Устрашимый

- Мистер Клэггарт! Что вы себе позволяете?! - зрелище, открывшееся взору, напомнило адмиралу, что, даже заходя в места общего пользования, иногда неплохо постучаться.

- Я счел своим долгом навестить больного.

- Который не был бы больным, если бы вы его не наказали, и про которого так мило пошутили “не может идти, пусть ползёт”? Вы само сострадание, каптенармус, а теперь застегнитесь!

Каптенармус принялся выполнять приказ. Очкарик (впрочем, сейчас очков на нем не было, уж лучше, как остальные, звать Новичком), похоже, хотел что-то сказать, но не решался. Ничего, успеет, его еще придется учить составлять жалобу…

- Виноват, адмирал… Шутка и вправду была неудачной, но не мог же я оставить его проступок безнаказанным?

- А я ваш не могу!

- Адмирал Норрингтон, это совсем не то, что вы подумали.

- Вы даже не представляете, что я сейчас подумал! Но вы во время трибунала узнаете!

Тут голос подал Новичок.

- Простите, сэр… Я не должен вмешиваться… Но мистер Клэггарт всего лишь по-отечески утешал меня!

- Господи! Ничего не хочу знать о вашем отце и о его детях! –однако продолжил адмирал уже спокойнее, - Я всё понимаю, вы под судом не окажетесь, можете не беспокоиться, ваше имя на процессе тоже не прозвучит. Вы больны и в подчиненном положении…

- Пожалуйста, сэр! Мистер Клэггарт ничего плохого не делал! Вы не так поняли! Он только по-оте… м… По-дружески обнял меня!

- Расположившись на вашей койке… - адмирал думал продолжить фразу, но заметил выражение лица матроса. Он не боялся Клэггарта, он беспокоился за него. В прищуренных слабых глазах без очков читалась отчаянная мольба не вредить каптенармусу. Скотине, назначившей за ничтожный проступок двадцать плетей, а потом пришедшей развлекаться к избитому, наплевав на его здоровье. Конечно, на любом корабле рано или поздно… начинает сказываться отсутствие женщин. К этому можно по-разному относиться, тем не менее, обычно на это приходится закрывать глаза. Но Джеймсу казалось, если кто-то, пользуясь своим положением, вот так “навещает” человека, совсем недавно под руки притащенного в лазарет, следует вмешаться. И вот мир в очередной раз доказал, насколько он непрост. Это даже не пират, спасающий тонущую девушку. Казалось бы всё однозначно. И вот понимаешь, что, наказав преступника, сделаешь хуже жертве. Каптенармус всё это время держался с исключительным спокойствием. Может быть, и вправду, что-то было неверно понято? Защищать человека, который тебе вредит - это как-то совсем нездорово… А парень вроде нормальный… Относительно. Адмирал приложил ладонь ко лбу.

- Ладно. Я не капеллан. Матрос, если вы передумаете, всегда можете написать жалобу… Лекарь давно ушёл? Где он?

- Значит, не за дверью… - мрачно проговорил каптенармус, хотя понял это еще до разговора.

- Ладно, чёрт с ним! - на адмирала уставились две пары никогда не видевших Тортуги глаз, но ему было всё равно. Царапины можно водой промыть и платком перевязать. Нечего было сюда приходить. Вот уж действительно: меньше знаешь, крепче спишь!

Хотелось сорваться на лекаре, который чёрт знает сколько времени чёрт знает где шляется, когда у него пациент в лазарете, но лекарю в тот день повезло. Джеймс вышел на палубу, которую уже послушно перестали драить.

- Хорошего дня, сэр! - улыбчивый матрос увидел, что таким солнечным днем кто-то не в духе, и захотел поддержать.

- И вам, матрос, приступайте к своим обязанностям.

Джеймс вспомнил, что он заперт в бедламе, со всех сторон окруженном водой, и что-то сделать с этим практически невозможно. Уже у себя в каюте он окончательно решил не придавать делу законный оборот. Позже в своём решении пришлось жестоко раскаиваться.

========== Часть 4 ==========

Я считаю, надо сказать мерси,

что противник не атакует.

(И. Бродский)

- Адмирал Норрингтон, капитан ждёт вас в своей каюте.

