Страница 5 из 7
Не успел поставить телефон на зарядку, как посыпался горох неотвеченных вызовов. Жена, друзья жены, друзья, о которых знает жена, другие, о которых не знает, но которых прозвонил профессор. Но особое раздражение именно от неотвеченных вызовов жены. Как ожог крапивы. У кого-то жар-птица, кому-то, как ему, курица. Почему Айаана ушла? Что было не так? Понятно, что жена ни при чём. А вдруг это потому, что он женат, а она уже свободна? Может, что сказал ей?
Неделю выжидал. А тут, как назло, японцы отказали. Целый год договаривались о финансировании. А они: вначале вы найдёте ДНК, потом всё остальное. Как тут всё остальное, если денег нет? Как будто мамонты в самом Якутске валяются. А бензин? А если вертолёт заказывать? Почти же всё согласовали. И тут опять: мы подумаем, у нас решения принимаются долго.
Надо решиться и уйти от жены. Нет, он не мерзавец, будет денег высылать. Если проект с мамонтом пойдёт, много денег будет. Сразу заплатит, как дань за триста лет. Он совсем не хотел детей. Это её решение. Пусть теперь сама. Два ещё – туда-сюда. Но она третьего решила. Говорит, многодетным поддержка. Так поддержка как гулькин нос, а ввязываешься на всю жизнь! Пётр даже сомневаться стал, не якутка ли его жена. Про якуток чего только не рассказывают. Умны и хитры больно. Говорят, одна завела себе двух мужей. Один был шахтёром. В Нерюнгри на вахту уезжал. А другой добывал золото аккурат в противоположной части – где-то на полюсе холода, на Оймяконе. Каждому говорит, тебе на что тратить? Отдай мне карточку, я тут жить-то как-то должна. А официально замуж не хочет. Говорит, люблю тебя так. Что государство вмешивать? Проклятье мне будет, если я, будучи якуткой, с неякутом жить буду. Родня узнает, проклянёт. А так небо знает и духи знают, зачем нам штамп? Долго мужья-то не пересекались. Даже родить успела. А её родня молчит. Никто и слова не скажет. Как может баба, так и выживает. Так ей мужья на квартиру наработали. Пытались имущество отнять. А нет – куплено вне брака, нечего делить. А ребёнок вообще не от них был. От ещё какого-то другого мужа. Нет, дети – это судьба. Младший бежит, растопырив руки: папка, папочка. Глазёнки блестят: вот для кого он бог-демиург. Старший серьёзнее. Для него папа – просто волшебник: многое может, но не всё. И любит, наверное, он свою Нюру. Стал он жить с ней, если бы не так. Родит, придёт в себя. Поедут они куда-нибудь, где тепло и море. Прошлое не вернуть. Всё это был лишь морок, обманка. Нет давно его Айааны. Пришла чужая женщина, соблазнила и сбежала.
Голос у Айааны жёсткий и острый как нож. Чего мол звонишь, надо будет – сама наберу. Айаана, кричит Пётр в трубку, это из-за тебя японцы же в финансировании отказали. Использовала меня. Я со всей душой. А она отрезала – пить надо меньше. Теперь точно знаю, ты полный научный ноль. Но дам тебе шанс. Будет ДНК – будет финансирование. Пока с корейцами развлекайтесь. А теперь молчи лучше, а то всем расскажу, как ты любовниц по лабораториям водишь да образцы хранишь. Не знаю, кто больше расстроится, жена твоя или профессор.
Вот ведь сучка, сплюнул Антон. Так бы и задушил, будь она рядом. Всегда знал, нельзя якутам доверять. Когда надо – они всё понимают, когда надо – русский язык неродной. Никогда не знаешь, что у них на уме. Тоже мне, дочь шамана.
И тут она решила пустить последнюю пулю. Контрольную. Как найдёшь ядерную ДНК, уточняет, так сразу звони, твоя печаль, как корейцам откажешь, любовничек. Да ещё зачем-то уточнила, как японские коллеги смеялись, когда она им показывала утехи с ним, пьяным и противным. Уж больно он смешно вскликивал. Как медведь, которому лапу капканом прищемило. Целых пять минут кряхтел, чтобы откатиться и захрапеть. Под ногами что-то звякнуло и покатилось. Всё, что осталось, – монетка японская, с дыркой внутри.
