Страница 53 из 82
Даша не хотела никого видеть, точнее, ей было все равно (на эту ее апатию Валентин и рассчитывал, желая переговорить с «поклонником» наедине). Он оставил ее в машине в начале проспекта из обветшалых, спящих в садах дач и сквозь плавно опадающие хлопья прошел в бревенчатый домик, где Борис с бабушкой занимали две комнаты; в «Боренькиной» вишневый ковер в цветах косо пересекала шпага — как свидетельство благородных досугов; чудом уцелевшее в войне «всех против всех» — «старое, но грозное оружие».
— Вы же обещали привезти…
— Она в машине, никого не хочет видеть.
— Меня не хочет?
Борис бросился вон, но вскоре вернулся один, встревоженный, злой, энергичный — словом, готовый к бою. Они сидели в студенческой старомодной комнате, а за стенкой ходила бабушка, готовя чай. «Блеск и нищета» жилищ коммерсанта и студента вызывали, по русскому обыкновению, симпатию к последнему.
— Боренька, приглашай гостя, чай готов! — старческий, но бодрый голос за дверью.
— Бабушка, попозже, ладно? У нас разговор. Что вы от Даши узнали про убийство?
— Не торопитесь, все своим чередом. Мне известно, что двадцать восьмого ноября вы дежурили в фирме «Страстоцвет».
— Было дело.
— И отвезли Марка Казанского в Шереметьево.
— Да.
— Никаких происшествий по дороге, вы никуда не заезжали?
— Никуда.
— Странно. У Казанского было с собой двести тысяч долларов — пай Сержа.
— Сколько? — искренне изумился Боря.
— Двести тысяч. Он бы не смог улететь с такой суммой за границу.
— Я не подозревал… — Боря задумался. — За Марка не переживайте, крутой делец. Он встретился с кем-то в толпе.
— С кем?
— Я не обратил внимания, сразу ушел. И уехал.
— Во сколько вы прибыли в аэропорт?
— Точно — в девятнадцать сорок, помню на электрических часах.
— Вот как… — Валентин кивнул. — Примерно в это время милиционер обнаружил «волгу» Алеши с пятнами крови на сиденьях. А когда вы вернулись в фирму, то Сержа уже не застали?
— Нет.
— Однако, по его словам, он покинул «Страстоцвет» в девять.
— Я не сразу вернулся — заезжал к Дмитрию Петровичу.
— Зачем?
— На прощание Марк продал ему свой «мерседес». Я поставил машину в гараж и поднялся к нему отдать ключи.
— Он действительно был болен?
— Наверное. — Боря пожал плечами. — Лежал в халате.
— Один?
— Я никого не видел, но квартира, знаете, не однокомнатная.
— О чем вы говорили?
— Ну, о чем… о Южной Америке, о марках, о «мерседесе»… как я Марка довез. Обычный разговор.
— И вы поехали в контору.
— Своим ходом, на троллейбусе. Ну, подремал до утра.
— Когда вы узнали про Алешу?
— На другой день. Даша позвонила: он не ночевал дома. Марина в больнице. Они с ума сходили.
— Вам известно, что накануне у Марины была встреча с кем-то на станции «Арбатская». И Даша ее сопровождала.
— В первый раз слышу! — Юноша помрачнел. — Она скрыла… Почему?
— Ее попросила сестра.
— И вдруг открылась вам?
— Ситуация изменилась. Ясно? Близкие погибли.
— Может, она вам и о вчерашнем вечере рассказывала?
— Даша сохранила разум и память, просто голос пропал. Я задаю вопрос — она пишет в тетрадке ответ.
— Что же произошло?! — воскликнул Боря в нетерпении, вскочил со скрипучего кресла и прошелся по комнате.
— Вырисовывается примерно так. В шесть часов сестры поехали на Арбат за обновками. Марина вернулась раньше и застала кого-то в квартире.
— Может, сама впустила?
— Похоже, у него есть ключ.
— У кого?
— У «дракончика», так я этого господина прозвал. Сегодня из переулка Серж в эркере видел нечто странное… Даша вроде бы спала.
— Что? Что видел?
— Красную руку, раздвигающую ветви елки.
— Красную? — Боря побледнел — чистое, привлекательное юностью лицо на густо-вишневом фоне ковра. — Почему красную? В крови?
— Может, перчатка. В общем, промелькнуло красное пятно.
— Что он делал в переулке?
