Страница 21 из 24
– Верно. В теплой воде я проплыву, сколько понадобится. Как-то раз я переплыла Большой Бельт, а вода там похолоднее. Но, Алек, в Бельте нет акул. А здесь они есть. Я своими глазами видела.
Я тяжело вздохнул:
– Рад, что ты заговорила об акулах сама: мне не хотелось упоминать о них первым. Родная, придется торчать тут, да еще и не рыпаться, чтоб не привлекать к себе внимания. Утренний завтрак я готов пропустить, особенно если это завтрак для акул.
– От голода быстро не умирают.
– Мы не умрем от голода. А если бы ты могла выбирать, на чем бы ты остановилась? Смерть от солнечных ожогов? Голодная смерть? В акульей пасти? От жажды? В робинзонадах и в романах о потерпевших кораблекрушение героям всегда есть чем заняться, а у меня нет даже зубочистки. Поправка: у меня есть ты, а это все меняет. Маргрета, как ты думаешь, что с нами будет?
– По-моему, нас подберут.
Я думал точно так же, но по ряду соображений не хотел говорить Маргрете об этом.
– Рад слышать, что ты так считаешь. А почему ты в этом уверена?
– Алек, ты бывал в Масатлане?
– Нет.
– Это рыбацкий порт, где собираются как промысловые рыболовецкие суда, так и рыболовы-любители. С рассветом сотни лодок и кораблей выходят в океан. Самые большие и быстроходные уплывают на сотни километров от берега. Если подождать, нас обязательно найдут.
– Точнее, могут найти. Океан, знаешь ли, довольно большая штука. Но ты права. Плыть к берегу – самоубийство. Лучше уж остаться тут.
– Алек, нас будут искать.
– Будут? Почему?
– Если «Конунг Кнут» не затонул, то капитан знает, где и когда мы упали за борт. Как только судно придет в порт – если уже не пришло, – он потребует немедленно начать поиски. А если корабль затонул, то обыщут весь район.
– Звучит логично. – (Правда, у меня была другая идея и совсем не такая логичная.)
– Наша задача – остаться в живых до того, как нас найдут, по возможности избежав акул, жажды и солнечных ожогов. А значит, надо двигаться как можно меньше. Лежать неподвижно, и только лежать. А когда солнце поднимется выше, чаще поворачиваться с боку на бок, чтобы кожа обгорала равномерно.
– И молиться о ниспослании облачной погоды. Да, все правильно. Кстати, наверное, нам лучше не разговаривать. Меньше шансов, что начнем страдать от жажды. А?
Она умолкла надолго, будто последовала моему совету, однако наконец произнесла:
– Любимый, может быть, мы не выживем.
– Знаю.
– А если нам предстоит умереть, то я предпочту умереть, слыша твой голос. И не хочу, чтоб у меня отняли право говорить, как я люблю тебя, говорить, когда хочется, а не молчать ради тщетной надежды прожить несколько лишних минут.
– Да, моя возлюбленная, да!
Несмотря на наше решение, мы говорили мало. Мне было достаточно касаться ее руки; Маргрете, как оказалось, тоже.
Спустя долгое время – часа три, по моим расчетам, – она ахнула.
– Что случилось?
– Алек! Смотри!
Она показала пальцем. Я взглянул.
Я тоже чуть не ахнул, но сдержался, потому что был к этому готов: высоко над нами летело нечто в форме креста, чем-то похожее на планирующую птицу, только гораздо крупнее и явно искусственного происхождения. Летательная машина…
Я-то знал, что летательных машин быть не может. В инженерном колледже мы изучали знаменитое математическое доказательство профессора Саймона Ньюкома, что попытки профессора Лэнгли и других построить аэродин, аппарат тяжелее воздуха, который сможет нести человека, обречены на неудачу и бесполезны. Ведь согласно теории масштабов, машина столь крупная, чтобы поднять человека, должна еще нести и мотор, достаточно мощный, чтобы оторвать ее от земли, а уж о пассажире и говорить нечего.
Это было последнее слово науки, разоблачившее явную глупость и полностью прекратившее попытки тратить общественные средства на подобные эфемерные идеи. Деньги, ассигнованные на научные и опытные разработки, пошли на воздухоплавание, то есть куда следовало, что дало великолепный результат.
