Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 82

От лукавой головоломки заныл левый висок. Валентин засмотрелся на алую пещерку над крестовиной (рождение и распятие). Мерцала золотая звезда над пастухами, магами и святым младенцем. «Мы ее так храним!» Игрушка дорогая, но двойного убийства явно не стоит; да «дракончик» давно бы забрал ее, нет, он ищет что-то другое. Или он — маньяк, вознамерившийся истребить эту семью. Например, уголовник, которого в свое время не сумел защитить в суде папа Пчелкин. Отсидев срок и повредясь в уме, он начинает мстить… И Марина все скрывает и его выгораживает? Ерунда!

Это кто-то «свой», кого так боялась Марина. На бульваре она воспользовалась мною — так утопающий хватается за соломинку в водовороте. И так испугалась на кладбище, что в самый скорбный бесповоротный момент попросила увести ее. Ужас реальный или, так сказать, инфернальный? Там были оба фирмача и студент. Они с утра участвовали в ритуале, но нервы у нее сдали в то последнее мгновение — когда гроб предали земле. Да, да, все естественно-жутко — однако загадочная фраза: «В толпе безопаснее».

Что ж, Марину с убийцей действительно связывала страшная тайна, в которой она никому не посмела признаться, и погибла. Валентин взглянул на черную удавку и вздрогнул.

Из прихожей послышался легкий шум, в дверях гостиной возникла Даша. Прелестное дитя — кожа нежно-розовая, словно воспаленная, пунцовый рот, опухший от слез (или от поцелуев), — прелестное и жалкое, взгляд потерянный, больной, как у человека, безнадежно пытающегося что-то вспомнить.

— Что будем делать, Даша? Тебе нужна сиделка.

Отрицательно покачала головой, губы произнесли беззвучное слово, но он понял: «пистолет».

— Обойдешься газовым, не хватало еще тюрьмы. В кого ты собираешься стрелять?

Она, прищурившись с презрением, сделала движение уйти; он опередил, загородил дорогу.

— Я взялся за это дело и доведу его до конца. Но у меня руки связаны, понимаешь? Я же не могу тебя постоянно с собой возить… Ну ладно, могу, согласен. И все равно тебя надо лечить.

Даша проскользнула в свою комнату. Валентин чего-то ждал в сильнейшем нетерпении. Вернулась с коричневой тетрадкой. Он прочел:

«Я выздоровлю сама, если буду жить дома. И согласна ездить».

Валентин будто бы медлил в раздумье, быстро пробегая предыдущие записи на странице:

«Тот голос отнял у меня голос».

«Ты выходил из моей комнаты, когда Валентин был в ванной».

«Нет, останусь! Мне надо быть здесь!»

«Почему бы нет? Пусть живет. Марина сказала, что доверяет только ему».

«Мне! — понял Валентин. — Только мне! Что ж, поживу».

Даша вырвала тетрадь и исчезла, щелкнул новый замок. А ночью в нестерпимой тоске, в смертном страхе пришла и разбудила его. Зажгли елку и просидели, промолчали до утра, до синего, сизого, белесого рассвета. Пещерка алела, ему было хорошо, а ей плохо, он чувствовал.

— Даша, скажи честно: ты хочешь, чтоб мы поймали убийцу?

Тут он заметил, что она спит.

«Страстоцвет»

Небольшой особняк в стиле московского ампира, в два этажа, с белыми полуколоннами по фасаду. Здоровенный детина — охранник, жующий жевачку (интересно, а Боря продолжает здесь подрабатывать?). «Вам назначено?» — «Нет. Сообщите Дмитрию Петровичу: с ним хотят поговорить о смерти Курковых». Детина переговорил по телефону, пропустил.

Обширный богатый кабинет с лепными потолками, коврами, мягкой мебелью, на двоих (два стола, два сейфа), видимо, здесь 28 ноября состоялось, так сказать, новоселье Сержа.

Валентин представился, спросил:

— Сергея Александровича нет?

— Присаживайтесь. Поехал к кладбищенским властям. Три гроба в одну могилу, как вам это нравится? — с вкрадчивым возбуждением заговорил Дмитрий Петрович, Митька — румяный, дюжий, свежий, словно распаренный из бани… этакий русский купец из Островского.

— А в могилу отца нельзя поместить? — осведомился Валентин.

— Тут вот какая сложность… Вы ведь, — с подчеркнутой любезностью, — историк?

