Страница 2 из 20
Второй источник – пресловутая Повесть временных лет или, вернее, ее первая часть – Начальная летопись. В Повести вроде бы ясно говорится о призвании на Русь князей «из-за моря». Это были варяги, и возглавлял их Рюрик. Считается, что варяги – это шведы. Места для дискуссий вновь не остается.
Однако антинорманисты выдвигают массу возражений. Начнем с того, что в «Истории российской», написанной В.Н. Татищевым, содержатся ссылки на якобы утраченную Иоакимовскую летопись, где говорится, что Рюрик – внук новгородского князя Гостомысла по материнской линии, а матерью называется славянка Умила. В данном случае варяг – профессия, а не национальность.
Н.М. Карамзин был убежден, что рассказ об утраченной Иоакимовской летописи – «шутка» Татищева; и вообще, все летописные своды хорошо известны, а ни один историк уже не откроет ничего нового. Нужно, считал Карамзин, работать с теми русскими хрониками, которые введены в научный оборот. В них ясно говорится, что варяги пришли из-за моря; следовательно, это – шведы. Конечный вывод сомнителен, но его приняли многие ученые.
Все корифеи отечественной исторической науки, издаваемые в советские времена, были норманистами. Это большая тройка российских историков – Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский. Но существовала и другая точка зрения. Антинорманистом был, например, Д.И. Иловайский, который счел русов роксоланами – одним из аланских племен. Он не пользовался авторитетом у либеральной российской общественности конца XIX века, его объявили скучным и едва ли не бездарным, хотя этот ученый обладал хорошим чувством художественного слова и умел ясно излагать мысли.
Историк и литератор С.А. Гедеонов пошел дальше Иловайского и объявил варягов балтийскими славянами. Его исследование «Варяги и Русь» остроумно, и в части лингвистики доказательства очень сильны. В свое время он разбил доводы норманистов наголову, но затем наступила обратная реакция, и кончилось тем, что Гедеонов со своей работой оказался почти позабыт.
Автор этих строк помнит, как в студенческие годы один из преподавателей, академик, сообщил на лекции, что все талантливые историки-русисты были норманистами, а серые и малоодаренные – антинорманистами. Пример приведен, чтобы читатель понял, сколь сильное воздействие норманистские идеи оказали даже на преподавателей провинциальных вузов (а именно в таком вузе учился автор этой книги).
Но почему антинорманисты и их противники яростно спорили об этой проблеме? Причина, как всегда, далека от «чистой» науки. Дело в политике. Это факт, и это – неизбежные издержки всех общественных дисциплин.
В XVIII веке Петр I «в Европу прорубил окно», через которое в Россию немедленно полезли немцы. В российской элите началось немецкое засилье. Такова была цена европейской модернизации. Немцам казалось, что это триумфальное завершение «натиска на Восток». Жители германских княжеств хотели обосновать свое господство над русскими и придумали «норманизм», основанный на тех двух источниках, о которых шла речь выше.
Доводы отыскали у шведов. Первым отличился еще король Юхан III Ваза (1568–1592), который в порядке полемики с Иваном Грозным объявил скандинавов основателями Русского государства. Затем шведский дипломат Пер Перссон (Петр Петрей) сочинил книгу «Regin Muschowitici Sciographia», где назвал русов шведами.
С тех пор российские ученые были неизменно оборонявшейся стороной в битве норманистов и антинорманистов. Уже в XVIII веке норманизм стал господствующей доктриной в славяноведении, в следующем столетии его авторитет утвердился, а попытки возражений, начиная от Ломоносова и заканчивая Иловайским, игнорировались с разной степенью пренебрежения.
Ситуация изменилась после Октябрьской революции, когда Россия превратилась в одну из ведущих мировых держав, с которой следовало считаться. Внутри страны последовательно насаждался антинорманизм, флагманом которого были работы академика Б.А. Рыбакова. К сожалению, в пылу полемики патриоты Отечества вообще перестали придавать какое-либо значение проникновению скандинавов на Русь (хотя и признавали сам факт такого проникновения), выдумали славянское племя «росы» и удревнили на два-три столетия дату основания Киева. Для науки эти достижения оказались сомнительны.
Для автора предлагаемой работы политический аспект дискуссии между норманистами и антинорманистами не имеет значения.
