Синие берега

Снова ракета, слишком яркая, затяжная, черт возьми. Но и она погасла. Казалось, в небе спрятались молнии, и вот-вот новая вспышка хлынет на воду и раскроет плот. В ночь опять врезался холодивший душу свет. Андрей увидел: мины накрыли двигавшийся слева плот. Плота не стало, ушел в воду. Лодка, одна из двух, шедших со стороны горевшего моста, разлетелась вдребезги. "Мало кто спасется. - Андрей слышал гулкое биение сердца. - А может, и никто". Что делать? Что делать? Это, наверное, и есть высшая степень страдания, когда в минуту смертельной опасности не можешь помочь тем, кому обязан помочь.

Вокруг билась ночная дикая вода.

В голову ни с того ни с сего урывками набегали из давнего далека пустяки какие-то, затаенные в краешке памяти, - все та же речная коса с белым берегом и синей водой... запертая на ночь калитка на Адмиральской двадцать три, и он с Танюшей у этой запертой калитки... И еще что-то, и еще что-то, и еще, случайное, возникало навязчиво, без связи. Чушь какая-то! - отбивался Андрей. - Забыть, забыть. Навсегда. Но ему так и не удавалось забыть то, что надо забыть. Как ни старался.

А ракеты светили, светили; похоже, зажглись навечно.

Там, на середине реки, течение было быстрое, крутились воронки, вода неслась гребешками.

Пулеметы продолжали стучать. Снова ударили минометы. Андрей опять подумал: "Никто не спасется". И ничем, ничем, никому не может он помочь. Через минуту, через секунду он тоже пойдет ко дну. Такой огонь! Такой огонь!

Пережить бы это, пережить бы, и тогда ничто уже не будет страшно, ничего худшего уже не будет, никогда, все пойдет хорошо, честное слово, внушал себе Андрей, словно от него самого зависело, останется ли жить. Потом, когда-нибудь, если он все-таки выживет и все это отойдет в прошлое и успокоится, ночь эта не будет казаться ему правдой, он усомнится, было ли это на самом деле. По-другому увидятся ему и губительная глубина под ним, и надежда, самая неясная на свете и в то же время самая сильная, без которой умер бы тут же, сразу. Почему-то подумалось: "Хорошо, что происходит это ночью. Днем было бы труднее. Днем особенно хочется жить..." Добраться б до берега, добраться б до берега. Но - мины, пулеметы, ракеты. Столько возможностей умереть, и так мало шансов выжить. А может быть, кто-нибудь и доберется до берега...

Андрей смотрел на воду, он не представлял себе, что под светом она такая черная, пугающая. В ушах все еще стоял тяжелый гром рухнувших ферм и перекрытий моста, перед глазами - роты, двигавшиеся к новому рубежу обороны, он дал им возможность оторваться от противника. Сознание выполненного долга вытеснило все остальное.

Он подумал о Марии. Стало ее жаль. Как ей, девчонке? В такой попала переплет...

- Мария... - негромко позвал.

На плоту шевельнулась темнота:

- Вам помочь, лейтенант? Рана?

Андрей забыл, что бинт охватывал плечо.

- Страшно?

Марии было страшно, но, стараясь придать голосу бодрость, сказала:

- Не очень. Нет.

- Держись крепче, не выпади, смотри.

- Не выпадет, - отозвался Данила. - А мы с Сашком зачем?..

Саша положил руку на плечо Марии, и рука ощутила, как по телу девушки пробегает дрожь. Он набросил на нее плащ-палатку, чтоб дрожь унялась.

Мария доверчиво уткнулась лбом в его плечо и замерла. Она чувствовала рядом длинное, вытянувшееся тело Саши и как спокойно дышал он, словно выскользнул из этого ада и страшиться ему было нечего.

- Сашенька... - бормотала Мария, прижимаясь к нему, будто рвалась туда, где он, по другую сторону опасности. - Сашенька...

- Не бойся, Марийка. Марийка... Ну не бойся! - как бы слышал Саша тревожный стук ее сердца.

Для молчаливого Саши, знала она, это было много, и благодарно коснулась губами пахнувшего потом и порохом мокрого рукава его гимнастерки.

- А самолетов не будет, Сашенька, миленький?

- Самолетов?.. Не будет. Самолетов не будет.

- Не будет? - Странно, мысль о самолетах беспокоила Марию больше, чем огонь, рвавшийся вокруг.

