Император

– Ну, и как он предстанет перед обществом? – сокрушался Аракчеев. – Соберутся все министры, генералы, послы…. Нельзя же ему в солдатском сюртуке, без звания садиться за один стол с высшими чинами.

– Предлагаю возвести его в чин подпоручика срочным рескриптом, – предложил Александр.

– За какие такие заслуги? – возмутился Аракчеев.

Потом разжаловать. После ужина.

– Может, лучше ему ногу сломать или руку – вполне уважительная причина не появиться на ужине, – зло пошутил Аракчеев. – А мундир где он возьмёт?

– Могу предложить свой старый, – нашёлся Александр. – Мы с ним одной комплекции. – Александр грациозно поднялся, подошел вплотную ко мне. – Так и есть, – сделал он вывод.

– Ну, Добров, – погрозил Аракчеев перстом. – Чтобы вёл себя прилично. Не вздумай на еду набрасываться. И молчи. Все время молчи! Чавкать не вздумай. Коль будут что у тебя спрашивать… уж не знаю… дурачком прикинься. С Еленой Павловной держи себя соответственно, как с персоной царской фамилии.

– Дурачком прикидываться? – уточнил я.

– Не дерзите, молодой человек, – насупился Аракчеев. – Без вас дел невпроворот.

– Постараюсь оправдать ваше доверие, – пообещал я.

– Да, уж, постарайтесь!

* * *

Аракчеев шёл впереди в новом красном парадном сюртуке с золотыми шнурами. За ним Великие князья: Александр Павлович и чуть меньше ростом, Константин Павлович. Я шёл последним в тесном темно-зелёном мундире с длинными фалами. Все же сюртук оказался немного узковатым. Грудь сдавило и резало в подмышках, а рукава приходилось все время одёргивать, потому что они были коротки. Широкий офицерский шарф стягивал живот так, что вздохнуть представлялось с трудом. Белые узкие лосины обтягивали бедра, отчего чувствовал себя не совсем комфортно.

В Георгиевском зале собрался весь высший свет России. Но общество нынче выглядело скромно: строгие сюртуки, скромные сорочки без бантов. Дамы в платьях темных тонов. Неброские украшения. Скромные причёски. Вновь прибывшим лакеи тут же повязывали траурные атласные ленты на левое предплечье. К Аракчееву подошел озабоченный Архаров. Тихо заговорил:

Представляете, до сих пор нет указа о погребении императрицы.

– К чему такая спешка? – не понял Аракчеев.

– Ну, как же? – возмущённо зашипел генерал-губернатор. – А склеп подготовить? А надгробие сделать? А церемонию отрепетировать?

Церемониймейстер ударил жезлом об пол и объявил о приходе государя Всероссийского. Все тут же выстроились в живой коридор. Появился Павел в обычном своём скромном военном облачении. Его под руку держала Мария Фёдоровна. Только сейчас я заметил, что супруга была чуть ли не на полголовы выше императора. Платье скромное, немного старомодное. Лицо скрывала траурная вуаль. После царской четы следовали две девочки стройные и тонкие. Это были Великие княжны Александра Павловна, тринадцати лет отроду и двенадцатилетняя Елена Павловна. На них были надеты траурные платья из чёрного атласа, отчего их лица казались бледные обычного. Елена бегала взглядом по толпе, кого-то выискивая. Вытягивала шею, сбивалась с шага. Сестра её незаметно одёргивала. Вдруг Елена увидела меня, вспыхнула, словно солнце на восходе, и тут же опустила глаза.

Царская чета прошла в обеденный зал, откуда доносились ароматы изысканных блюд. Церемониймейстер пригласил гостей. Длинный стол, накрытый светлой скатертью, сиял от серебряных приборов. Белел дорогой фарфор. Искрились хрустальные фужеры. Император с императрицей восседали на высоких стульях во главе стола. По правую руку сели великие князья, по левую – великие княжны. Дамы и кавалеры рассаживались по местам, согласно билетикам, лежавшим возле приборов. Найти нужный билетик помогали лакеи. Грузный генерал лет семидесяти стоял возле великой княжны Елены Павловны и с недоумением разглядывал билетик. Он подносил его к левому глазу, разводил руками:

– Ничего не понимаю.

К нему тут же подошёл Кутайсов.

– Михаил Илларионович, что случилось?

– Меня всегда здесь садили, и в Гатчине я рядом с Еленой Павловной сидел, ухаживал за ней… – Так, присаживайтесь!

Не могу-с. Билетик не мой. Вот, полюбуйтесь: без герба, какой-то Добров.

Хоть разговор вёлся тихо, но Аракчеев услышал и тут же сердито засопел. Кутайсов потерял дар речи от такой наглости. Император Павел слышал все.

– Добров? – переспросил он.

