Страница 40 из 106
Блёнвенн поняла, что старик Брунвульф раскрыл её. Девушка хотела отругать Корира за то, что выдал их, что не сделал вида, будто не узнал старика. Так и надо будет поступить, едва они покинут дом этого норда и снимут комнату на постоялом дворе.
— Заходите, — Брунвульф открыл дверь своего небольшого дома, приглашая гостей войти внутрь. — Простите, что немного неуютно, уж не ярлов дворец.
Старик потянулся за медовухой и кружками.
— Присаживайтесь тут, я налью нам чего-нибудь, а вы расскажете, зачем вырядились так и что вам понадобилось в Виндхельме. Особенно тебе, Довакин.
Бретонка не показывала удивления — а лишь ждала, пока Брунвульф выскажет ей всё, что думает.
— Как Тейна? — поинтересовался старик.
— Держится мужественно, — ответил Корир.
— Она у нас сильная. Молодец хоть, что пытаешься беречь её. Ты же пытаешься беречь её, верно?
Правитель Винтерхолда согласно закивал головой; Брунвульф добро рассмеялся и по-дружески растрепал волосы сородича.
— А теперь рассказывайте, — старый воин расставил наполненные медовухой кружки перед своими гостями, — что привело вас в Виндхельм, да ещё и в нарядах Дозорных Стендарра.
— Мы отправляемся на Солстхейм, — ответила Блёнвенн. — Хотим переждать там, пока всё уляжется.
Брунвульф недовольно сощурился. Девушка чувствовала, что сейчас норд будет просто высказывать всё, что думает, и будет прав, если так и произойдёт. Будет прав, если отругает её в самой грубой форме и обзовёт самыми грязными ругательтвами.
— Решили сбежать, одним словом, — заключил старик. — От чего же ты бежишь, Корир?
— От убийц. Если ты не слышал, Братья Бури считают меня предателем. Только Галмар пытается убить меня не как истинный норд, а как обычный разбойник подсылает нам головорезов.
— Я давно говорил тебе, что не надо было с Ульфриком связываться. Ты — не такой, как он, и на твоём месте я бы не стыдился этого. Всегда, кстати, удивлялся, зачем ты примкнул к нему.
— Ульфрик нам денег в своё время дал. И обещал ещё, когда королём станет. Как ты понимаешь, в деньгах Винтерхолд нуждался всегда.
— А имперцы потом тебя точно так же вернули на свою сторону, я правильно понял?
— Можешь назвать меня продажной шкурой, но так оно и есть. Меня купил сначала Ульфрик, а потом перекупил Туллий.
Старый воин снова рассмеялся. Драконорождённая ждала, пока внимание старика переключится на неё, напряженно смотрела на мужчин и готовилась. Нет, девушка не собиралась отпираться, не собиралась долго оправдываться. Брунвульф явно не из тех людей, кто восхищается Ульфриком, может, он в чём-то и поймёт поступок своей гостьи.
— Времена сейчас нелёгкие, и всем приходится в той или иной степени стать продажными шкурами. Тем более ярлам. Посмотри на нашего Йорлейфа — ему приходится вилять между Расколотым Щитом и Жестоким Морем, и не думаю, что делает он это честно, раз жив до сих пор. Ну, а ты, Довакин, отчего бежишь ты? Не от своих ли ошибок?
Бретонка ничего не отвечала: говорить ей было нечего.
— Скажи, как тебя зовут?
— Блёнвенн. Блёнвенн Сцинтилла.
— Она росла в приёмной семье, — пояснил Корир. — Потому у неё фамилия имперская.
Брунвульфа, казалось, такие подробности не интересовали — старик лишь равнодушно хмыкнул.
— Скажи, зачем ты устроила в Виндхельме этот Кризис Обливиона? — поинтересовался старый норд.
— Чтобы отомстить Ульфрику за Вайтран.
— И ты решила, что натравить на Виндхельм дракона и орды нежити — это разумно. И что разумно в это время похищать ярла и его хускарла, но при этом надо оставить город без власти.
— Я думала, что без Ульфрика этот город станет лучше.
Старик рассмеялся — но не добро, как прежде, а ехидно, со злобой.
— Нет, девочка. Как бы это странно не звучало, но Ульфрик держал Братьев Бури в узде. И пусть он считал всех, кто не норд, вторым сортом — но он не позволял даже самым воинственным из своих синеплащников сильно обижать данмеров и аргониан. Да, к ним относились, как к скоту. Да, были единичные драки. Но до массовых погромов не доходило в какой-то степени благодаря ему. Не знаю, как ему это удавалось, но при нём в Виндхельме было намного спокойнее, чем сейчас.