Однако за последние несколько дней я приобрел иную точку зрения на «невозможное». И когда невероятная летательная машина появилась в небе, я как-то не слишком удивился.
По-моему, Маргрета перевела дух, только когда машина, пролетев над нами, устремилась к горизонту. Я тоже затаил было дыхание, но заставил себя дышать ровно. Машина была прекрасна – серебристая, изящная и стремительная. Я не мог определить ее величину, но если черные точки на ней – окна, она была огромной.
Я не понимал, как она движется.
– Алек, это воздухоплавательный корабль?
– Нет. Во всяком случае, это не то, что я имел в виду, говоря о воздухоплавательных кораблях. Я назвал бы это летательной машиной. Могу сказать только одно: таких я никогда не видел. Но знаешь, я должен сообщить тебе одну вещь, очень-очень важную.
– Да?
– Мы не умрем… И теперь я знаю, почему затонул корабль.
– Почему, Алек?
– Чтобы помешать мне сверить отпечатки пальцев.
9
Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть;
жаждал, и вы напоили Меня;
был странником, и вы приняли Меня.
– Или, говоря точнее, айсберг появился в том месте и столкнулся с кораблем для того, чтобы не дать мне сверить свой отпечаток пальца с отпечатком на водительском удостоверении Грэхема. Возможно, корабль не затонул, поскольку в этом не было необходимости.
Маргрета ничего не ответила.
Поэтому я мягко сказал:
– Давай, дорогая, говори, что хочешь. Облегчи душу, я не возражаю. Ну, я – псих! Параноик.
– Алек, я этого не говорила. И не думала. И не собираюсь говорить.
– Да, не говорила. Но на сей раз то, что со мной произошло, невозможно объяснить «потерей памяти». Разумеется, если мы с тобой видели одно и то же. Что видела ты?
– Что-то непонятное в небе. И не только видела, но и слышала. Ты сказал мне, что это летательный аппарат.
– Ну-у, я только предполагаю, что он так называется, но ты, если хочешь, можешь называть его хоть э-э-э… драндулетом, мне все едино. Нечто новое и незнакомое. Так каков же этот драндулет? Опиши его.
– Что-то двигалось по небу. Появилось вон оттуда, потом пролетело почти над нами и исчезло вон там. – (Указанное ею направление я определил как север.) – По форме оно напоминало крест, распятие. На перекладине креста виднелись выступы – по-моему, четыре. Спереди что-то вроде глаз, как у кита, а на заднем конце нечто напоминающее хвостовой плавник. Алек, больше всего это походила на крылатого кита – на кита, летящего по небу.
– Ты решила, что это живое существо?
– Хм… не знаю. Нет, не думаю. Впрочем, не знаю, что и думать.
– По-моему, это не живое существо, а машина. Летательная машина. Лодка с крыльями. Но что бы там ни было, машина или летающий кит, ты хоть когда-нибудь видела нечто похожее?
– Алек, эта такая странная штука, что даже не верится, будто она на самом деле существует.
– Понимаю. Но ты увидела ее первой и указала мне на нее, значит я не хитрил и не убеждал тебя в том, что ты ее видишь.
– Ты никогда бы такого не сделал!
– Верно, не сделал бы. Но я, любимая, все же рад, что ты увидела ее первой. Значит, она реально существует, а не является порождением кошмара, зародившегося в моем горячечном уме. Однако в том мире, к которому ты привыкла, подобной машины не существует. И поверь, она не из тех воздухоплавательных кораблей, о которых я рассказывал. Этот аппарат не из того мира, где вырос я. Значит, мы попали в какой-то третий мир. – Я вздохнул. – В первый раз убедительным доказательством моего пребывания в чужом мире стал океанский лайнер водоизмещением в двадцать тысяч тонн. А сейчас при виде того, что никак не может существовать в моем мире, я понял: они снова взялись за свое. Миры поменяли в тот момент, когда я потерял сознание, – наверняка именно тогда. Как бы то ни было, по-моему, это сделано для того, чтобы помешать мне сверить отпечатки пальцев. Паранойя! Бредовое представление, что Вселенная вступила против меня в заговор. Только это не бред. – Я внимательно следил за выражением глаз Маргреты. – Ну, что скажешь?