Допустим, шведы явились в Восточную Европу и создали там государство под названием Русь. Ну и что? С точки зрения этнологии это всего лишь означает, что еще один субстрат обогатил славянский этнос и увеличил его пластичность, разнообразие, а значит, позволил более плодотворно контактировать с внешней средой.
Ну а если норманисты не правы? Это означает, что среди наших предков одним субэтносом меньше, а Русское государство было бы создано и без шведов. Только называлось бы оно иначе – например, Славия.
Так кто же они – загадочные русы? На этом месте автор должен отступить от канона, согласно которому читателя нужно постепенно подводить к главной идее книги. Мы сразу раскроем карты.
Для нас очевидно, что народ «рос», о существовании которого сообщают арабские авторы и европейцы эпохи Каролингов, – это германский народ.
Но, по нашему мнению, это не шведы, норвежцы или датчане, а совсем другое племя – руги, хорошо известное античным авторам, а потом как бы затерявшееся в вихре Великого переселения народов.
Мысль не нова, и на этом месте мы рискуем вызвать столь большое неудовольствие представителей норманизма, что они, брезгливо поморщившись, захлопнут книгу. Дело в том, что подобные идеи высказали в 80-х годах прошлого века двое ученых, на мнение которых не принято ссылаться в норманистской научной аудитории. Это Л.Н. Гумилев и А.Г. Кузьмин. Последний не любил первого и резко его критиковал, что не помешало обоим исследователям прийти к сходным выводам независимо друг от друга. Оба считали ругов предками русов. Правда, убедить в этом своих оппонентов им помешала экстравагантность теорий. Кузьмин счел ругов «северными иллирийцами», хотя все известные письменные и археологические данные свидетельствуют о германском происхождении этого племени. Гумилев прекрасно видел, что руги – германцы, но дискредитировал себя пресловутой теорией пассионарности и «евразийством», которое оппоненты путают с гипертрофированной любовью к кочевникам. Обе последние идеи небесспорны, но заслуживают внимательного рассмотрения. Между тем они отвергаются сразу, анализировать тексты Гумилева считается у ряда ученых дурным тоном, а сам Лев Николаевич обрел у них репутацию ненаучного фантаста. Самое забавное, что к тезису об идентичности ругов и русов ни «теория пассионарности», ни кочевниковедение прямого отношения не имеют, что не мешает противникам Гумилева перечеркивать практически все его сочинения, в том числе и те, где говорится о ругах. Однако в науке не принято отвергать идеи с ходу. Тем более что в нашем сочинении речь пойдет не о развитии кочевых племен, а о судьбах восточного славянства и о начале русской государственности.
Виднейшим современным норманистом в России является петербургский ученый Лев Самуилович Клейн. Этот человек обладает довольно неожиданной биографией. Перед нами вечный диссидент, озлобленный на советский режим за то, что в начале 80-х годов XX века был посажен в тюрьму по обвинению в гомосексуализме (ему вменялось в вину сожительство со студентом, которого Лев Самуилович заставлял ко всему прочему выполнять черновую научную работу в свою пользу). Сам Клейн решительно утверждает, что дело было сфабриковано и он сидел по политическим мотивам. Кандидатскую диссертацию, если доверять Льву Самуиловичу, ему тоже долго не давали защитить большевики ввиду «государственного антисемитизма», господствующего, по его версии, в СССР во времена позднего Сталина (Клейн, как нетрудно понять, еврей). Себя Лев Самуилович называет крупнейшим норманистом современности. Он создал школу, в которую входят известные ученые и неизвестные ученики. Последователи Клейна не пропагандируют свои идеи столь настойчиво, как делал учитель, и гораздо грубее подтасовывают факты. Впрочем, подтасовки и важные недоговоренности можно встретить и в главной книге Клейна по рассматриваемому вопросу «Спор о варягах». Например, в скандинавских сагах Русь называют Гардарики – страна городов. Клейн уточняет, что гард – это, собственно, не город, но усадьба у скандинавов. Следовательно, Гардарики – страна помещичьих домов. Допустим, но что означает скандинавское слово «Миклагард», которое обычно переводили как «Великий город»? «Большая усадьба»? А ведь это ни много ни мало – Константинополь, огромная столица средиземноморского мира. Таких подтасовок в трудах Клейна разбросано немало, поэтому чтение его книг требует постоянной сверки с исходным материалом.