Страница 3 из 11
Возможно, я не совсем точно передаю их слова, но, во всяком случае, смысл их я передал совершенно верно»4.
Как все дети протестантов, маленькие Бронте изощряли свой пытливый ум на схоластических премудростях Катехизиса, построенного по принципу вопросов и ответов.
Девочки читали, однако, не только Катехизис, но и газеты и литературные журналы «Эдинбург ревью» и «Блэквудс мэгэзин», которые выписывал отец. По убеждениям Патрик Бронте был непримиримым тори. Известно, что в своё время он очень неодобрительно отнёсся к движению луддитов, почему рабочие прихода недолюбливали своего духовного пастыря. Может быть, поэтому он всю жизнь носил оружие, чтобы в любую минуту оказать сопротивление, если потребуется. Такой необходимости ни разу не возникло, но оружие всё-таки иногда применялось. Чувствуя раздражение, преподобный Бронте удалялся во двор и разряжал пистолет в воздух. Детей в семье держали строго, никогда не оказывая поблажек плоти. Пища их была самая спартанская, одеты они были всегда в тёмное. Однажды Патрик Бронте сжёг их сапожки – по причине слишком яркого цвета. Нрав Патрика Бронте был непокорный. Он держался гордо и отчуждённо – в первую очередь с окрестными богачами. Его дочери, Шарлотта и Эмили, унаследовали этот непокорный дух.
Хотя семья пастора жила довольно замкнуто и узок был круг её знакомых, бурлящий социальными антагонизмами мир был рядом. Хауорт находился в четырёх милях от городка Кихли, где воздух был тускл от дыма фабричных труб. То, что происходило вокруг, не могло не волновать маленькую Шарлотту, – например, жестокая эксплуатация детей на ткацких фабриках Йоркшира, о чём она могла прочитать в газетах. Сёстры с нетерпением ожидали газет. Даже преданная нездешним помыслам Мария внимательно следила за парламентскими распрями. У детей была прекрасная память, все они действительно были одарённы, – отец на этот счёт не заблуждался.
Тем более Патрика Бронте беспокоило будущее дочерей. Что, если они не выйдут замуж? Как и на что они станут жить? Наследственных средств к существованию у них не будет: да и какое наследство мог оставить бедный сельский пастор с небольшим доходом (сто семьдесят фунтов в год) пяти дочерям? Значит, надо дать им образование, чтобы они в случае необходимости могли служить гувернантками или учительницами. Он был рад узнать, что неподалёку, в Коуэн-Бридж, для дочерей лиц духовного звания открывается недорогая школа с полным пансионом. Летом 1824 года туда уезжают Мария и Элизабет. Несколько недель спустя – восьмилетняя Шарлотта, а затем Эмили. Как всех поступающих, девочек экзаменовали. Из заключения школьного совета следовало, что Шарлотта Бронте «очень умна для своего возраста».
Пребывание в Коуэн-Бридж стало тяжким испытанием для Шарлотты. Здесь было очень голодно и холодно. Здесь она впервые вкусила горечь беспомощности. На её глазах садистски мучили Марию, которая раздражала воспитательницу своей рассеянностью, неаккуратностью и безропотностью. Однажды больную сестру заставили подняться с постели, а когда она с трудом добралась до столовой, её за опоздание лишили завтрака.
Изощрённая, тираническая жестокость и скоротечная чахотка быстро вели к трагическому концу. В феврале Марию отправили домой, в мае она умерла. А затем настала очередь Элизабет, тоже очень слабой здоровьем.
Директор Коуэн-Бридж, Уилсон, человек чёрствый и лицемерный, полагал, между прочим, что ранняя смерть – самое лучшее, что может выпасть на долю ребёнка: тогда безгрешным ангелом предстанет он перед Всевышним. Уилсон иногда сочинял сентиментальные вирши на эту тему, но даже на его взгляд девочки Бронте чересчур уж спешили вкусить райское блаженство, что угрожало репутации школы. Поэтому Элизабет срочно отослали умирать домой, а вслед за ней, как бы чего не вышло, Шарлотту и Эмили.
Всё это время Патрик Бронте искал новую хозяйку дома. Он сделал два или три брачных предложения, но был отвергнут. Пришлось выписать на постоянное жительство свояченицу, мисс Брэнуэлл. Ей отдали бразды правления в доме и доверили религиозное воспитание детей.
