Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 48



Спригганы — странные, чудовищные создания. Говорят, они защищают природу от лишнего вмешательства — но порой их «защита» больше похожа на разбойничьи убийства. Нет, разбойники имеют от своих нападений какие-то корыстные мотивы, эти же убивают случайных путников просто так. Спригган напала на нас, хотя мы не представляли для природы никакой опасности. Да, мы убили парочку кроликов себе на ужин, но разве хищные звери не занимаются тем же самым? Мы не брали больше, чем нам бы понадобилось, но она всё равно напала. От волков, которых она призвала себе в союзники, мы смогли отбиться, Стенвар быстро понял, что если не убить сприггана, на нас будут продолжать нападать животные, он бросился на неё с мечом, но был ранен — если бы я знал, что спригганы умеют отравлять даже на расстоянии, я бы велел ему не лезть и сам разобрался с этим созданием — дерево, в конце концов, хорошо горит.

Если бы я только лучше разбирался в Школе Восстановления… Это странное чувство, Мастер, когда у тебя на руках умирает малознакомый человек, на которого тебе должно быть плевать — но ты испытываешь угрызения совести, изо всех сил хочешь ему помочь, но не можешь, и от этого на душе становится ещё хуже. Единственное, что я мог для него сделать — это дать слово, что я обязательно приду сюда, на Высокий Хротгар.

— Своё слово ты сдержал, — похвалил старик. — И, я думаю, Стенвар в чём-то был прав. Ты — наша общая надежда, нужный противовес между смертными и драконами.

Будто бы почувствовав запах готового обеда в столовую пришли и трое оставшихся Седобородых. Я разлил похлёбку по тарелкам, разложил вокруг ложки, поставил нарезанный хлеб так, чтобы до него смогли дотянуться все эти неразговорчивые старики.

— Нам впору оставить тебя с нами, — отшутился Арнгейр. — Давно не ел такой вкусной похлёбки.

Я скромно ухмыльнулся и качнул плечами: похлёбка как похлёбка. Фрея готовит намного лучше. Да и попробовали бы они блюда поварихи в нашем посольстве!

— И ты так и не рассказал, кто такой Мирак, и чем закончился ваш с той женщиной поход по его храму.

========== Пленник Обливиона ==========

Прости болтливого альтмера, Мастер. Отвлёкся.

В поясной сумке убитой немёртвой женщины я нашёл ключ — возможно, от той двери в зале со Стеной. Если же нет — возможно, получится какими-нибудь ещё, пусть даже варварскими методами открыть замок.

Я уверенно направился к двери, миновал догоравшую огненную ловушку, оказался на пороге этой тесной камеры. Стена больше не звала меня, голоса молчали, и я, наконец, смог разглядеть эту комнату получше. На первый взгляд — обычная камера в нордском могильнике, как и многие другие, что мы увидели в этом храме. Но, подняв глаза чуть выше, приглядевшись к светильникам, я понял — что-то с ними не так. Они напоминали головы рыб, которых некий шутник решил надуть, глаза страшно выпучились, в пасти торчали треугольные зубы.

— Фрея, мы же раньше не видели такие… статуи, верно?

Мой голос звучал боязливо, испуганно — но, бросив скаалке взгляд, я понял, что женщина пребывала в таком же недоумении, некоем страхе перед неизвестностью.

— Нет, не видели. Я даже не знаю, кого пытался изобразить тот, кто строил этот храм.

Я тоже не знал, что это за существо — но однажды я видел подобное ему. В своих снах. До сегодняшнего момента все чудовища из них казались мне порождением моего разума, измученного недосыпом, холодами и постоянным чувством надвигающейся опасности, но теперь я начинаю сомневаться даже в этом.

— Пока это неважно, — я открыл дверь и, приготовив заклинания, ворвался в следующую комнату.

На наше счастье, мертвецам, сидевшие за столом в ожидании чего-то уже не суждено было подняться — и мы смогли пройти в столовую, которая вновь казалась тупиком.

— Здесь где-то должен быть рычаг, — предположила Фрея. — Поищи в той стороне, а я здесь посмотрю.

Рычаг я заметил почти на самом видном месте, в окошке, стоило лишь немного протянуть руку. Но что-то заставило меня пройти за перегородку — очевидно, в место, бывшее кухней. Алхимическая лаборатория, множество посуды, колбы, в которых обычно хранят яды… разум отчего-то застопорил внимание на тех мертвецах, что сидели за столом возле входа, на их позу, столь естесственную и спокойную. Отчего тех людей не захоронили, как остальных их товарищей? Не отравили ли их специально за обедом, и не оставили на месте гибели? Только для чего?

