Страница 79 из 148
- Почему ты на него так смотришь? - спросил Брэдли.
- Да ведь это... - проговорил мальчик, сосредоточенно хмуря брови, это тот самый, Рэйберн!
Брэдли Хэдстон вгляделся в своего ученика не менее внимательно, чем тот вглядывался в молодого джентльмена.
- Простите, мистер Хэдстон, но меня удивило, что ему вдруг здесь понадобилось!
Хотя мальчик сказал это спокойным тоном и как ни в чем не бывало зашагал дальше, учитель не мог не заметить, что он оглянулся через плечо еще раз и что недоуменное выражение осталось у него на лице, а складка между бровями так и не разгладилась.
- Этот человек, кажется, не очень тебе нравится, Хэксем?
- Совсем не нравится, - ответил мальчик.
- Почему?
- В первую же нашу встречу он позволил себе дерзость - взял меня за подбородок.
- А это почему?
- Да просто так. Или потому - правда, это дела не меняет, - потому, что ему, видите ли, не понравилось, как я отозвался о своей сестре.
- Следовательно, он знает твою сестру?
- Тогда не знал, - ответил мальчик, все еще хмурясь.
- А теперь?
Мальчик так ушел в свои мысли, что вместо ответа только посмотрел рассеянно на мистера Хэдстона, и тому пришлось повторить вопрос. Тогда он кивнул головой и сказал:
- Теперь знает, сэр.
- Вероятно, идет сейчас к ней?
- Не может быть! - быстро проговорил мальчик. - Они слишком мало знакомы. Ну, только попадись мне там, любезный!
Они невольно прибавили шагу и некоторое время шли молча; потом учитель заговорил, сжав мальчику руку повыше локтя:
- Ты хотел что-то рассказать мне об этом человеке. Повтори, как его имя?
- Рэйберн, мистер Юджин Рэйберн. Называет себя ходатаем по делам, только по каким, неизвестно. Первый раз он явился к нам еще при жизни отца. По делу, правда, не по-своему, - своих у него нет, - а за компанию с приятелем.
- А потом?
- Потом он у нас побывал еще один раз. Когда мой отец погиб, этот Рэйберн оказался в числе тех, кто нашел его тело. Наверно, слонялся где-нибудь неподалеку и позволял себе вольности с чужими подбородками. Словом, рано утром он пришел к моей сестре с этим известием и привел с собой на подмогу нашу соседку, мисс Аби Поттерсон. Я прибежал домой только среди дня, потому что меня разыскали, когда сестра немножко пришла в себя и смогла послать за мной. Прибежал и увидел его около дома, а потом он куда-то исчез.
- И это все?
- Это все, сэр.
Продолжая шагать медленно, словно в раздумье, Брэдли Хэдстон разжал пальцы, сжимавшие руку мальчика. Потом, после долгого молчания, заговорил снова:
- Я полагаю... сестра твоя... - странная пауза предваряла и сопровождала последние два слова, - не умеет читать?
- Можно сказать, что нет, сэр.
- Наверно, безропотно покорилась отцовскому запрету? Я ведь помню, как было с тобой. Тем не менее... твоя сестра... и по виду и по разговору не похожа на неграмотную.
- Лиззи девушка умная, мистер Хэдстон. Ума у нее, пожалуй, даже слишком много для неученого человека. Я, бывало, когда еще жил дома, называл нашу жаровню ее книгой, потому что, глядя на огонь, Лиззи любила фантазировать, и иной раз слушаешь и удивляешься, так все складно получалось.
- Я этого не одобряю, - сказал Хэдстон.
Мальчик несколько удивился столь неожиданно резкому и горячему заявлению, но счел это доказательством заинтересованности учителя в его личных делах. Ободренный этим, он сказал:
- Я все никак не мог поговорить с вами начистоту, мистер Хэдстон, да и сегодня меня задело, когда вы первый о ней начали. А вдруг и на самом деле, если я оправдаю ваши надежды и выйду в люди, она... не то что опозорит меня - тут ничего позорного нет... Но вдруг о ней узнают?.. Не придется ли мне краснеть за сестру, хотя я от нее ничего кроме добра не видел?
- Да-а, - машинально протянул Брэдли Хэдстон, потому что мысли его были заняты совсем другим. - Надо подумать вот о чем. Что если найдется человек, пробивший себе дорогу в жизни, - человек, которому понравится... твоя сестра... и который со временем даже захочет жениться на... твоей сестре... Вообрази, как прискорбно и как тяжело ему будет, если, презрев неравенство положения и другие препятствия, он почувствует все же, что неравенство между ними осталось в полной силе.
- Вот и я так думаю, сэр.
- Да, да, - продолжал Брэдли Хэдстон, - но ты брат. А я имею в виду более серьезный и более сложный вопрос, потому что жених, супруг свяжет себя с ней по доброй воле и, кроме того, будет вынужден объявить об этом во всеуслышание, чего брат может избежать. Ведь в конце концов ты не волен в таком родстве, а про супруга скажут: что ж, вольному воля.
- Вы правы, сэр. После смерти отца Лиззи сама себе хозяйка, и я теперь часто думаю, что такая девушка может подготовиться за самое короткое время. А иной раз мне даже приходило в голову... если попросить мисс Пичер...
- Для этих целей я не стал бы рекомендовать мисс Пичер, - не дал ему договорить Брэдли Хэдстон, и в голосе его послышались прежние, весьма решительные нотки.
- Может, вы будете так добры и сами об этом подумаете, мистер Хэдстон?
- Да, Хэксем, да. Я подумаю. Хорошенько подумаю. Непременно подумаю.
С этой минуты они не обмолвились почти ни словом и вскоре подошли к зданию школы. В одном из маленьких окошек мисс Пичер, похожем на игольное ушко, горела свеча, и в уголке около окошка, глядя на улицу, сидела Мэри-Энн, а мисс Пичер прострачивала за столом аккуратно скроенное по выкройке платье, которому предстояло облечь ее формы. Нотабене: ни сама мисс Пичер, ни ученицы мисс Пичер не встречали особого поощрения со стороны властей в столь ненаучном занятии, как рукоделие.
Не отводя глаз от улицы, Мэри-Энн подняла руку.
- Да, Мэри-Энн?
- Мистер Хэдстон вернулся, сударыня.
Через минуту Мэри-Энн снова подняла руку.
- Да, Мэри-Энн?
- Вошел в дом и запер за собой дверь, сударыня.
Мисс Пичер подавила вздох и, складывая работу, так как пора было идти спать, вонзила в ту часть корсажа, которая пришлась бы как раз над ее сердцем, острую-преострую иглу.
ГЛАВА II - Все еще о педагогике
Хозяйка дома, она же кукольная швея и поставщица нарядных перочисток и подушечек для булавок, сидела в своем чудном низеньком кресле, напевая в темноте, до самого возвращения Лиззи. Хозяйка этого дома заслужила столь высокое звание еще в самом нежном возрасте, потому что она была единственным положительным человеком в этом доме.