У нее было такое ощущение, будто все еще находится в гибнущем городке и лежит рядом с убитой девочкой с розовым бантиком на окровавленной головке, рядом с бездыханным милиционером, которому мешала кобура на боку, рядом с Леной, Ленкой, Леночкой; это опять предстало с ясной живостью, и она увидела улицы в пламени, горящие машины, и того чернявого красноармейца, перематывавшего обмотку на ноге другого, раненого красноармейца, и ставшие ненужными вещи, разбросанные на тротуарах.

Сбоку лопнула мина. Плот накренился, Мария захлебнулась водой и снова почувствовала себя на реке.

Андрею подумалось: обойти эту ночь, переправу эту через реку, ужас этот он не сможет никогда. Если останется жить. Но разве можно остаться в живых? Он весь сжался: опять тупой и сильный удар, и вода опять вскинулась и залила плот.

И - ракета! В ее неестественном свете Андрей увидел только что покинутый бойцами берег.

Он повернул голову. Тот, другой, левый берег не приближался, словно плот, не двигаясь, колыхался на воде.

- Да гребите же! - понукал он Петруся Бульбу и Валерика.

- Раз! - всей силой напрягался Петрусь Бульба, толкая шест.

- Раз! - отталкивал шест Валерик.

Ракеты погасли.

И все перестало существовать, только мрак и бурлившая под шестами вода.

Андрей прерывисто дышал. Сердце уже ничего не могло в себя принять, даже надежду, даже радость, если б была возможна радость.

Черная река. Черный воздух. Черный воздух прошивали длинные трассы огненных пуль. Андрей обернулся назад: горел город и небо над ним горело, зловеще багровое. Красная ночь еще страшнее черной ночи, с содроганием подумал Андрей. "Нельзя, нельзя, чтоб они победили. Совсем нельзя. Нельзя. Их победа - это еще одна война. А может, и не одна... Видят же люди, больше чем когда бы то ни было, что такое война! Не может же все это уйти в ничто, исчезнуть, ничему не послужить!.."

Над плотом, над головой, висела холодная звезда, та самая, что стояла над ротным командным пунктом, другая звезда сверкала левее, как раз на дороге к высоте сто восемьдесят три, помнил Андрей. Достичь бы берега! Только достичь берега, большего и не нужно.

- Раз!..

- Раз!..

- Раз...

Петрусь Бульба, Валерик гребли натужно, но плот, казалось, двигался медленно, почти стоял на месте.

Андрей поднялся на колени, потом встал на одну ногу, на другую. Плот покачивало.

- Валерик, вместе давай! - Андрей ухватил шест повыше рук Валерика. Давай!..

Все равно, вода была сильнее, она не поддавалась, будто сдерживала плот.

В первое мгновенье Андрей не мог сообразить, что произошло. Потом понял, плот тупо уткнулся в невидимый берег.

Справа, слева хлюпала вода - причаливали плоты, лодки, подплывали те, кто переправлялся на бревнах, на досках...

Андрей шагнул вперед. Не верилось, что не лежит на плоту, что под ногами земля, мокрая, бугристая, неспокойная, а земля. "Ну, теперь точно, ничего худшего, чем то, что было, не будет, все пойдет хорошо, честное слово", - твердо говорил себе Андрей.

Слышно было, к берегу прибилась лодка, потом другая, потом шурхнул у прибрежного песка плот. И еще слышно было, кто-то грузно выходил из воды. Кто-то упал, поднялся, ступил на песок. Бойцы переводили дыхание, ежились, с них стекала вода, колючая и холодная.

Мысли Андрея были уже о дороге к высоте сто восемьдесят три, о комбате. Все, что несколько минут назад одолевало его, почти одолело, сгинуло, словно и не было вовсе.

Но сердце все еще колотилось, не могло уняться. Андрей прижал руку к груди - не помогло: в груди стучало, стучало.

- Слушай мою команду! - услышал он себя. - Быстрее выбираться! Быстрее! Прямо и в лес! - Голос его снова обрел твердость. - Бе-гом!..

К нему вернулись воля и решимость продолжать жизнь, какой бы трудной она ни была.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Немцы уже вышли к правому берегу. Андрей понял это по долгим пулеметным строчкам, летевшим с откоса. "Немцы у самой воды". Пули ссекали ветки с невысоких прибрежных сосен, возле которых рота выходила из реки. Ветки падали на голову, валились под ноги. Андрей зацепился за слетевший сук и чуть было не упал.