Вне имён

Ей стало страшно. Но главное, что ей было сейчас нужно - это ветер, и свежий воздух. Немедленно, поскорей вырваться отсюда! Иначе её, наверное, прямо здесь и сейчас вывернет наизнанку, вытошнит зелёными соплями... Неужели, это именно так, совсем не эстетично, выходит ушедшая любовь? Тошнотворный клубок, сформировавшись, как показалось, в сердце, застыв болью, стал подниматься вверх, к горлу, стало муторно и противно.

Входная дверь квартиры была закрыта лишь на цепочку. Сняв её, Маша открыла дверь и вышла на лестничную площадку.

Ледяной злобой саднило сердце. Комок боли, что подступил к самому горлу, вырвался наружу. Вдобавок ко всему, вырвало её прямо на лестницу. А потом она услыхала снизу шаги и голоса... Сюда поднимались. Маша глянула вниз, вглядываясь в лестничные пролеты, и разглядела двух мужчин. А ей абсолютно не хотелось сейчас кого-либо видеть. Потому, вместо того, чтобы теперь спускаться, Маша спешно устремилась по лестнице вверх...

Уже сверху, она услышала, что незнакомцы звонят именно в ту квартиру, которую она только что покинула. Их грубые, громкие голоса донесли до девушки смесью матерных выражений.

Тем временем, вскоре она была на верхней площадке лестницы незнакомого дома. Тупик заканчивался дверью: выходом то ли на крышу, то ли на чердак. Никакого замка на дверях не было. Маша рванула на себя эту дверь со злобным остервенением: "Вот и всё. Это - конец наших с ним отношений... Но - почему так гадко на душе? Будто, я разбиваю кому-то сердце, предаю давнего друга. Будто, совершается что-то непоправимое, и мир разбивается на кусочки, а вся моя жизнь - вдребезги... Вот и всё... С этой пустой и полутёмной площадки, где нет квартир, дверь ведёт, скорее всего, на крышу... Прыгнуть?". Шальная мысль в миг отчаянья...

За незапертой железной дверью оказался тёмный, захламлённый чердак. Совсем неподалёку, в маленькой постройке, заключённой во внутренности чердака, была лифтёрная. С изображением черепа и красной молнии на двери. Над дверью лифтёрной тускло светила всё же не выбитая и не скрученная лампочка. Мотор внутри пустоты за железными дверями в это время загудел и заскрежетал: наверное, лифт в доме был очень старый. Маша вздрогнула от громкого звука.

Она прошла вглубь чердака и присела неподалёку, за старой деревянной балкой или перегородкой, на старый ящик. Здесь, в глубине, было темно. Напротив неё были разбросанные фанерные коробки и куча битой штукатурки. На них падал свет от тусклой лампочки, освещая также пустые бутылки, окурки, пустые пачки из-под сигарет, использованные одноразовые шприцы. Судя по мусору, здесь, на чердаке, собиралась местная шпана. Но Маше сейчас было всё равно. Она сидела и тихо плакала, сдерживая бурные рыдания, но не сдержав слёзы. Непрошенные, они всё стекали и стекали по лицу потоками, и, отрываясь, падали на куртку.

"Вот так. Всё банально и до одури прозаично. Как там, в поговорке? Все бабы - дуры, мужики - сволочи, и счастье только в труде?"

Незаметно грустные и циничные мысли сменились беспощадными воспоминаниями о тех моментах жизни, в которые она безнадёжно и неумолимо в кого-нибудь влюблялась. Эти воспоминания разных встреч промелькнули в её сознании в считанные минуты, но принесли не облегчение, а затаённую грусть и ещё большую безысходность. Пронеслись мимо, не оставив следа в её жизни, маленькие увлечения, которые увенчались любовью к Николаю. На этом и остановилась теперь память, рисуя картины их первой встречи.

Познакомились они почти случайно. Маша тогда, как и сейчас, была студенткой биофака. Она приехала из провинции, жила в общежитии. А Николай был коренным петербуржцем...

