Страница 54 из 82
— Как Марина относилась к вашим брачным планам?
— Она в папочку, довольно меркантильна, несмотря на весь свой французский шарм.
— Французский?
— Ну, такой, знаете, из восемнадцатого столетия… А Даше на деньги наплевать.
— Она любила Алешу?
— И охота вам слушать этого стареющего актера-любовника! Подумайте: как он мог относиться к человеку, жену которого годы обожал? Вот вам и исток, и мотив.
Боря вышел.
Валентин смотрел в окошко в застывший пасмурный палисадник, где всякая ветвь и веточка обременены снежным серебром. Что они там, объясняются?.. Он оперся руками о письменный стол, прижатый к окну, выглянул…
Резкий оклик за спиной:
— Что вы там шарите?
В дверях натренированный студент с невестой на руках.
— Спит? — поинтересовался Валентин сурово, игнорируя вздорное предположение.
— Вроде да, — и Борис остыл, бережно положил драгоценную свою ношу на кровать, на коричневый плед, расстегнул рыжую шубку. Веки плотно сомкнуты, но спит ли?.. Валентин уже во всем и во всех сомневался, чувствуя, что дурят и дурят ему голову. Спрашивается: чего мальчишка так вскинулся, что он в этом столе хранит — конспекты по истории?..
«Мальчишка» сказал почти шепотом:
— Вы свободны, Валентин Николаевич. Она пока здесь останется.
— Это уж как она сама захочет. А вы, если заинтересованы в поисках убийцы, извольте отвечать на вопросы.
Борис пожал плечами и опять сел к столу (спиной к столу) в старое-престарое деревянное кресло.
— Итак, если некто проникает в квартиру Пчелкиных, у него должен быть ключ. Сестрам ведь отдали вещи Алеши?
— Нам с Дашей, мы ездили в морг.
— Ключ от квартиры?
— Его, видимо, смыло водой в реке. Из наружного кармана зимней куртки.
— Или убийца его позаимствовал — что всего вероятнее. Не понимаю, как вы все могли смириться.
— С чем?
— С преступлением. Алеша не ограблен, машина не угнана, близкие сложили крылышки и ждут, пока раскачаются органы. Да вы производите впечатление соучастников!
— Вы производите еще более странное впечатление, — огрызнулся Боря. — Вам-то что надо?
— Женщина обратилась за помощью к прохожему на бульваре! Ни к Сержу, ни к сестре, ни к вам…
— Сама хороша! Все от нас скрыла.
— А почему? Может, она вас боялась. Молчите?.. Почему пятого января она не была на кладбище?
Даша рывком села на кровати, губы жалко шевелились, кривились, протянула руку ладонью наружу умоляющим жестом… то ли просит замолчать, то ли высказаться…
— Даша, пусть он скажет?
Кивнула.
— Ну?
— О чем?
— О сестре, черт бы вас взял!
— Только ее присутствие сдерживает меня…
Она с досадой взмахнула рукой.
— Боря, извини. Рассказывай.
Юноша заговорил вдумчиво, отстраненно — вместе со своим креслом, которое вдруг заскрипело в такт.
— Еще в ноябре, до всего, мы с Дашей заметили, что Марина внезапно переменилась.
— После презентации в «Страстоцвете»?
— Какой еще?.. А! Не знаю.
— Ты присутствовал?
— Нет. То есть я внизу дежурил. Марина была человеком трезвым, веселым, даже беспечным…
— Ты ж говорил: меркантильна.
— В ней все как-то своеобразно сочеталось. И вдруг — некая экзальтация.
— Поясни.
— Ну, как бы… страх и восторг одновременно.
— Значит, правда влюбилась.
— Может быть.
Даша замотала головой.
— По семейной легенде, видите ли, они безумно любили друг друга.
— «Алеша, прости!» — пробормотал Валентин.
— Что?
— Марина повторяла в бреду.
— Да, мы боялись за ее рассудок. Серж привез ее из больницы прямо к моргу. Это было… — Он махнул рукой, а Даша заплакала. — Я не видел человека на таком последнем пределе, она даже плакать не могла, как мертвая. Однако сам обряд — отпевание, прощание — на нее подействовал, смягчил, что ли… В общем, она ожила. Ну, что еще?
Даша опять протянула руку ладонью вверх, словно бы восстанавливая равновесие справедливости. Боря посмотрел на нее с болью. И стало «сыщику» отчего-то жаль их, молодых и… обреченных. «Душещипательная чушь, — отмахнулся Валентин, — не очень-то я им верю».