— Бывший.

— Жутковатая история, а? Так вот. Когда хоронили Алешу, с материнской могилы перенесли на отцовскую памятник. Чтоб опять эту глыбу не ворочать (ведь и насчет отца надо приватно договариваться, покойнику всего третий год), Серж надеется купить разрешение на третий гроб.

— Жуть какая-то! — вырвалось у Валентина.

— Вот и я говорю: жуть, — жизнерадостно подхватил Дмитрий Петрович.

— Да лучше на новом каком-нибудь…

— Серж не хочет разлучать мужа с женой. Он меня с утра сегодня подкосил, ей-богу!

— Вы хорошо знали Курковых?

— Мимолетно. Вечер вместе провели.

— Но в похоронах Алеши участвовали.

— По доброте душевной. — В ясных глазах чуть не слеза блеснула… или усмешка. — А историк каким образом влип в эту историю?

— Я знакомый Марины. За день до смерти она попросила меня о помощи.

— Прям вот так вот на бульваре подошла и попросила?

— Напрасно иронизируете…

— Как я смею!..

— Ладно. Комнату сдала. Я понял, что сестры нуждались в охране.





— А не в деньгах?

— И в том и в другом. Завтра очередные похороны.

— Буду.

Хозяин кабинета предложил голландскую сигару и спиртное на любой изощренный вкус («Благодарю, за рулем»); оба закурили.

— Итак, — заговорил Дмитрий Петрович, выпуская из сочного рта густой клубок, — вы интересуетесь убийцей Курковых.

— Интересуюсь.

— И каков же, по-вашему, мотив?

— По-моему, необычен, загадочен. (Бизнесмен покивал, поддакивая.) Допустим, «страсти роковые, и от судеб защиты нет». Невменяемая ревность: любовник истребляет мужа, потом, в порыве, жену.

— Да, конечно, убийства не «заказные».

— Но зачем он является?

— Кто?

— Убийца.

— Кому?

— В квартиру Пчелкиных.

— Ну, разобраться с Мариной.

— А вчера? Вчера, кажется, опять приходил.

— Кажется?

— Он неуловим, но некоторые признаки присутствия налицо.

Бизнесмен вздрогнул, чуть не уронив сигару, подхватил на лету.

— Охота ж вам в такой клоаке копаться!

— Да ведь Даша может погибнуть. Если он решил истребить семью на корню. Или что-то ищет в квартире.

— Что? Что ищет?

— Представить себе не могу. Умирая, Марина сказала, что Алешу убил святой Грааль.

— Как, — прошептал Дмитрий Петрович, пораженный до предела. — Да ведь это чаша! Чаша из изумруда.

— Вы знаете эту легенду?

— Знаю. — Собеседник словно опомнился от некоего веяния мистики. — Серж сообщил о происшедшем по телефону, без подробностей. Значит, вы присутствовали при ее кончине?

— Я опоздал на какие-то минуты, застал агонию.

— Опасное дело, Валентин Николаевич, — констатировал бизнесмен солидно и взвешенно. — Мой совет: девчонку, если она вам так дорога, увезите куда-нибудь, сами отстранитесь. Человек, очевидно, одержим, пойдет на все.

— Мне кажется, Дмитрий Петрович, вы догадываетесь, кто такой святой Грааль в данном раскладе.

— Ни-ни, увольте! Я в чужие дела не люблю вмешиваться. Эту пару жаль, конечно, но…

— Но что у них можно украсть, как вы думаете?

— Не осведомлен.

— Вы ведь к ним заезжали.

— С Сержем. На минутку. К обстановке не приглядывался, не приценивался.

— И познакомились с Дашей?

— Ну и что? Говорю же: на минутку.

— Курковы ведь обнищали?

— Про жену не в курсе, а Алеша… он был бедняк по своей сути.

— То есть?

— Вы не замечали такую природную особенность, — бизнесмен говорил веско, как о чем-то глубоко продуманном, «мистическая» дрожь прошла, — к кому-то денежки прут, а от кого-то откатывают, хоть из кожи вон вылези. Ну, как интеллигент, он говорил, что ему и не надо, мол, богатому не войти в царствие духа. Как там две тыщи лет назад Галилеянин сказал насчет имения?.. Красиво, но нереально.

Валентин, поднапрягшись, процитировал:

— «Пойди, продай имение твое и раздай нищим и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной».