Страница 15 из 22
На такую любовь не способна была Татьяна Яковлева, да и не только она одна, для ее счастья не требовалось ни республик, ни тем более красного цвета, который на нее действовал совсем не так, как на поэта.
Любить Маяковского могла она только вдали от родной Пензы, живя в Париже. Как мы знаем из стихотворного признания Маяковского, и он хотел бы жить и умереть в Париже, если бы не было такой земли – Москва.
читаем в «Письме Татьяне Яковлевой», написанном после начавшейся размолвки…
С Вероникой Полонской познакомился, когда страсть к Яковлевой еще не угасла. Как и Татьяне, Веронике было двадцать с небольшим. Ему шел 37-й. Снова, казалось бы, зажглась звезда. Но свет ее озарял влюбленных в тайне от всех, от мужа Вероники Полонской, с которым почти ежедневно Маяковский встречался на людях. Образовался летом 1929 года классический треугольник, жить в котором Маяковский не желал ни одного дня. Он требовал сделать выбор, не скрывать отношений, развестись с мужем немедленно, даже угрожал, что сам разгласит тайну, чем причинял Веронике страдание… На такой решительный шаг, естественный для Маяковского (вспомним брошенную им «даму» в Петрограде), она была не способна.
Мучительные разговоры велись 13 апреля вечером у друзей и 14 апреля утром в «комнатенке-лодочке», разговоры ни к чему не привели.
С красным флагом на мачте утлая лодка устремленного в будущее, в коммунизм, автора поэм о любви не выдержала столкновения с «бытом»…
Но кроме «любовной лодки» у Маяковского, начиная с октября 1917 года, был другой, казенный, корабль. Почему не перешел на его прочную палубу отчаявшийся поэт?
На корабле, на котором в «революцию дальше» плыл Владимир Маяковский, насчитывалось множество матросов, вел его вперед капитан – Ленин, а Маяковский делал свое профессиональное дело – пел. О чем – известно.
Эта бессмертная частушка Маяковского, сочиненная в 1917 году, вдохновляла атакующих Зимний дворец. За ней последовали тысячи других рифм и строк, расчищавших дорогу новому строю, новой власти, правящей партии, ее вождям, выступавшим от имени рабочего класса.
К роли «агитатора, горлана, главаря» Маяковский был основательно подготовлен не только опытом творчества, но и сознательной жизни. Он начал не как художник, поэт, а как большевик по имени «товарищ Константин», принятый в партию в 14 лет. Молодой революционер 1893 года рождения отличался не только смелостью, что свойственно возрасту, но и умением убеждать, вести за собой, поэтому удостоился чести быть избранным на партийной конференции в 1908 году в члены МК партии. Факт непостижимый.
Таким образом, мы видим, что в рядах партии побывал еще тогда, когда известные писатели в ней не состояли, был большевиком намного раньше Валерия Брюсова, ранее Демьяна Бедного, вступившего в партию в год нового подъема революционного движения – в 1912-м…
Это важнейшее обстоятельство из жизни Маяковского. Раньше всех поэтов ступил он на палубу как член команды революционного корабля. Спустя два года сошел на берег, сдал мандат. Этого ему, конечно, никогда не простили.
Когда большевики взяли власть, а случилось это спустя всего семь лет после выхода Маяковского из партии, он снова ступил на покинутый корабль, но уже в качестве поэта, войдя в команду Луначарского – наркома просвещения. Нарком руководил также наукой и культурой, поэзией в частности, исполняя обязанности до сентября 1929 года, почти до конца жизни поэта.
Сохранились документы за подписью Луначарского, на официальных бумагах, где содержится самая лестная характеристика Маяковскому. Именно Анатолий Васильевич был тем лицом в правительстве, кто первый дал поэту высочайшую оценку еще при жизни: в несколько иной редакции после кончины поэта она была обнародована за подписью – И. Сталин…
Перед очередным отъездом за границу Маяковский в мае 1924 года получил письмо наркома, адресованное всем официальным зарубежным советским представителям, где находим эту оценку:
«Настоящим Народный Комиссариат просвещения РСФСР свидетельствует, что предъявитель сего В. Маяковский является одним из крупнейших и талантливейших поэтов современной России».
Аналогичное письмо наркома, обращенное к полпредам, то есть советским послам, Маяковский увез тогда за рубеж. Владимир Владимирович пользовался постоянной поддержкой наркома: с его командировками путешествовал по стране, его ходатайствами «пробивал» место под крылом издательств, в частности – самого состоятельного – Госиздата.
«Дорогой товарищ! – писал нарком 16 марта 1923 года заведующему Госиздатом. – Выходят какие-то странные недоразумения с полным собранием сочинений Маяковского. Все соглашаются, что это очень крупный поэт, в его полном согласии с Советской властью и коммунистической партией ни у кого, конечно, нет сомнений. Между тем его книги Гизом почти не издаются. Я знаю, что на верхах партии к нему прекрасное отношение…»
Хорошо известно резко отрицательное отношение Ленина к футуристам, Маяковскому в частности, ограничение, наложенное Владимиром Ильичом на издание сочинений футуристов, которым покровительствовал нарком просвещения. В Кремле хранится книжка поэта «150 000 000». (Столько миллионов проживало тогда в Советской России.)
Под автографом «Товарищу Владимиру Ильичу с комфутским приветом» следовали подписи Владимира Маяковского, Лили Брик и других футуристов.
Есть свидетельства, что отношение к футуристам было у него как к глупцам, по поводу подаренной книжки сказал: «Это хулиганский коммунизм».
Однако когда Ленину попало напечатанное в «Известиях» стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся», где высмеивались бюрократы, вождь высоко его оценил с политической точки зрения, о чем сообщил публично, что не изменило его устоявшегося отрицательного мнения о футуризме. Иное отношение у Маяковского к Ленину. Стихотворение «Владимир Ильич» написал в апреле 1920 года, к пятидесятилетию вождя. Его имя упоминается во многих стихах, а после смерти сочинена поэма «Владимир Ильич Ленин», которая, в отличие от других поэм, посвящена не Лиле Брик, а Российской Коммунистической партии – РКП.
В картине, где изображается Смольный в ночь взятия Зимнего дворца, есть такая вот сцена:
Маяковский хорошо ориентировался в политической обстановке и в 1924 году лучше многих знал, какую роль уже тогда играл генеральный секретарь товарищ Сталин, чью фамилию в ночь взятия Зимнего в коридорах Смольного никто из пулеметчиков не склонял. К себе товарищ Сталин никого не вызывал, в отличие от Троцкого, не только имевшего в штабе революции кабинет, но и отдававшего приказы. Кто в этом сомневается, смотрите недавно изданную книгу Р. Слассера «Сталин в 1917 году».