— Вот он, на самом видном месте! — воскликнула скаалка.





Послышался скрежет, где-то сдвинулась каменная плита, открывшая потайной ход.

— Анкарион, ты идёшь?

Я продолжил изучать кухонное помещение: различные соли, аккуратно рассыпанные кем-то по небольшим ёмкостям, почти превратившиеся в пыль пучки трав. И снова — светильники в виде тех же чудовищ из моих снов. Чем же на самом деле является этот храм? Кто такой Мирак, и почему он заставляет нордов и данмеров Солстхейма поклоняться ему?

— Ты нашёл что-то интересное?

Женщина, казалось, была удивлена не меньше моего.

— Может, ты, наконец, объяснишь мне, кто такой Мирак?

Я надеялся, что привычные для меня жёсткие нотки в голове не отпугнут воительницу, что она не уйдёт от вопроса или просто не нагрубит мне в ответ.

— Он — Предатель, первый в своём роде, кто обладал силой драконов, но обернувшийся против них. Его замыслы раскрыли, Страж сразился с ним и пленил, а затем драконы свершили правосудие. Как видно, не до конца.

Обладавший силой драконов. Могло ли это значить, что именно Мирак, а не Алессия был первым, кого коснулся дар Ауриэля?

— Он — Драконорождённый? — решился спросить напрямую; вдруг дикарям знакомо это слово. — Благословлённый Ауриэлем?

— Да. Он Драконорождённый, если называть его по-вашему. Пошли. Здесь открылся проход, посмотрим, куда он ведёт.

Мы спускались всё ниже в глубины храма, и всё чаще мы натыкались на фигуры чудовищ. В самом храме мы не находили ни скрижалей, ни свитков, лишь остатки уничтоженных книг. Кто-то хотел сокрыть правду об этом человеке, стереть все важные упоминания о нём, оставив его в народной памяти Предателем. Было это сделано в назидание другим мятежникам, или Мирака просто-напросто так сильно боялись? Перевести бы надписи на той стене, узнать, что означают те символы — но, кажется, язык, на котором они были сделаны, давно мёртв.

— Посмотри: снова и снова эти статуи, — заметила Фрея. — Чем дальше мы заходим, тем чаще они попадаются.

Я снова промолчал, не стал говорить женщине о своих снах.

— Они выглядят так, словно в любой момент оживут, — продолжила воительница. — Не нравится мне это место. Оно… слишком тихое.

Да, тишина этих залов угнетала, зажигаемое мной пламя в каменных чашах, сделанных в виде пасти какого-то существа, разгоняло темноту, но этот свет совсем не успокаивал, а наоборот, лишь поддерживал эту зловещую атмосферу. Но у тишины и полутьмы есть одно для нас преимущество: она делает нас невидимыми и может вовремя предупредить об опасности.

— Пусть таким дальше и остаётся, — посоветовал я. — Тишина вовремя предупредит нас об опасности.

Казалось, мы снова упёрлись в тупик, но рукоять, на сей раз лежавшая на виду, открыла ещё один потайной лаз. Этот храм всё больше и больше напоминал мне крепость. Или место, где кто-то решил что-то хорошо спрятать и предать забвению. Лестница вела ещё ниже, пока мы не упёрлись в обычную для нордских руин дверь. Мы как-то невзначай переглянулись, Фрея без слов поняла, что мы должны одновременно открыть эту дверь и, прикрывая спины друг друга, ввалиться в проход.

Я кивнул женщине, она ударом ноги распахнула створки, я призвал волшебный светлячок, и мы ворвались за порог. По бокам никого не было, впереди я заметил ещё одну жаровню, тут же зажёг её. Пламя осветило ещё один драконий череп, подвешенный словно военный трофей. Жестами я велел скаалке подождать меня, оставил ей лук, а сам решил тихо прокрасться вглубь камеры. Я крался вдоль стены мимо колонн, освещая себе путь призванным светлячком. Почему я в своё время не уделил должного внимания Школе Иллюзии и занятиям алхимией? Заклинание или зелья, позволившие бы мне видеть в темноте, сейчас значительно бы облегчили мне задачу. В проходе я видел блестящие могильным голубым светом глаза драугров, надеялся, чтобы эти твари не заметят ни меня, ни Фрею.