— Я думал, нападение дракона и драугров было самым страшным, что здесь произошло, — предположил Онмунд.
— Драугры и дракон не были самым страшным, что случилось в Виндхельме, нет, — продолжил Брунвульф. — Самое страшное началось потом. Ирсаральд захватил трон. Просто взял, и объявил себя ярлом. Возражать никто не стал. Чтобы получить народную любовь, он направил вооруженных Братьев Бури в Квартал Серых. Чем они там занимались, я думаю, вы понимаете. В тот день терпение данмеров лопнуло. Лопнуло громко. В отместку они стали нападать на дома нордов. А тем, кому не посчастливилось забрести в Квартал Серых, в лучшем случае едва удавалось ноги уносить. В худшем… то, что от них осталось, сейчас лежит в нашем Зале Мёртвых. Аргониане оказались чуть тише — просто убили нескольких стражников и ограбили склады. Норды, в свою очередь, одной ночью подожгли аргонианский блок. Хорошо, что пожар вовремя потушили, и не загорелось больше домов — но в тот день много аргониан погибло. Не знаю, сколько бы это всё продолжалось, сиди Ирсаральд больше на троне, а не участвуй во всём этом безумии на улицах. Однажды и словил стрелу себе в горло. Тогда на трон сел Йорлейф — потому что просто некому больше было. Расколотый Щит и Жестокое море хоронили дочерей и самозабвенно обвиняли в их смертях друг друга, а сейчас решили побороться за власть.
Архимаг выслушивала рассказ молча, лишь ужасаясь. Из-за её желания отомстить, из-за её чувства всемогущества погибло столько невинных. Виндхельм действительно из-за неё превратился не просто в помойку, город скатывался в бездонную пропасть хаоса. И подумать только, расист, псих и военный преступник удерживал свой город от этого падения.
— Почему ты не занял трон? — поинтересовался правитель Винтерхолда. — Ты — герой войны. Тебя уважают и норды, и данмеры.
— Я уже слишком стар для этого дерьма. Да и прямых наследников у меня нет — не хочется, чтобы все мои дальние родственники ввергали город в очередные беспорядки грызнёй за власть. Уверен, вы бы с Тейной тоже присоединились.
Корир презрительно фыркнул — хотя где-то в глубине души он признавал, что неплохо было бы властвовать в Виндхельме. Может, он сам в лучшем случае довольствовался бы местом советника при жене, но Ашур точно бы по праву наследования сел на трон Исграмора после матери.
— Сейчас в городе всё успокаивается? — Драконорождённая пыталась обнадёжить хотя бы себя; не может же хаос продолжаться вечно.
— По ночам на улицы лучше не выходить. Да и днём в одиночку мало кто ходит. В лучшем случае у тебя вытащат из кармана золото. В худшем — ещё и изнасилуют или убьют. Если ты, конечно, Мяснику не попадешься. Да и на постоялом дворе могут ограбить — так что оставайтесь у меня. Когда отходит корабль на Солстхейм?
— Брунвульф, мы… — правитель Винтерхолда пытался возразить, не то из вежливости, не то действительно не желая смущать родственника жены.
— Забудь. Не имею я право приютить у себя мужа моей Тейны и его друзей?
Блёнвенн залпом осушила свою кружку, надеясь, что медовуха хоть как-то заглушит рождавшееся чувство ненависти к себе же.
— Мне… — девушка едва сдерживала подкатывающий к горлу ком. — Мне надо выйти. Медовуха в голову ударила.
Архимаг быстрым шагом направилась на улицу, не вслушиваясь в разговоры мужчин, зашла за угол и медленно сползала по стене на землю. Зачем она поддалась своим чувствам, зачем не прогнала дурные идеи? Почему бы правда не дождаться, пока Империя возьмёт Виндхельм, раз уж после битвы за Вайтран победа Туллия в этой войне не вызывала сомнений? Имперцы лучше знают, как наводить порядок, они бы не допустили такого. Они бы посадили на трон надёжного человека, всё наладилось бы само собой. Да, при осаде и штурме города погибло бы больше людей, чем во время нападения Дюрневира. Да, Ульфрик бы вряд ли отказался от возможности подгадить и ей самой, и Коллегии, и даже, возможно, Винтерхолду. Но стоило ли это минутное наслаждение местью и чувством собственного всемогущества той всей ненависти, то испытывала к убийце Алдуина-Мироеда большая часть нордов и, возможно, не только их? Стоила ли она жертв анархии, которая воцарилась в Виндхельме из-за неё?