Страница 57 из 82
— Ну, вы тоже интеллигент, пусть бывший. Только ведь легко говорить тому, у кого ничего нет. А ты поди заимей, а потом раздай. Это для нормального человека невозможно. А Алеша под свой блаженный бред даже теоретическую базу подводил.
— А именно?
— Алхимия — поиск «философского камня», с помощью которого неблагородное сырье превращается в благородное — золото. На этом идеале основан западный образ жизни, их культура — фаустовская. А у нас напротив — на «законе и благодати». Вот почему капитализм в России не проходит и не пройдет. Эстетически стройно, но! — Бизнесмен разгорячился. — У нас до большевичков такие миллионщики процветали… крупнейшие состояния в мире, черт возьми!
— Ну, земельная аристократия…
— Нет, коммерсанты, купцы!
— Почти все они были старообрядцами, — заметил Валентин, — или начинали карьеру у старообрядцев. Капитал — как некая защита от гонений.
— Теперь не защита, наоборот! Видали внизу Сему? Вот такими держимордами приходится защищаться.
— Скажите, вы с Мариной танцевали на презентации?
Дмитрий Петрович как будто не удивился оригинальному повороту в философском диалоге, но взглянул цепко, жестко. Да, румяный купец весьма непрост!
— Это вы, стало быть, ко мне подбираетесь? Дама не моего полета.
— Не в вашем вкусе?
— Ну отчего ж… Очень женственна, с огоньком, с загадкой. Только ведь с ней надо было «всерьез и надолго». Мороки много, а я человек семейный.
— Так танцевали?
— На презентации?
— А что, вы с Мариной еще раз видались? Может, два раза — возле зеленого камня?
— Ну, на погребении. А тут… да, потоптались на ковре. По-моему, вы этому банальному мероприятию слишком большое значение придаете.
— Убийство Алеши произошло неподалеку от вашей конторы.
— Да ведь не в конторе и не третьего ноября.
В наступившей паузе Валентин засмотрелся в широкое, до полу, полуовальное окно из цельного стекла. Острый шпиль сталинской башни с «Иллюзионом» вонзается в мутное январское небо, далеко внизу над свинцовыми волнами Большой Устьинский мост… свирепая схватка у парапета… он перевел взгляд: Дмитрий Петрович (мужик хищный, мощный, однако страдающий подагрой) глубоко задумался, опершись локтями о настольное стекло. Почувствовал взгляд, поднял голову.
— Валентин Николаевич, вы, значит, намекаете, что она тут с кем-то закрутила, после чего они с мужем погибли?
— Я назвал эту версию — «Страстоцвет». Кстати, после преступления вас допрашивали?
— Это с какой же стати? — Бизнесмен выдохнул сизую струю. — Что меня связывало с покойным? Пресловутый разговор на евангельскую тему?
— Когда вас прихватила подагра?
— Двадцать седьмого ноября. Настолько сильный приступ, что не смог присутствовать в конторе на сделке.
— Чем лечились?
— Жена делала массаж.
Дмитрий Петрович отвечал учтиво и с готовностью, как бы признавая за Валентином право задавать вопросы. Однако не поймаешь: страдал ли он от подагры или после драки на набережной — жена не выдаст.
— Значит, двадцать восьмого с шести до девяти вечера вы были дома?
— Увы, прикован к постели.
— Боре вы дверь открывали?
— Ну, кое-как собрался с силами, жена как раз вышла.
— Во сколько он к вам приехал?
— Около девяти.
— Марк Казанский надежный был партнер?
— Он и есть. В Эквадор поехал налаживать «кофейные», так сказать, связи.
— Наладил?
— Не все сразу. Работает.
— У вас есть от него известия?
— У меня все есть. Минутку. — Дмитрий Петрович принялся шарить в ящиках стола. — О! Пожалуйста, факс.
Валентин прочитал:
«Переговоры продвигаются, но медленно, я настаиваю на нашей цене. Вышлите материалы по третьему пункту.
7 декабря
Марк Казанский».
— Ясно. А студент продолжает у вас работать?
— Временно выбыл. В институте сессия.
— Тоже надежный человек?
— Я его мало знаю, это приобретение Сержа. Вообще парень хваткий, несмотря на томность, здоров как бык.
— Да и вы производите такое впечатление. Подагра уже не мучает?
— Временно отпустила. А тогда неделю прострадал, как раз к похоронам оклемался.
— И на кладбищенскую взятку дали денег?
— Ровно треть, из чистого сострадания. Отличаясь природной простотой, люблю людей сложных, трагических.
— Алеша производил такое впечатление?
— Не только производил, но и оправдал: подумайте, какая судьба!
— Жена его предала, судя по всему.
По румяному лицу словно тень проскользнула.
— Не могу судить, не зная наверняка.
— Она твердила в бреду: «Алеша, прости!» Она знала убийцу.
— В предсмертном бреду?
— Да нет, еще двадцать восьмого ноября у Марины случилось сотрясение мозга.
— Ах да, ее ж из больницы на похороны отпустили.
— Кстати, на кладбище вы не заметили ничего необычного?
— Смотря что понимать под… Мне запомнилось последнее прощание. Гроб раскрыт, лицо задрапировано розовым шелком, руки крест-накрест… Я приложился к обручальному кольцу.
«Да уж разумеется, — подумалось с иронией, — новый миллионщик приложился к золоту».
— Червонное, высшей пробы, с оригинальной резьбой, — продолжал Дмитрий Петрович, — помню, отметил на презентации.
— А дальше?
— Закопали.
— А вы не обратили внимания на один довольно странный эпизод?
— Ни на что не обратил, я был потрясен.
— Да ну?.. В сущности, Алеша для вас был чужой человек.
— Сам удивляюсь. Я-то человек земной, практический, а впечатление было какое-то… потустороннее.
— Страх смерти?
— Неосознанное впечатление… возможно, и страх.
— А вы помните, как вдова попросила увести ее, а потом сказала загадочную фразу: «В толпе безопаснее».
— Нет, я ничего не слышал.
— Что, если она поняла — внезапно, в ту минуту — убийца здесь, у могилы?
— Да откуда мне знать…
— Или вдруг кого-то заметила на кладбище со стороны, понимаете? Вдалеке мелькнул убийца — может быть, это вас задело подсознательно?
Сквозь облачко дыма бизнесмен взглянул светлым взором — каким-то «обнаженным», завороженным.
— Нет, в тот момент я не отрывал глаз от гроба. Но позвольте! Убийца является почтить память убиенного? Да быть не может!
— Согласен. Значит, он был в толпе среди вас. Вы не видели на кладбище старика?
— Старика?
— Высокий, сутулый, в долгополом темном пальто, седые длинные волосы. Серж его заметил на Рождество почти на месте преступления. Он удалялся по улице.
— Старик… — повторил Дмитрий Петрович глухо. — Старик костюмер из театра нес гроб.
Валентин пристально смотрел на собеседника.
— Мрачная история, правда?
— Да уж.
— На грани фантастики… замогильная. Но все эпизоды, самые немыслимые, должны стать в свой ряд, обрести стройность. И ключ к этой убийственной гармонии — в поступках Марины.
— Жуткая женщина! — вырвалось у Дмитрия Петровича. — Что я говорю! Ведь она погибла.
— Что ж, возможно, с «дракончиком» они составляли пару.
Зазвонил телефон на столе, бизнесмен взял трубку, пробормотал: «Позже!».
Валентин продолжал:
— На сороковины вдова не посетила кладбище и сказала: «Скоро меня поминать будете. Он меня зовет».
— Убийца?
— Муж. Даже если она впрямую и не участвовала в преступлении, ее вина перед ним была безмерна. Она попыталась искупить ее в предсмертии: «убил Алешу». Имя осталось втайне. Дмитрий Петрович, вы любили ее?
— В этом неповинен.
— А в чем?.. Признаться, меня удивляет ваша готовность отвечать на мои довольно бесцеремонные вопросы.
— А меня удивляет ваша осведомленность.
— Я взялся всерьез — речь уже идет о жизни младшей сестры.
— Хоть сюда-то меня не впутывайте. Почти незнаком и почти не помню.
— Так кто же проникает в их дом и зовет: «Дракончик!»?
— Я на такие дикие проказы уже не способен. И вообще — мне пора на оптовый рынок. Окромя фантастики, Валентин Николаевич, существуют ведь и серьезные дела.