Вне имён

Дело пойдёт, дело пойдёт!

Нет ни дворян, нет ни попов,

Дело пойдёт, дело пойдёт!

Равенства взлёт, равенства взлёт...

Песню подхватили и в противоположном углу кабака:

- Дело пойдёт, Дело пойдёт!

Аристократа верёвка найдёт.

Дело пойдёт, дело пойдёт,

Аристократов повесит народ,

И не взирая на их пол,

В каждый их зад загоним мы кол.

"Вот уж...Чистая поэзия", - горестно подумал граф.

- Каблуки сбейте или отломайте. Не в почете ныне каблуки в Париже. И наденьте фригийский колпак, - послышался шепот неподалеку. За соседний столик только что присели двое. Возможно, господа; один - переодетый в простого матроса, другой - в дорожном костюме; явно издалека.

Мимо прошли, закрывая обзор, ещё двое.

- Дело вовсе не в новизне и поступательном движении истории. Всё уже было когда-то: мятежи, бунт, демократия... Если вспомнить античную историю..., - говорил один из них, по виду - бывший библиотекарь или архивариус, с воспаленными, красными глазками, чуть-чуть сутуловатый.

- К черту античную историю!

- К черту, аббат!

- Для меня теперь - лишь Руссо кумир. С его точки зрения, каждое время должно осмыслить мир заново, с нуля. Руссо о чем толкует? Не надо человеку никакого воспитания! Назад, к природному естеству...

Они прошли мимо. От смрада, гари, винных паров графу внезапно стало дурно.

"Вот оно, пресловутое природное естество", - отметил он про себя, глядя на бардак вокруг.

- Именем Революции, в Париже карты запрещены, - гаркнул где-то сзади бравый молодчик. Здоровенный детина, он опрокинул затем стол, на котором самые веселые дамы заведения уже танцевали новый, модный танец, высоко задирая ноги.

Раздался грохот и визг; затем, кто-то влепил бунтарю затрещину, и несколько человек оттащили пьяного в дальний, пустой угол.

Мрачный старик с бесцветными, уксусными глазами, подняв с полу несколько упавших нераспечатанных колод, преспокойно и безэмоционально кинул их на стол.

- Окстись, дурень! - кто-то хлопал по щекам деревенского детину в углу. - Зря только рвение свое проявил; по пустому силы не трать, еще пригодятся. Мы здесь всегда играем колодами, заказанными художнику Делакруа самим Маратом! Это карты, где нет королей. Вместо дам - Свобода, Равенство, Сила...

- Хороши дамочки? - услышав это, гыкнул кто-то.

- А десятку бубен я зову Вольтерчик, - сообщил всем средних лет, слегка седеющий, мужчина с военной выправкой.

- Сыграем в штоф! Кто составит мне партию? - проорал здоровяк с пышными усами.

- Здравствуйте, граф, - посланник подошел незаметно, и уже присел рядом. Явился тот, кого он долго ожидал, сидя здесь. Кто бы еще, на ухо, назвал его графом?

- Играете сегодня? - продолжил посланник после его приветственного кивка. Человек без возраста, в невзрачной, но добротной одежде, он теперь нарочно не смотрел на графа.

- Нет, милейший. Что-то нынче не расположен. Да и выигрыши мои слегка... М-м... Преувеличены молвой.

- Не думаю. Играете вы знатно. Кстати, зачем вы в Париже?

- Об этом поговорим после.

- Думаю, что я в курсе. Но, знаете ли, эпоха отчаянных приключений, совершаемых инкогнито, людьми знатными и талантливыми... Как мне кажется, подходит к концу. И скоро мы не встретим этого явления.

- Почему?

- Колесить по всей Европе и даже за её пределами - станет не безопасно. Труднее будет пересекать границу. Даже господам, - прибавил он последние слова шепотом, снова приблизив лицо к его уху. - А во-вторых... Слишком много становится бандитов и грабителей. С ними не договоришься. И они не вступают в тайные общества, служащие на благо людям. А еще, теперь именно воры и бандиты хорошо закрепляются в этом мире; потому, они получат власть и все должностные полномочия. Непременно получат.

- Ну... Зато теперь будут свобода, равенство, братство...