К тому времени, она уже знала, что Питер - город замкнутых одиночеств. И, в то же время, город страстей, чувств и размышлений. А ещё, сплошных и скорбных обсуждений этих страстей, чувств и размышлений, - повсеместно, везде, со всеми: от лучших подруг и друзей до случайных прохожих. Питер предстал Марии именно таким... Городом, переполненным до краев чувствами, не выраженными внешне эмоциями, подавленными в себе талантами. Городом не свершившихся, но великих надежд.

Об этом плакали и кричали стены, об этом шептались и пели люди. Это чувствовалось везде. Одиночество рыдало в постелях длинными и тихими ночами, в комнатах, напоминающих своею пустотой гробы. Или же, наоборот, собралось на общих кухнях, под дым сигарет, кофе и пиво, и песни под гитару хором, на застольных вечеринках. Всё было переполнено невысказанными и невыраженными чувствами... Ввысь, к далёким мирам и созвездиям, уносились несбывшиеся мечты и воспоминания былого, и, чем большим было реальное расстояние между людьми, тем сильнее были затаённые страсти, и громче музыка эмоций.

И чем больше было запретов, подавлений, тотального контроля и репрессий - тем ирреальней мечты, сильнее подавляемые чувства. Тем безнадежней невысказанная боль, отравляющая пространство несбыточностью и безутешной безысходностью. Особенно задыхалась молодежь...

Отстуканные на клавиатуре компьютеров или нарисованные кривым росчерком на сенсорном экране опусы-дневники, плавающие на просторах Глобального Общего Сознания, тоже, в довольно большом проценте от всего русскоязычного интернета, принадлежали питерцам.

А в последние годы, благодаря появлению ЭМЧ - то есть, как бы переводу некоторых человеческих личностей в "электронный вид" и "проживанию" подобных личностей в системе интернета, - Глобальное Общее Сознание (как некоторые теперь называли интернет) еще более поглотило в себя интеллектуальный мир. Интелы, объединенные в Электронную Модель Человечества - это реальность. Вне зависимости от того, нравится ли это реальному, физическому человечеству. И, входя в интернет, отдельные физические лица неизбежно соприкасаются теперь с миром ЭМЧ, поскольку интелы - часть Интернета, а интернет - вмещает их в себя.

Такое положение дел в некоторой степени сделало обыкновенных людей - людьми второго сорта, когда они находятся в информационном мире. Постоянные обитатели наиболее продвинуты в нем, и у них больше времени... Бесконечно больше. Потому, они зачастую относятся к физическим людям, как к братьям своим меньшим.

Что вызвало бунт некоторых представителей реала, их протест против вечного просиживания за компом всего свободного времени. Появились "нью-натуралы", декларирующие любовь к "натуральным" посиделкам и вечеринкам "вживую", а также к выездам на природу, спорту и танцам, к чтению бумажных книг и театральным кружкам. Нередко среди нью-натуралов встречались и весьма экзотические культы: нео-язычество, различные эзотерические движения, и даже так называемые "сетеборцы", которые объявили интелов прислужниками дьявола, поскольку они, по их мнению, не имели души.

Вот на одной такой вечеринке, организованной для культивации живого общения среди уравновешенных физических представителей человечества, без нью-натуралов, и привелось случайно оказаться Маше. Подобные вечеринки всё равно устраивались посредством приглашения к себе в гости через интернет. Собирались фрэнды, ещё не состыкованные в реале, и даже вовсе не знакомые люди, которые откликались на объявление о встрече.

Маша в этот день не собиралась попадать на большую тусовку. Просто, её тётка, петербурженка, которую она звала просто Светкой и которая была старше неё всего на десять лет, потащила её с собой. На подобную вечеринку саму Светку зазвала ещё более сумасшедшая подруга. К тётке Мария зашла случайно: бродила по Питеру, и заглянула мимоходом. Она застала Светку, даму с резкими, угловатыми чертами фигуры и с вечной косой длинной чёлкой, выкрашенной в фиолетовое, уже в коридоре. Светка красила тушью ресницы перед большим старинным зеркалом в резной деревянной раме. Она уже собиралась в гости.

- Пойдём со мной, матрона! - предложила она довольно бесцеремонно: это было полностью в её стиле. - Посидишь, поглазеешь. Может, с парнем каким познакомишься. Пора уже!