Считай звёзды

И сейчас я боюсь отправлять сообщения. И причина в том, что… Как бы вы сильно не были близки с определенным человеком, даже если это ваша родная мать, расстояние и долгое отсутствие контакта отдаляет, делает чужими. Чувство, когда вам не хочется навязываться, когда вы думаете, что навязываетесь — ужасно, ибо это тот человек, с которым вас столько связывает, который является вашей непосредственной частью, пускай им может быть просто друг детства, вы ощущаете примерно одно и то же.

Уже какой год подряд я чувствую нечто странное. Незнакомое ранее ощущение одиночества, и его не должно быть в моей жизни, ведь у меня есть всё. Да, звучит непонятно, но у меня есть отец, есть крыша над головой, продукты в холодильнике, друзья, поддерживающие меня в трудное время, но… Сложно выразиться. Вот она — я в данное мгновение моей жизни: сижу одна, в комнате. Вокруг тишина, но можно уловить смех и голоса с приятной музыкой, что льются с этажа ниже. За окном серое небо, накрапывает надоевший дождь, что сильно влияет на мое настроение. Охота улыбнуться, но кому? Пустоте рядом с собой? Как давно чувство одиночества стало моим товарищем, а я проигнорировала его появление в своем сердце?

Это внутреннее одиночество. Моральное. Вот, наконец нашла правильные слова, чтобы самой разобраться в том, что гложет. Вокруг меня много людей, я окружена ими, стараюсь вести социально активную жизнь, но при этом не чувствую себя настоящей. То есть… Я улыбаюсь, но на самом деле мне не хочется. Я смеюсь, но без желания. Я говорю и слушаю, но не думаю, что мне это нужно. И постепенно ты становишься этой фальшивой копией, уже на автомате ведешь себя так, как привыкло тебя видеть общество. Иногда мне не хочется говорить в присутствии друзей, хоть в этом и нет их вины, просто лично во мне что-то нехорошее. Иногда мне не хочется улыбаться отцу, учителям, кассирам, водителям автобуса и прочим людям, даже тем, кто не имеет к моей жизни никакого отношения, но я делаю это. На автомате. Словно привычка. Переступаю порог комнаты — уголки губ лезут вверх, и со стороны выгляжу счастливой, а вот внутри еле терплю желание, как следует ударить себя по лицу. Поскольку с каждым годом отвращение к этой маске растет, но ничего не могу с этим поделать. Те же самые «упыри». Они издеваются и травят шутки, а вместо правильной и уместной грубости показываю улыбку, мол, «ха-ха, да, забавно». Тошнит от себя.

Так что меня не должно поражать присутствие чувства внутреннего одиночества. Психологически — я одна. Просто одна. Сижу в комнате, и обо мне вспомнят, меня хватятся только в тот момент, когда от меня что-то будет требоваться. Никак иначе. Неприятно признавать, но даже друзья… Порой они ведут себя странно по отношению ко мне. Привыкли, что я никогда ни в чем не отказываю, поэтому очень удивляются, когда пытаюсь сказать «нет», но, слава Богу, в отличие от отца не начинают давить. Просто забивают.

Внутреннее одиночество — это не физическое состояние, когда у тебя нет друзей, семьи и того подобного. И глупо было бы начать терзать меня словами о том, что «у тебя всё есть». Плевала я на материальное. Мне нужно какое-то спокойствие внутри, чтобы убрать это гнойное ощущение воспаленнности в груди.

Закрываю крышку ноутбука, лежащего на кровати возле согнутых в коленях ногах. Ладонями тру лицо, громко выдыхая. На часах почти час дня, а я не покидала этаж, принимала только душ, но из-за болезни кушать не хочется. Нет нужды спускаться. Уверена, отец скоро зайдет, чтобы узнать, что со мной, но, очень надеюсь, что забота о здоровье Лиллиан полностью отключит его от реального мира. Помню, как-то в третьем классе, когда моя учительница узнала, что мама не живет с нами, она сказала: «Как ты отнесешься к тому, что у твоих родителей появятся новые семьи?»