— Пришел… зашел… не знаю. По Бульварному кольцу любит гулять по воскресеньям… обожатель Марины. Во сколько сегодня вы приезжали к Даше?
— Я не входил, мне не открыли.
— Во сколько?
— Часов в одиннадцать. Нет у меня красных перчаток.
— В переулке были?
— Нет, нет! — Он поднял руку в оригинальном жесте, словно защищаясь в поединке на шпагах. — Ну, Марина кого-то застала. И… зачем он пришел в квартиру?
— За святым Граалем. — Валентин усмехнулся; юноша глянул исподлобья, отвел глаза. — Между ними разыгралась ужасная сцена — и не в первый раз. Это уже было: двадцать восьмого ноября бесследно исчезла фаянсовая ваза.
— Помню, — прошептал Боря, — в прихожей на подзеркальнике.
— Тогда Марина отделалась сотрясением мозга. Вчера — смерть. Боря, вы их знаете уже третий год… Кого можно заподозрить? Сержа?
— Да ну… а впрочем… я бы его не исключал.
— Поставим вопрос иначе: кого боялась (или любила) Марина так, что предала мужа?
— Откуда мне знать!
— Вспомните ее слова: «Скоро меня поминать будете. Он меня зовет».
Боря с трудом усмехнулся.
— Женские суеверия. Души умерших на том свете заняты более весомым делом — собственным спасением.
Валентин заметил рассеянно:
— На сороковой день мытарства окончены, обитель выбрана: Эдем или ад. Но мы отвлеклись. Не кажется ли вам, что в такой суеверной форме может выражаться чувство вины?
— Вполне. Нет, конечно, — поправился Боря, — в убийстве мужа она не участвовала, но, наверное, оказалась невольно замешанной.
— И ей заплатили за молчание? Она сказала сестре, что знает страшную тайну и должна их обеих спасти.
— Тайну про убийство Алеши?
— Да ведь он только что убит — и преступник ей об этом по телефону докладывает? Неправдоподобно. «Запомни зеленый камень».
— Что? — прошептал студент; Валентину вдруг передался его мгновенный ужас.
— Вы знаете это место!
— Нет, что вы! Просто… как-то жутко звучит. А вы, отдаю должное, весьма осведомлены. Что за место, что за камень?
— Двадцать восьмого ноября Даша случайно слышала, как сестра сказала кому-то по телефону. И потом объяснила: «Мы там два раза встречались».
— Да с кем?
— С тем самым «дракончиком», выходит.
— Откуда взялось это прозвище?
— Тогда вечером возле метро на Арбате Даша услышала голос, который произнес: «Дракончик!»
— Не может быть!
— «Подземный голос», так сказать, «нездешний». Это повторилось вчера.
— Она… видела?
— Нет, переодевалась в своей комнате в новое платье, услышала милое словечко. Вышла в гостиную и побоялась почему-то подойти к открытому окну. И тут возникает вопрос: кто мог так пошутить, кто этот шутник? Вы, Серж, Дмитрий Петрович?
— Дмитрий Петрович?
— Она была знакома с компаньоном, то есть его голос тоже ей знаком… не говоря уже о ваших с Сержем.
— Я не мог быть двадцать восьмого вечером на Арбате!
— Во сколько в контору приходит уборщица?
— Обычно она убирает с шести до девяти. Помню, она начала еще при мне.
— Серж на нее ссылается, поскольку после шести остался один. Мог он незаметно выскользнуть и вернуться?
— Мог. Особняк двухэтажный, есть «черный» выход.
— Боря, вы его подозреваете в убийстве двух близких друзей?
— Ничего подобного! Просто не исключаю.
— Обозначьте психологический исток, мотив.
— Пойду взгляну на Дашу, — заявил юноша неожиданно.
— Вы боитесь за нее?
— После двух убийств?.. Теперь я с ней не расстанусь.
— Если она этого пожелает.
— Валентин Николаевич, вам не удастся встать между нами, нам слишком хорошо вместе, понимаете?
— Понял. Но секс, даже удачный, — еще не вся жизнь.
— Будет и вся жизнь. К вашему сведению, чтоб вы не лелеяли иллюзий…
— Вы уверены, что я нечто лелею?
— Ну, за два дня вы стали таким доверенным лицом, что даже страшно. Итак, мы собирались пожениться, но… тут Алеша, потом сестра. Выждем траур.