Счастливый билетик
Вот и прибыли, – Филипповна запахнулась в норковый палантин. С самолёта их уже встречали: отдельный выход, ослепительные улыбки стаффа, приветственные цветы. Не меньше, чем у членов правительственных делегаций. Филипповна была богиней, что возвращалась на родину. – Владимир, посмотрите на Дальний Восток. Теперь он навсегда ваш. Вернее, наш. Неисповедимы пути, что ни говори. Всё возвращается по спирали. Сама не думала, что вернусь сюда. Тем более так. Опять государство позвало. Теперь уже бесплатными гектарами. Вот уж он, счастливый билетик. Везде, если увидеть, своя выгода.
Вован был волком в человечьем теле. Нутром чуял опасность. За это шестое чувство его побаивалась даже тёща. А тёща-то была ого-го – настоящая интеллектуалка. Такая если и займётся махинациями, то «чистыми». Чтобы всё шито нитками, пусть даже белыми, но незаметно. Если Вован по молодости брал нахрапом и наглостью рэкета, то Филипповна с юности слыла белоручкой, а сейчас специализировалась на неуплате налогов от трудовых доходов. В играх с государством, она обыгрывала представителей властей уже много десятилетий подряд. Это была битва титанов. Но у тёщи сил было, как у матери-земли. Только один Вован не поддавался на её колдовские умения: как в воду глядел, когда она и его хотела кинуть на пару лимонов. Всё-то выходило чисто, комар носу не подточит. Но Вован знал – то ли по её плутовским глазам, то ли по ёрзанью на стуле, – что она врёт. Также его боялась жена Маринка. Стоило ей только подумать о том, как кинуть мужа на деньги, сбыв его бизнес третьим лицам, а самой укатить до конца своих дней в тёплое заморье, Вован как бы невзначай менял все пароли и явки, попутно урезая доходы своей дражайшей для профилактики.
Бизнес дело нехитрое. К одним деньги липнут. К другим – нет. Так думала Филипповна, инфернальная женщина, потерявшая свою красоту где-то на Колыме. Её муж, уже пару лет как отправившийся тягаться не то с ангелами, не то с бесовским подрядом (в последнее верилось больше, хотя по заказу жертвователей в местной церкви пару святых смотрели на молящихся его свирепыми глазами), сразу увидел в зачуханной пацанке золотую жилу, алмаз неограненный. Надо было оставить кому-то нажитое. Не дочери ж. Маринка пошла неизвестно в кого. Должно быть, в музыкантишку, с которым по молодости крутила роман её маман. Прошлое всегда темно и неясно. Маринка шла по своему этапу: музыкальная школа – музыкальное училище – консерватория. Она жила в сферах тонких, но, по совету Филипповны (пришедшей по итогам переговоров с мужем к дочери с подбитым глазом), вышла замуж за того, кто стопроцентно обеспечит хлебом насущным. И теперь между сонатами, сочившимися из рояля, послушно рожала, как на конвейере, детей, часть из которых уже откатилась от материнской яблони в Лондон.
Однако времена наступали другие. Всё больше красных флажков видел Вован. Они просачивались в красной помаде жены депутата, что он трахал больше не по страсти, а как кот, помечая территорию. Словно мстя народному избраннику за лишнюю несговорчивость. Однажды он так задумался, что, представляя, как сдавливает парламентарию голову, оставил багровые отпечатки на заднице его супруги. Он не её имел, а депутата, своё положение полутеневого воротилы от бизнеса, вынужденную роль подхалима для власть имеющих и бьющего сапогом в хребтину слабых. Так сложилась жизнь. Вован никогда и не думал, что могло быть по-другому. Ему ещё повезло, вырвал счастливый билетик: не скололся, не спился. А вылез из грязи да утёр нос всем бывшим отличникам из хороших семей, что сейчас сидели в его подставных конторах под вещим глазом тёщи да подтирали грязь под его бизнесом.
Как ни петлял Вован, охотники от властей всё ближе подбирались к его стае. Москва, всегда бывшая большой деревней, стала совсем маленькой. В болотистом Питере было всё схвачено-перехвачено на лет сто вперёд. Сибирь поделили косматые мужики, торговавшие оружием, и цыгане, подсадившие на иглу все крупные города. Надо было делать ход конём. Рисовать свою лотерею.
Деревянная дверь разлетелась на щепы. Да была бы металлическая, был бы иной подход, да тот же исход. Вован недоуменно повёл бровями. Всё было как в замедленной съёмке чужого фильма. Кто мог сунуться? Московские от имени Вована вдавливались под плинтус. Пытались гнуть своё горячие парни с Кавказа, но яйца оказались круче у Вована, поднявшего всех от мала до велика на борьбу с игом. «Да кто ж такие?», – всё крутилось у него в голове. Последнее, что он услышал, было: «От Коляна привет».