- Знаете, они уже переросли в разбой на улицах, осквернение кладбищ, надругательство над могилами и черные мессы... Если не играете, граф, то нам пора уходить. Ваш стакан пуст.

- Я еще не убедился в том, что вы и есть посланник... Назовите имя.

- Не надо имен. Я - именно тот, кто вам нужен, - с этими словами, незнакомец незаметно, под столом, передал графу кольцо. Тот внимательно и сурово рассмотрел его и протянул владельцу. Кольцо было ему знакомо и, вне всяких сомнений, было настоящим.

- Не возвращайте, - посланник зажал его руку с кольцом. - Это передали вам. На память. У наших... больше нет никакой надежды на её спасение. Попытки были так неудачны... Они только приблизили казнь. Которая состоится уже скоро, - лицо посланника выражало боль и отчаяние.

- Знаете, что самое страшное в революциях, бунтах, войне? - спросил он так же тихо.

- Что?

- Они убивают веру. Не только в бога, но и в человека. В людей. Цель наших противников - так называемое "равенство". Только, это не означает, что они поднимут слабых до сильных, бедных до богатых, глупых до умных или злобных до сочувствующих... Нет, это означает, что всех втопчут в навоз, в грязь... Все станут равным, безмозглым и тупым стадом. Вот истинная их цель. Только так... Можно сделать людей одинаковыми.

- Действительно, нам пора уходить. Кажется, на нас обратили внимание..., - остановил граф посланника, который увлекся беседой.

- Пойдемте...

На улице, под темным небом, на котором уже зажглись самые яркие звезды, они поспешно завернули за угол, спрятались где-то под окнами, в непроницаемо-черной тени деревьев. Видели, как прошли незнакомцы, что вышли вслед за ними, явно устремляясь в погоню. Переждав некоторое время, граф и посланник отправились в противоположном направлении. Снова осторожно миновав кабак, свернули на другую улицу, поплутали немного по городу. Убедились, что слежки уже не было.

- У вас можно будет остановиться на несколько дней? - спросил граф своего спутника.

- Да. Но это было бы слишком для вас опасным. Лучше уезжайте, и сегодня же. Мы всё подготовили. Переждите только эту ночь. Я знаю одно надежное место. Ночью в Париже стало особенно опасно. Я знаю, граф, что вы смелый человек, но зачем рисковать, если в этом нет никакого смысла... Золотая молодежь гуляет по ночам по всем кладбищам, а людей здесь хватают, в любое время суток и по малейшему поводу. А если прознают, что вы - иностранец... Любой иностранец - в расход идет, без вопросов. Дождитесь утра, и поезжайте. Мы купили проездные документы у одного из сподвижников покойного Марата; дали ему взятку. Сказали, что будет вывезена какая-никакая старая мебель и картины... Здесь, сейчас, ничего не имеет цены. В общем, вам надо с обозом и вещами как можно скорей выехать за пределы Парижа... Там вас встретят и проводят. До самой границы.

- Она... Что-нибудь передала мне? Кроме кольца...

- Да. Просила, ради всего святого, не пытаться ей помочь. Просто вывезти всё, что было ей так дорого, и что до сих пор имеет для неё ценность. Это самое большее, что вы сейчас сможете сделать для её семьи.

- И... всё?

- И ещё... Не сейчас, а чуть позже... Она просила вас применить все силы, все тайные пружины, всю дипломатию - и спасти её дочь. Или, если той удастся выжить, увезти её тайно; раздобыть другие документы, спрятать её где-нибудь, у надежных людей. Быть может, в России.

*

Неназываемый усмехнулся спокойной, но горькой улыбкой. И решил уж лучше подумать о "зеленой собаке". Действуя интуитивно, он не ошибся в преемнике. Отдавая свое дело в руки Николая, а теперь еще и Артема, он был совершенно спокоен за жителей своего дома. Да, увидеть зеленый луч - должно быть, к счастью... Есть такая примета.

Рядом, в соседней комнате, спала Фанни. На столе лежала тетрадь Схимника: должно быть, она читала её.

Он встал, подошел к старому шкафу, и достал портрет, купленный почти за бесценок у одного из сторожей Эрмитажа. Всё равно, он валялся там в запаснике, никому не нужный.