом», из них можно было вылепить образы страдальцев за народное дело, расписать все перипетии казни, вызвав этим ненависть к власти остальной матросской массы и обеспечить себе этим хороший задел на будущее.
Узнав из газет о провале мятежа на «Памяти Азова», в Ревель немедленно примчался друг Фундаминского эсер Зензинов, чтобы оказать посильную помощь товарищу.
Вначале немного про самого Зензинова: «Родился он в Москве в 1880 году. Отец его, “исповедовавший дух московско-сибирских староверов”, владел чайными плантациями на Цейлоне, имел в столице фирменные магазины. Интересен факт, что Федор Зензинов – брат отца – владел Нерчинскими рудниками, а племяннику пришлось впоследствии отбывать наказание в Сибири, в частности в Александровском Централе».
Из воспоминаний террориста-бомбиста Зензинова: «… Илья (Бунаков-Фундаминский) приехал в Ревель, когда “Память Азова” был уже в руках восставших матросов и революционеров… Восставшие во главе с Оскаром были арестованы и посажены в трюм. На шлюпке Илья этого еще не знал и поэтому был чрезвычайно изумлен, когда на палубе его и приехавших с ним на шлюпке двух членов ревельской организации социалистов-революционеров (рабочих ревельского порта) схватили и тут же связали, как участников мятежа…»
Зензинов немедленно шлет весть об этом печальном событии в Берлин, очаровательной Амалии Фундаминсокий: «И первое, что я тогда сделал – послал Амалии в Берлин, где она находилась около Михаила Рафаиловича Гоца, телеграмму. Я и сейчас хорошо помню ее текст: “Tusik hier schwer erkrankt. dochhabe Hoffnung. Andrei”, т. е. “Тузик здесь тяжело захворал, все-таки имею надежды. Андрей”. “Тузик” – было шутливое и ласковое прозвище Ильи, которое ему дал неистощимый на всякого рода выдумки Абрам (Гоц); Илья смеялся и говорил, что ему дали “собачью кличку”. “Андрей” – было тогда мое условное имя».
Далее Зензинов развивает бурную деятельность: «…Кроме того, я разыскал по приезде нашу ревельскую партийную организацию, которая предоставила себя в полное мое распоряжение – в ней были самоотверженные и решительные товарищи. Установив эти первые факты, я немедленно сообщил обо всем этом через специального посланного в Центральный Комитет (находившийся в это время в Гельсингфорсе) и просил выслать мне кого-нибудь из техников нашей Боевой Организации с запасом динамита на две или три бомбы. Для меня еще неясен был план действий, но я хотел подготовиться ко всем возможностям. Через несколько дней, действительно, в Ревель приехала знакомая мне Павла Андреевна Левенсон (та самая “брюнетка с голубыми глазами”, о которой я вскользь упоминал в главе о Боевой Организации). Она поселилась со своим запасом динамита, сняв комнату на окраине города (близ парка Екатериненталь, на морском берегу), и сообщила мне, что может приготовить три снаряда по шесть фунтов каждый или два снаряда по девять фунтов через два часа после того, как я ей об этом скажу. Я, таким образом, был уже хорошо вооружен для любых действий. Несколько товарищей из нашей партийной ревельской организации предложили свои услуги в качестве метальщиков».