— Да, я забыл про эпизод…
— Перестань скрипеть, — не выдержал Валентин.
— Что?.. Старое кресло, разваливается. — Боря замер. — Ну, гроб опускали в яму, и вдруг Марина сказала: «Не могу, уведи меня отсюда».
— Понятно, нервный срыв.
— Ага. Серж было дернулся, мы растерялись, она говорит: «Не надо, в толпе безопаснее». Так, Даша? С тех пор она его боится… то есть боялась.
— Кого?
— Кладбища.
— Что ж, чувство вины может выражаться и в такой болезненной форме, наверное. — Валентин задумался. — «В толпе безопаснее». Что, если она испугалась убийцы?
— Но к нам никто не подходил.
— А если он был в вашей толпе? Кто нес гроб?
— Серж, я, Дмитрий Петрович и костюмер из Алешиного театра. Падал мокрый снег, промозгло было, пусто.
Даша прервала повествование тем самым своим жестом. Юноша и без слов понимал ее и поправился:
— Да, неподалеку шли параллельные похороны с оркестром. Бессмертный Альбинони. Коммерсант наш тоже желал развернуться, но Марина попросила свести погребальные церемонии к минимуму.
В дверь деликатно постучали.
— Боренька! Даше лучше?
— Да, бабушка.
— Милости прошу к чаю.
— Сейчас!
— Я, пожалуй, поеду. — Валентин встал. — Даша, ты останешься?
Она поднялась, пошатываясь, принялась застегивать пуговицы шубки.
— Ничего не ест, — пожаловался Валентин, — отказывается. Ладно, попьем чаю. Да, Боря, чуть не забыл. Марина в бреду — ну, сотрясение — называла цифры: 3095.
— Что это значит?
— Знал бы — не спрашивал.
— Мне эта сумма ни о чем не говорит.
Шуточки маньяка
Валентин валялся на диване возле елки, бездумно созерцая ее радужно-зеленое царство. Деревце еще держалось, почти не опадая под покровительством пещерки, на сороковины удивлялись. И говорили, что обычно выбрасывают на другой день после старого Нового года. Сейчас, положим, не до семейных традиций. Даше вообще не до чего, а Валентину было жалко. Особой сентиментальностью он не страдал, но принял (привязался даже) это семейное гнездо и не хотел пока ничего менять.
Он лежал и старался сосредоточиться. Она в своей комнате с Борисом, возможно, занимаются любовью. Так цинично говорил он себе, не веря… или веря, ладно, черт с ними! Сейчас мысли его занимал «поклонник» постарше. При въезде во двор через навечно распахнутые ворота Валентин засек в боковом ракурсе некое движение в кустах, в тени, в черной морозной мгле за левой створкой. Затормозив, выскочил и догнал уже на улице… бизнесмена. «Что вы здесь делаете?» — «Плачу», — ответил тот почти задушевно, глаза блеснули, но не слезой. «Вы виноваты, — вдруг произнес Валентин в порыве интуиции. — Вы виновны в их смерти». Серж рассмеялся фальшиво и громко, как со сцены, и сгинул за углом.
Действующие лица ведут себя все более непредсказуемо, неистово. А главное — все без исключения врут. Ну может, к Даше это не относится… относится! Если и не врет, то говорит не все. Отчего возник у нее такой жуткий шок? Смерть сестры. Но ведь она об этом не знала, еще ничего не знала, когда я застал ее в углу за комодом в невменяемом состоянии. Открытое окно, сквозняк, елка… все обычно, привычно, но — голос! Что такое «дракончик» — шуточка психа, пароль или ее собственный, так сказать, «пунктик»? Вдруг на московской вечерней улице знакомый голос — «дракончик»! — дьявольская издевка! Душевный сдвиг у обеих сестер? Кто их так «сдвинул» — до смерти, до болезни? Что за история. Валентин усмехнулся, мистерия святого Грааля. Как Серж сказал: «Между ними стоял Алеша». И еще: «Пусть все ответят». Правильно — и в первую очередь студент.
Валентин нагнулся, пошарил в наружном кармане своей дорожной сумки, достал новую пачку «Мальборо». Из-под дивана торчит кончик шарфа — как все днем бросил, так и… Он поднял длинный узкий шарф черного цвета, завязанный петлей… Предлагают повеситься!