– Он самый. Не понимаю, как это можно? – вспылил Кутайсов. – Кто посмел вместо директора шляхетского кадетского корпуса, вместо генерала посадить сюда… – он гневно задышал, отыскивая взглядом мою наглую персону.

Елена Павловна опустила голову и еле сдерживала слезы.

– Вы простите нас, Михаил Илларионович, – заговорил спокойно Павел. – Я провожу первый званый ужин в роли императора. Много новых лиц. К тому же – траур…. Вся эта суета…. Всякое могло быть: церемониймейстер билетики перепутал. Случайно. А может, с чьего-то уговора.

Слезы закапали на тарелку Елены Павловны.

– Сейчас мы исправим это недоразумение, – сказал Кутайсов решительно и уже хотел позвать церемониймейстера. Но Павел Петрович остановил его:

– Погодите, Кутайсов. – Обратился к генералу: – Михаил Илларионович, будьте добры только сегодня, уступите капризу одной совсем юной девицы. Обещаю, больше такого не повториться.

– О, если это касается дамы, да ещё юной, я с удовольствием уступлю своё место. Но где же мне сесть?

– Садитесь рядом. Вам подадут ещё один прибор и стул.

– Чего застыл, как истукан? – подтолкнул меня в спину Аракчеев.

Я под внимательными, изучающими взорами гостей и самого императора, подошел к указанному месту.

– Ага, – произнёс старый генерал, с интересом разглядывая меня: вот, оказывается каков этот наглец. Один глаз смотрел в упор, как с пушки разил, другой, с полузакрытый веком, как будто дремал. – Мой соперник. Что ж, прошу.

Я подавил в себе робость: будь, что будет! В чем мне себя упрекать? Я что ли это все затеял?

– Благодарю, – смело ответил генералу и сел. Тут же обратился к Елене Павловне: – Не желаете шампанского, ваше высочество?

О, нет, – испуганно ответила она, вся просияв, утирая кружевным платочком глаза. – Мне запрещают пока ещё…

– Налейте, – позволил Павел, внимательно следивший за нашей сценой, – но лишь половинку бокала.

Ужин начался шумно и совсем не был похож на траурный приём. Лакеи разносили блюда, наполняли фужеры чудесным вином. Как только генералу, место которого занял я, предлагали очередное блюдо, он отвечал:

– Немного положите, а вот, моему соседу, пожалуйста, побольше. Ешьте, ешьте, молодой человек, – это он говорил мне. – Вон, вы какой бледный и тощий. Кавалер Великой княжны должен выглядеть соответствующе.

Елена ела немного, словно птичка клевала. Вилочка у неё была тоненькая и ножечек маленький. Она старалась, как бы случайно, задеть меня локотком. Бросала быстрые робкие взгляды. Когда наши глаза встречались, её щеки розовели. Она была счастлива. А мне как-то становилось не по себе, как будто я по злой ошибке судьбы попал в заколдованное королевство. Здесь могло случиться всякое. Казалось, опасности так и подстерегают на каждом шагу.

– Прошу внимания! – громко сказал церемониймейстер. Стук вилок и ножей тут же стих. Челюсти захлопнулись. Все устремили взор на императора. Павел выпрямился, горделиво вздёрнув подбородок, громко сказал:

– Я рад видеть у себя на приёме лучших людей России. Рад видеть послов иностранных держав. Великое горе постигло нашу страну. Императрица, Екатерина Великая, правящая от моего имени более тридцати лет, скончалась.

По залу прокатилась волна шёпота: «От его имени?» «Он так сказал?»

– Вы не ослышались, – подтвердил выше сказанное Павел. – По восшествию на трон, моя матушка обещала народу и гвардии управлять страной честно и справедливо, пока я, наследник, не достигну совершеннолетия. – Павел сделал паузу. В зале повисла гробовая тишина. Слышно было, как ветер гудит в каминных трубах. Все понимали: настают иные времена. Теперь все будет по-другому. Павел выждал паузу и твёрдым голосом продолжил: – Вы не заметили, господа, что с престолонаследием в России не все ладно? Самодержец Пётр Алексеевич не оставил нам закона о наследии. Это привело к множеству недоразумений опасных для страны. Гвардия назначает правителей, а не закон. Так было с моей бабкой, императрицей Елизаветой, когда всего лишь рота Преображенского полка возвела её на трон; и с моей матерью то же произошло. Пора прекратить военные перевороты. Чего доброго, и до смуты дойдёт. Я желаю издать указ, по которому власть в России должна переходить старшему наследнику мужского пола. Ибо так поступают во всех цивилизованных странах. Справедливо? – спросил он у гостей, и тут же сам ответил: – Более, чем! Но тогда возникнет вопрос: кто мне передал власть? Мать? Это – неправильно. Я желаю восстановить справедливость. Мой отец должен быть коронован, пусть даже посмертно и перезахоронен в царской усыпальнице. А я должен от него, а не от матери получить божественную власть.