Вестовой Альберт… Этот везде найдёт. С чего это капитан вызывает второго помощника? Корабль вошел во вражеские воды, пора обсудить стратегию? Очкарик передумал и подал жалобу, теперь нужны показания свидетеля? Еще что-то стряслось? Что могло выгнать Звездного Вира из библиотеки?

Альберт открыл дверь капитанской каюты. За столом собрался весь командный состав. Ну точно что-то стряслось. Или вошли во вражеские воды. Адмирал заметил на столе выпивку. Не перестараться бы на глазах у почтенного собрания… Он на Тортуге совсем потерял чувство меры, а разговор, похоже, будет серьезный. Или нет…

Капитан Вир широко улыбнулся. Наверно, шире Убогого из фор-марсовых.

- Ну вот теперь все в сборе! Адмирал Норрингтон, пожалуйте к нашему столу… Мальчик, налей адмиралу, вот так, молодец, можешь идти к себе… Итак, господа! Мы с вами скоро входим во вражеские воды! Отметим это по нашей доброй традиции!

Традиция… Джеймс, как и остальные, выпрямился с рюмкой в руке, мысленно напоминая себе не забывать о норме, не прихлебывать ни из горла, ни из чужих рюмок, не употреблять тортугских выражений и не давать капитану понять своих мыслей о нём. Ну, и после пирушки сорваться в запой было бы крайне нежелательно. Нет. Ему нельзя пить. Каждому в этой комнате можно, а вот он превратится в тортугскую скотину. Как же паршиво…

- За короля! - провозгласил капитан первый тост с такой торжественностью, будто именно распитие первой рюмки в его каюте обеспечит победу в войне. Джеймс как-то представлял, что за короля сражаться надо, а за него, оказывается, нужно пить. Надо было каждую бутылку на Тортуге поднимать за короля, тогда бы Британская империя выиграла войну в первый день…

Капитан сиял ярче всех орденов и пуговиц, проданных Джеймсом на том злосчастном пиратском острове. Ладно, тост как тост. Никто не виноват, что его предложил Вир, а в каком-то смысле и этот библиотекарь служит короне. Оставалось ответить со всеми “Храни его Бог!” и приложить рюмку к губам. Тонкий аромат коснулся ноздрей. Наверно, не тортугская дрянь… Тем более не стоит. Не прослыть бы ещё французским шпионом, не желающим пить за Его Величество… Но что же теперь, устраивать себе второй запой, уже на имперском корабле, да ещё во вражеских водах? Следующий тост был за Англию. Почему-то на Ямайке он звучал иначе. Ностальгически? Казалось бы, здесь война близко, тост уместен… И даже предложил не Вир, а кто-то из лейтенантов. Что же не так? Но тем проще не пить. Он снова приложил рюмку к губам. Как скоро заметят, что она не пустеет? Что тогда сказать? «Случайно» опрокинуть на стол (после путешествия на «Чёрной жемчужине» труд полотёров воспринимался совсем по-другому)? Но, может, и не заметят? Все о чём-то спорят…

Адмирал вскоре понял, что не следит за нитью разговора. Точнее, не может уследить, даже будучи трезвым. Или как раз поэтому. Обсуждали какие-то бои и мятежи, до которых никому не было дела в колониях. Завязался идиотский спор, кто опаснее - враги или мятежники. Норрингтон надеялся отмолчаться: мало было лейтенанта Сеймура, так еще среди флотских офицеров присутствовал один армейский. Этот точно при случае напишет в штаб, если Сеймур своих сдавать постесняется. Не повезло: капитан, искренне смущаясь, что один из гостей всё время молчит, поинтересовался его мнением. Бедный Звёздный Вир, привык к всеобщему восхищению, может быть, и вправду думает, что разговаривать с ним уже большая радость, и уж, конечно, ему не приходит в голову, что кому-то может не нравиться библиотекарь в роли командира… Кто ему только корабль доверил… Впрочем, “Разящий”, при всём профессионализме экипажа, утонул, а это перекрашенное корыто, гружённое вот этой всей зеленью подкильной, плавает. А значит, надо мило улыбнуться и ответить то, что они хотят услышать. Что мятежники, конечно, опаснее. Вот только по ржавому якорю им в глотки.

- Полагаю, французы, господа. Мы не можем предотвратить их нападений, тогда как не допускать мятежа вполне в наших силах.