Я ответила, что они всё равно будут любить меня больше, на что девушка с сожалением поморщилась, вздохнув: «Милая, когда люди расстаются, они не хотят иметь рядом ничего, что будет напоминать им о прошлом», — тогда, будучи ребенком, я даже не задумывалась, что речь может идти не только о вещах, которые отец в ярости выбрасывал. До сих пор не могу принять то, что общие дети разведенных родителей становятся обузами. Возможно, поэтому я так пытаюсь угодить во всем отцу. Боюсь, «надоем» ему. Но больше пугает мысль, что… Именно поэтому моя мама не связывается со мной. Она не желает иметь при себе остаток прошлого. Это дико, и я не принимаю подобное, как правду, поскольку они же взрослые. Они должны понимать, что ребенок — не вещь. От него нельзя избавиться.

Я боюсь остаться ненужной.

***

Пятница

Четверг — лучший день в моей жизни, несмотря на боль в горле и легкое головокружение. Я просидела в комнате, занималась… М, ничем, просто валялась, разбирала мамины нотные тетради и, кстати, нашла песни, которые она писала. Оказывается, она играет не только на пианино, но и на гитаре, думаю, отец выбросил инструмент, поэтому понятия не имела о подобном её влечении к струнам.

Мужчина не заходил ко мне, как и предугадывала, он весь день провел в кабинете с Лиллиан, надеюсь, ей помогли лекарства.

Утром пятницы я чувствую себя гораздо лучше, поэтому начинаю двигаться, и первым делом мне охота протереть пыль в комнате. Странно, что здесь довольно быстро она оседает на мебели, это мешает дышать ночью, плюс постоянно кажется, что чешется нос. Так что с легким чувством голода из-за отсутствия завтрака, хожу по комнате, тряпкой водя по комодам, полкам, вазам и горшкам. Хорошо бы еще по паркету пройтись и небольшой коврик выбить. Мы уезжаем завтра, и данный факт не может не радовать, прибавляя мне энергии и усиливая хорошее настроение.

Балконная дверь распахнута, впускает с улицы приятный аромат после дождя, небо голубое, с белыми облаками, иногда скрывающими собой солнце. Тепло. В такой день нет сил грустить или думать о плохом, и я рада, что выбралась из состояния пустоты, хотя хорошо понимаю, что это не конец. Ничего не исчезает из тебя просто так, и подобное состояние еще обязательно напомнит о себе.

А пока буду пользоваться временем моего психологического подъема.

Опускаюсь на колени, начав протирать пол. На часах двенадцать дня, никто обо мне не вспоминает, и… Я счастлива. Со стороны окна начинает тянуть никотином, поэтому встаю, пыхтя, чтобы на время прикрыть балконную дверь, но привлекает голос отца, поэтому пальцами касаюсь прозрачного стекла, немного поддавшись вперед. Ступаю босой ногой по деревянному балкону с перилами, выглядываю, замечая внизу в дворике мужчину и Дилана. Обычно парень курит здесь один, отец явно еще пытается наладить с ним отношения, вот только лицо О’Брайена не выражает особой заинтересованности в общении с мужчиной. Не слушаю то, о чем они говорят. Отец пытается прощупать почву, понять, чем увлекается этот тип, а в ответ получает только кроткие фразы, не блещущие избытком информации. Так что… Мужчина уходит, оставляя Дилана. Почему в случае со мной так не прокатывает?

Смотрю на макушку парня, подносящего сигарету к губам, и опираюсь ладонями на перила, замечая, как он пинает ногой шланг для полива растений. И да, я не горжусь той мыслью, что приходит в мою голову. Думаю, это мой собственный маразм, возникающий в здравом уме, когда этот тип в непосредственной близости. Оглядываюсь на таз с водой, что покоится на столе. Затем вновь смотрю на макушку парня, жующего кончик сигареты и пускающего дым. Опять на таз. На Дилана. На таз. На Дилана.

Уверена, О’Брайен прикончит меня, но, как он сам говорит: «Ради таких моментов стоит жить».

***

Ей в радость. Этим можно охарактеризовать настроение женщины, так как с самого утра Митчелл ничего не высказывает по поводу её стремления «зависнуть» на кухне, он даже какое-то время помогает, после чего уходит работать над книгой, прося её не нагружаться, ведь ближе к вечеру собирается свозить всех в кафе. Лиллиан слушает расслабляющее пение птиц за открытым окном, улыбается, нарезая овощи для легкого салата в качестве перекуса. Жалко, завтра придется ехать обратно в город, но самое тяжелое предстоит сообщить мужчине, ведь женщина не собирается перебираться без сына. Она не оставит его наедине с Шоном.