Теперь их было три сестры, но как-то так получилось, что Эмили и Энн образовали свой особый, «двойственный» союз, а Шарлотте стал ближе Брэнуэлл. Они вместе начали издавать домашний «Журнал для молодых людей», черпая вдохновение в «Блэквудс мэгэзин». Проблема же образования дочерей для Патрика Бронте оставалась нерешённой, но теперь он был осмотрительнее и желал отдать Шарлотту, оказавшуюся старшей из сестёр, в более гуманное учебное заведение. Такой была Роухедская школа сестёр Вулер. Плату за обучение здесь взимали немалую, но на помощь пришла крёстная Шарлотты, и скрепя сердце крестница уехала в Роухед (1832).
Глава школы, Маргарет Вулер, была женщиной честной и доброй. В её школе никого не морили голодом и усердно учили тому необходимому, что требовалось в 30-е годы XIX века от гувернантки, то есть, кроме грамматики и арифметики, изящному рукоделию, рисованию и французскому языку. Сверстницам Шарлотта казалась странной девочкой. Одна из них впоследствии писала Элизабет Гаскелл: «Впервые я увидела её, когда она выходила из фургона (доставившего её из Хауорта. – М.Т.), одетую очень старомодно, совсем замёрзшую и несчастную… Когда она пришла в класс, на ней было другое платье, но такое же поношенное, как первое. Она была так близорука, что казалось, будто всё время ищет чего-то, склоняя голову набок, и поэтому смахивала на маленькую старушку. Она была очень застенчива и нервна и говорила с сильным ирландским акцентом. Когда ей дали книгу, она так низко нагнулась, что почти коснулась страницы носом, а когда ей велели поднять голову, книга, словно пришитая, тоже взлетела, так что нельзя было удержаться от смеха»5.
Однако это не мешало относиться к молчаливой и необщительной Шарлотте с большим уважением, потому что она казалась воплощением трудолюбия и чувства долга. Она трудилась как одержимая: ей предстояло в короткий срок многое узнать, чтобы потом учить сестёр и чужих детей. Скоро она стала первой ученицей в школе, но и тогда в ней не прибавилось общительности. Она трудно сходилась с людьми. Всё же в Роухедской школе она приобрела двух друзей, и на всю жизнь. То были порывистая, откровенная, смелая Мери Тэйлор (это она вспоминает в письме к Гаскелл о первой встрече с Шарлоттой) и спокойная, рассудительная, набожная Эллен Насси. В Мери пленяли абсолютная честность и прямота: «Знаешь, по-моему, ты очень некрасива», – сказала однажды Мери Шарлотте. Когда впоследствии ей вздумалось извиниться за эту «бестактность», Шарлотта успокоила: «Ты мне оказала большую услугу, так что не раскаивайся…»
В Роухедской школе Шарлотта провела полтора года и узнала всё, что могли преподать сёстры Вулер. Дома же её ждали Эмили и Энн, всегда готовые учиться, когда не пребывали в своей воображаемой, фантастической стране Гондал. Шарлотта и Брэнуэлл тоже обрели страну грёз, Ангрию, где совершал геройские и даже преступные деяния своенравный, жестокий и обольстительный герцог Заморна. Ожидая, пока потребуются её услуги гувернантки, Шарлотта приняла самое деятельное участие в его судьбе. Брэнуэллу она доверила войны герцога, её же больше занимали сложные отношения, которые складывались у Заморны с женой из-за его любовных историй.
Романтическая фигура Заморны возникла в юношеских сочинениях Шарлотты и Брэнуэлла не случайно. Их первые литературные опыты создавались под особо ощутимым влиянием поэзии Байрона. Корсар, Лара, Гяур – их черты сливаются в Заморне: он вероломен и благороден, коварен, умён и непостижимо обаятелен. Жизнь Заморны – кипение необузданных, беззаконных страстей, которые он во что бы то ни стало стремится утолить.
Был и другой властитель романтического воображения брата и сестры – Наполеон. Политически одиозная фигура, враг, над которым одержал победу герцог Веллингтон, тоже был осиян блеском поэтического величия. «Корсиканское чудовище» очень напоминало мятежных, безбожных «байронических» героев: смел, умён и безрассуден, готов принести в жертву своим «роковым» страстям благополучие и близких, и всего мира. Таков был и Заморна. Поэтому, сидя в маленькой спальне и глядя в окно, в которое теперь подолгу смотрят туристы, Шарлотта порой была далеко, в мире ярых страстей и вряд ли тогда видела унылое кладбище. Она сама иногда не знала, что реальнее: однообразная повседневность Хауорта или бурные события, совершавшиеся в её фантастической Ангрии. «Мало кто поверит, – запишет она в дневнике, – что воображаемая радость может доставить столько счастья».
4
Elizabeth Gaskell. The Life of Charlotte Brontё, v. I. L., Penguin Books, 1977, p. 94–95.16
5
J. Wise and J. A. Symington eds. The Brontёs: Their Lives, Friendships and Correspondence, v. I. Oxford, 1932, p. 89.19